Но в конце письма была приписка:
«Я передумал. Мой отъезд откладывается».
Кристоф всецело доверял Грации; он посвящал ее в самые тайные, самые сокровенные свои мысли. И тем не менее был уголок в его сердце, ключ от которого он никому не давал: то были воспоминания, принадлежавшие не только ему, но и тем, кого он любил. Так, он молчал обо всем, что касалось Оливье. Это была не нарочитая сдержанность. Он просто не находил слов, когда собирался рассказать Грации об Оливье. Ведь она не знала его…
И вот как-то утром, когда он писал письмо своей подруге, в дверь постучали. Он пошел отпирать, ворча, что его беспокоят. Мальчик лет четырнадцати-пятнадцати спрашивал господина Крафта. Кристоф принял его неприветливо. Это был блондин с голубыми глазами, с тонкими чертами лица, невысокий, худенький, державшийся прямо. Он молча и слегка смущенно стоял перед Кристофом. Но вскоре овладел собой, вскинул на Кристофа свои ясные глаза и стал с любопытством его рассматривать. Кристоф улыбнулся, глядя на это прелестное личико; мальчик улыбнулся тоже.
— Итак, что вам угодно? — спросил Кристоф.
— Я пришел… — заговорил мальчуган.
Он опять смутился, покраснел и умолк.
— Я вижу, что вы пришли, — смеясь, сказал Кристоф. — Но объясните, зачем? Вы меня боитесь?
Мальчик снова улыбнулся, покачал головой и сказал:
— Нет.
— Превосходно! В таком случае скажите мне, кто вы такой.
— Я… — начал мальчик и опять запнулся. С любопытством разглядывая комнату Кристофа, он вдруг увидел на камине фотографию Оливье. Кристоф машинально следил глазами за его взглядом.
— Ну! Смелей! — подбодрил его Кристоф.
— Я его сын, — сказал мальчик.
Кристоф вздрогнул; он вскочил, обнял мальчика за плечи, привлек к себе, потом снова упал на стул, крепко прижав к себе, так что лица их почти соприкасались. Кристоф смотрел на мальчика, смотрел и повторял:
— Малыш… бедный малыш…
Он обхватил его голову руками и стал целовать его лоб, щеки, нос, волосы. Мальчик, испуганный и пораженный таким бурным проявлением чувств, попытался вырваться из его объятий. Кристоф отпустил его. Он закрыл лицо руками, прижался лбом к стене и стоял так несколько мгновений. Мальчик отступил в глубь комнаты. Кристоф поднял голову. Лицо его было, спокойно; он взглянул на мальчика и ласково улыбнулся.
— Я испугал тебя, — сказал он. — Прости… Видишь ли, это потому, что я очень любил его.
Мальчик еще не пришел в себя и молчал.
— Как ты похож на него!.. — сказал Кристоф. — И все-таки я не узнал бы тебя. В чем же разница?
Он спросил:
— Как тебя зовут?
— Жорж.
— Верно. Припоминаю. Кристоф-Оливье-Жорж… Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
— Четырнадцать! Неужели прошло уже столько времени?.. А мне кажется, это было вчера — или во мраке веков… Как ты похож на него! Те же черты лица. Те же — и все-таки иные. Тот же цвет глаз, но глаза не те. Та же улыбка, тот же рот, но другой голос. Ты крепче его, держишься прямее. Лицо у тебя более округлое, но краснеешь ты совсем как он. Подойди, сядь, поговорим. Кто послал тебя ко мне?
— Никто.
— Ты пришел ко мне по собственному желанию? Но откуда ты знаешь меня?
— Мне говорили о вас.
— Кто?
— Моя мать.
— А! — сказал Кристоф. — А она знает, что ты пошел ко мне?
— Нет.
С минуту Кристоф молчал, а затем спросил:
— Где вы живете?
— Недалеко от парка Монсо.
— Неужели ты пришел пешком? Да? Расстояние немалое. Должно быть, устал?
— Я никогда не устаю.
— Вот это мне нравится! Покажи-ка мускулы.
(Он пощупал их.)
— Ты крепкий малый… А почему тебе пришло в голову навестить меня?
— Папа любил вас больше всех.
