Обращался в магазин Душевой ру 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он был уверен, что тот уже далеко, в полной безопасности. Невозможно было разобрать что-либо в этой свалке. Человек едва успевал посмотреть, кто на него нападает. Оливье исчез в водовороте, как лодка, идущая ко дну. Удар кулака, не ему предназначенный, угодил ему прямо в грудь; он упал; толпа топтала его. Отхлынувшей волной Кристофа отбросило на другой конец поля битвы. Он не чувствовал никакой злобы, он позволял толкать себя и сам толкал других, весело, как на деревенской ярмарке. Он так мало думал о серьезности положения, что, когда очутился в лапах огромного широкоплечего полицейского и сам обхватил его за талию, ему пришла в голову шутовская мысль сказать ему:
— На тур вальса, мадемуазель.
Но когда другой полицейский прыгнул ему на спину, он встряхнулся, как кабан, и стал колотить обоих кулаками. Он не намерен был сдаваться. Один из его противников, тот, что напал на него сзади, скатился на мостовую. Другой, разъярившись, обнажил саблю. Кристоф увидел ее острие на расстоянии двух пальцев от своей груди; он увернулся и, стиснув кисть руки полицейского, попытался отнять у него оружие. Он ничего уже не понимал; до этой минуты все казалось ему игрой. Они продолжали бороться, дыша друг другу в лицо. У Кристофа не было времени соображать. Он увидел в глазах своего противника жажду убийства, и в нем самом пробудился убийца. Он понял, что его зарежут, как барана. Резким движением он повернул саблю к груди противника и воткнул ее; он почувствовал, что убивает, что убил… И вдруг все смешалось в его глазах; он охмелел, он завыл.
Крики его произвели неожиданное действие. Толпа почуяла кровь. В одно мгновение она обратилась в разъяренную стаю. Со всех сторон началась стрельба. В окнах домов появились красные флаги, по исконной традиции парижских революций мигом возникла баррикада, Разворочена была мостовая, выдернуты газовые фонари, повалены деревья, опрокинут омнибус. Пригодился и ров, вырытый несколько месяцев назад для прокладки метрополитена. Чугунные решетки вокруг деревьев, разбитые на куски, пущены были в ход как снаряды. Из карманов и из недр домов извлекалось оружие. Меньше чем в час вспыхнуло восстание: весь квартал стал осажденной крепостью. И на баррикаде Кристоф, совершенно неузнаваемый, во все горло распевал свою революционную песню, подхваченную двадцатью голосами.
Оливье перенесли к Орели. Он был без сознания. Его положили на кровать в темной задней комнате ресторанчика. В ногах кровати сраженный горем стоял маленький горбун. Берта сначала очень испугалась: издали ей показалось, что ранен Грайо, и первым ее восклицанием при виде Оливье было:
— Какое счастье! Я думала, это Леопольд…
Теперь расчувствовавшись, она обнимала Оливье и поддерживала его голову на подушке. Орели, с присущим ей спокойствием, расстегнула ему одежду и наложила первую повязку. Весьма кстати тут оказался Манусса Гейман со своим неразлучным Кане. Они, так же как и Кристоф, из любопытства пришли посмотреть на манифестацию; они присутствовали при свалке и видели, как упал Оливье. Кане ревел, как теленок, и в то же время думал про себя:
«На кой черт меня сюда принесло!»
Манусса осмотрел раненого и решил, что тот безнадежен. Он был расположен к Оливье, но ему было несвойственно мешкать над тем, чему нельзя помочь; и он перестал заниматься им, перенеся все внимание на Кристофа. Он восхищался Кристофом, как неким патологическим случаем. Он знал его взгляды на Революцию и хотел вырвать Кристофа из нелепой опасности, грозившей ему в деле, к которому он не был причастен. Кристоф рисковал не только тем, что мог свернуть себе шею в стычке: в случае ареста все обрекало его на неминуемую кару. Его давно уже предупреждали об этом; полиция за ним следила; на него взвалили бы не только все его безрассудства, но и провинности других. Ксавье Бернар, который рыскал в толпе, как ради забавы, так и по долгу службы, проходя мимо, знаком подозвал Мануссу и сказал:
— Ваш Крафт — идиот. Поверите ли, он сейчас разыгрывает героя на баррикаде! Уж на этот раз мы его не упустим. Черт побери! Заставьте его убраться отсюда.
Легче было сказать это, чем сделать. Если бы Кристоф узнал, что Оливье умирает, он помешался бы с горя, стал бы убивать и сам был бы убит. Манусса сказал Бернару:
— Если он не скроется сейчас же, он пропал. Я заставлю его уехать.
— Как?
— В автомобиле Кане, что стоит там, за углом.
— Но позвольте, позвольте!.. — задыхаясь, воскликнул Кане.
— Ты отвезешь его в Ларош, — продолжал Манусса. — Вы поспеете как раз к экспрессу, что идет в Понтарлье. Ты отправишь его в Швейцарию.
— Он ни за что не согласится.
— Согласится. Я скажу ему, что Жанен встретится с ним там, что он уже выехал.
Не слушая возражений Кане, Манусса пошел на баррикаду разыскивать Кристофа. Он не слишком был храбр, он весь ежился при каждом выстреле и считал плиты мостовой, по которым ступал (чет или нечет?), чтобы узнать, убьют его или нет. Но он не отступил и дошел до конца. Кристоф, вскарабкавшись на колесо опрокинутого омнибуса, забавлялся тем, что стрелял в воздух из револьвера. К баррикаде отовсюду стекался парижский сброд, извергнутый улицей, как грязная вода из сточной трубы после сильного дождя. Те, кто сражался, были уже затоплены им. Манусса окликнул Кристофа, стоявшего к нему спиной. Кристоф не услышал. Манусса полез к нему, дернул его за рукав, Кристоф оттолкнул его, чуть было не сбил с ног. Цепкий Манусса снова взобрался наверх и крикнул:
— Жанен!..
Конец фразы затерялся в шуме. Кристоф сразу умолк, уронил револьвер и, спрыгнув со своего помоста, последовал за Мануссой, — тот потащил его за собой.
— Надо бежать, — сказал Манусса.
— Где Оливье?
— Надо бежать, — повторил Манусса.
— На кой черт? — спросил Кристоф.
— Через час баррикада будет взята. Вечером вас арестуют.
— А что я сделал?
— Взгляните на свои руки… Полно!.. Все ясно, вас не пощадят. Все вас узнали. Нельзя терять ни минуты.
— Где Оливье?
— У себя.
— Я пойду к нему.
— Это невозможно. Полиция ждет вас у дверей. Он послал меня предупредить вас. Бегите.
— Куда же, по-вашему, мне бежать?