— Это сказала тебе она? (Он поправился.) Твоя мама тебе это сказала?
— Да.
Кристоф усмехнулся. «И она тоже… — подумал он. — Как все они любили Оливье! Отчего же они этого не показывали?..»
— Но почему ты так долго собирался? — спросил он.
— Я хотел прийти раньше. Но я боялся, что вы не захотите меня принять.
— Я?!
— Несколько недель назад, на концерте Шевильяра, я случайно увидел вас; я сидел с матерью, нас разделяло всего несколько кресел; я поклонился вам; вы искоса посмотрели на меня, нахмурились и не ответили.
— Я посмотрел на тебя?.. Бедное дитя! И ты мог подумать?.. Я просто не заметил тебя. У меня плохое зрение. Вот почему я хмурюсь… Значит, ты считаешь меня злым?
— Я думаю, что вы умеете быть злым, когда захотите.
— В самом деле? — спросил Кристоф. — Но раз ты думал, что я не захочу тебя принять, как же ты все-таки решился прийти?
— Я хотел вас видеть.
— А если бы я тебя выгнал?
— Я бы этого не допустил.
Он сказал это с решительным видом, смущенно и вызывающе.
Кристоф расхохотался; засмеялся и Жорж.
— Чего доброго, ты выгнал бы меня самого!.. Ишь, какой бойкий!.. Нет, ты совсем не похож на отца.
Живое лицо мальчика помрачнело.
— Вы находите, что я не похож на него? Но ведь вы только что сказали!.. Вы думаете, что он не любил бы меня? Значит, и вы меня не любите?
— А что тебе до того, люблю ли я тебя?
— Это для меня очень важно.
— Почему?
— Потому что я вас люблю.
За одну минуту на его лице — в глазах, в уголках рта — сменилось с десяток самых разнообразных выражений; так тени облаков, подгоняемых весенним ветром, проносятся в апрельский день над полями. Кристоф испытывал радость и наслаждение, глядя на мальчика и слушая его. Ему казалось, что с него свалилось бремя прежних забот; тяжелые испытания, страдания его и Оливье — все было забыто; он снова возрождался в юном отпрыске Оливье.
У них завязался разговор. Жорж до последнего времени совершенно не знал музыки Кристофа. Но с той поры, как Кристоф вернулся в Париж, он не пропустил ни одного концерта, где исполнялись его произведения. Когда он говорил об этом, лицо его оживилось, глаза заблестели, он смеялся и чуть не плакал, он походил на влюбленного. Он признался Кристофу, что обожает музыку и тоже хотел бы стать композитором. Но, задав ему несколько вопросов, Кристоф убедился, что мальчик не знает самых элементарных вещей. Он осведомился об его ученье. Молодой Жанен посещал лицей; он беспечно заявил, что не принадлежит к числу первых учеников.
— По какому предмету ты учишься лучше — по литературе или по математике?
— Пожалуй, ни по тому, ни по другому.
— Но почему? Почему же? Разве ты лентяй?
Жорж расхохотался и сказал:
— Должно быть!
Затем добавил доверительно:
— И все-таки я прекрасно знаю, что это не так.
Кристоф не мог удержаться от смеха:
— Так почему же ты не занимаешься? Разве тебя ничто не интересует?
— Наоборот! Меня все интересует.
— Тогда в чем же дело?
— Все интересно, не хватает времени…
— У тебя не хватает времени? Чем же ты, черт возьми, занят?
Жорж сделал неопределенный жест:
— Разными вещами. Я занимаюсь музыкой, спортом, хожу на выставки, читаю…
— Тебе полезнее всего было бы читать учебники.
— В учебниках никогда не бывает ничего интересного… И потом мы путешествуем. В прошлом месяце я был в Англии на матче между Оксфордом и Кембриджем.
— Твои занятия, должно быть, очень продвинулись благодаря этому!
— Да! Так узнаешь больше, чем сидя в лицее.
— А что говорит об этом твоя мать?
— Моя мать? О, она очень разумна! Она делает все, что я хочу.
— Ах ты, негодник!.. Счастье твое, что не я твой отец.
— Напротив, это ваше несчастье…
Он был так очарователен, что невозможно было противиться его обаянию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
«Я передумал. Мой отъезд откладывается».
Кристоф всецело доверял Грации; он посвящал ее в самые тайные, самые сокровенные свои мысли. И тем не менее был уголок в его сердце, ключ от которого он никому не давал: то были воспоминания, принадлежавшие не только ему, но и тем, кого он любил. Так, он молчал обо всем, что касалось Оливье. Это была не нарочитая сдержанность. Он просто не находил слов, когда собирался рассказать Грации об Оливье. Ведь она не знала его…
И вот как-то утром, когда он писал письмо своей подруге, в дверь постучали. Он пошел отпирать, ворча, что его беспокоят. Мальчик лет четырнадцати-пятнадцати спрашивал господина Крафта. Кристоф принял его неприветливо. Это был блондин с голубыми глазами, с тонкими чертами лица, невысокий, худенький, державшийся прямо. Он молча и слегка смущенно стоял перед Кристофом. Но вскоре овладел собой, вскинул на Кристофа свои ясные глаза и стал с любопытством его рассматривать. Кристоф улыбнулся, глядя на это прелестное личико; мальчик улыбнулся тоже.
— Итак, что вам угодно? — спросил Кристоф.
— Я пришел… — заговорил мальчуган.
Он опять смутился, покраснел и умолк.
— Я вижу, что вы пришли, — смеясь, сказал Кристоф. — Но объясните, зачем? Вы меня боитесь?
Мальчик снова улыбнулся, покачал головой и сказал:
— Нет.
— Превосходно! В таком случае скажите мне, кто вы такой.
— Я… — начал мальчик и опять запнулся. С любопытством разглядывая комнату Кристофа, он вдруг увидел на камине фотографию Оливье. Кристоф машинально следил глазами за его взглядом.
— Ну! Смелей! — подбодрил его Кристоф.
— Я его сын, — сказал мальчик.
Кристоф вздрогнул; он вскочил, обнял мальчика за плечи, привлек к себе, потом снова упал на стул, крепко прижав к себе, так что лица их почти соприкасались. Кристоф смотрел на мальчика, смотрел и повторял:
— Малыш… бедный малыш…
Он обхватил его голову руками и стал целовать его лоб, щеки, нос, волосы. Мальчик, испуганный и пораженный таким бурным проявлением чувств, попытался вырваться из его объятий. Кристоф отпустил его. Он закрыл лицо руками, прижался лбом к стене и стоял так несколько мгновений. Мальчик отступил в глубь комнаты. Кристоф поднял голову. Лицо его было, спокойно; он взглянул на мальчика и ласково улыбнулся.
— Я испугал тебя, — сказал он. — Прости… Видишь ли, это потому, что я очень любил его.
Мальчик еще не пришел в себя и молчал.
— Как ты похож на него!.. — сказал Кристоф. — И все-таки я не узнал бы тебя. В чем же разница?
Он спросил:
— Как тебя зовут?
— Жорж.
— Верно. Припоминаю. Кристоф-Оливье-Жорж… Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
— Четырнадцать! Неужели прошло уже столько времени?.. А мне кажется, это было вчера — или во мраке веков… Как ты похож на него! Те же черты лица. Те же — и все-таки иные. Тот же цвет глаз, но глаза не те. Та же улыбка, тот же рот, но другой голос. Ты крепче его, держишься прямее. Лицо у тебя более округлое, но краснеешь ты совсем как он. Подойди, сядь, поговорим. Кто послал тебя ко мне?
— Никто.
— Ты пришел ко мне по собственному желанию? Но откуда ты знаешь меня?
— Мне говорили о вас.
— Кто?
— Моя мать.
— А! — сказал Кристоф. — А она знает, что ты пошел ко мне?
— Нет.
С минуту Кристоф молчал, а затем спросил:
— Где вы живете?
— Недалеко от парка Монсо.
— Неужели ты пришел пешком? Да? Расстояние немалое. Должно быть, устал?
— Я никогда не устаю.
— Вот это мне нравится! Покажи-ка мускулы.
(Он пощупал их.)
— Ты крепкий малый… А почему тебе пришло в голову навестить меня?
— Папа любил вас больше всех.
— Это сказала тебе она? (Он поправился.) Твоя мама тебе это сказала?
— Да.
Кристоф усмехнулся. «И она тоже… — подумал он. — Как все они любили Оливье! Отчего же они этого не показывали?..»
— Но почему ты так долго собирался? — спросил он.
— Я хотел прийти раньше. Но я боялся, что вы не захотите меня принять.
— Я?!
— Несколько недель назад, на концерте Шевильяра, я случайно увидел вас; я сидел с матерью, нас разделяло всего несколько кресел; я поклонился вам; вы искоса посмотрели на меня, нахмурились и не ответили.
— Я посмотрел на тебя?.. Бедное дитя! И ты мог подумать?.. Я просто не заметил тебя. У меня плохое зрение. Вот почему я хмурюсь… Значит, ты считаешь меня злым?
— Я думаю, что вы умеете быть злым, когда захотите.
— В самом деле? — спросил Кристоф. — Но раз ты думал, что я не захочу тебя принять, как же ты все-таки решился прийти?
— Я хотел вас видеть.
— А если бы я тебя выгнал?
— Я бы этого не допустил.
Он сказал это с решительным видом, смущенно и вызывающе.
Кристоф расхохотался; засмеялся и Жорж.
— Чего доброго, ты выгнал бы меня самого!.. Ишь, какой бойкий!.. Нет, ты совсем не похож на отца.
Живое лицо мальчика помрачнело.
— Вы находите, что я не похож на него? Но ведь вы только что сказали!.. Вы думаете, что он не любил бы меня? Значит, и вы меня не любите?
— А что тебе до того, люблю ли я тебя?
— Это для меня очень важно.
— Почему?
— Потому что я вас люблю.
За одну минуту на его лице — в глазах, в уголках рта — сменилось с десяток самых разнообразных выражений; так тени облаков, подгоняемых весенним ветром, проносятся в апрельский день над полями. Кристоф испытывал радость и наслаждение, глядя на мальчика и слушая его. Ему казалось, что с него свалилось бремя прежних забот; тяжелые испытания, страдания его и Оливье — все было забыто; он снова возрождался в юном отпрыске Оливье.
У них завязался разговор. Жорж до последнего времени совершенно не знал музыки Кристофа. Но с той поры, как Кристоф вернулся в Париж, он не пропустил ни одного концерта, где исполнялись его произведения. Когда он говорил об этом, лицо его оживилось, глаза заблестели, он смеялся и чуть не плакал, он походил на влюбленного. Он признался Кристофу, что обожает музыку и тоже хотел бы стать композитором. Но, задав ему несколько вопросов, Кристоф убедился, что мальчик не знает самых элементарных вещей. Он осведомился об его ученье. Молодой Жанен посещал лицей; он беспечно заявил, что не принадлежит к числу первых учеников.
— По какому предмету ты учишься лучше — по литературе или по математике?
— Пожалуй, ни по тому, ни по другому.
— Но почему? Почему же? Разве ты лентяй?
Жорж расхохотался и сказал:
— Должно быть!
Затем добавил доверительно:
— И все-таки я прекрасно знаю, что это не так.
Кристоф не мог удержаться от смеха:
— Так почему же ты не занимаешься? Разве тебя ничто не интересует?
— Наоборот! Меня все интересует.
— Тогда в чем же дело?
— Все интересно, не хватает времени…
— У тебя не хватает времени? Чем же ты, черт возьми, занят?
Жорж сделал неопределенный жест:
— Разными вещами. Я занимаюсь музыкой, спортом, хожу на выставки, читаю…
— Тебе полезнее всего было бы читать учебники.
— В учебниках никогда не бывает ничего интересного… И потом мы путешествуем. В прошлом месяце я был в Англии на матче между Оксфордом и Кембриджем.
— Твои занятия, должно быть, очень продвинулись благодаря этому!
— Да! Так узнаешь больше, чем сидя в лицее.
— А что говорит об этом твоя мать?
— Моя мать? О, она очень разумна! Она делает все, что я хочу.
— Ах ты, негодник!.. Счастье твое, что не я твой отец.
— Напротив, это ваше несчастье…
Он был так очарователен, что невозможно было противиться его обаянию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93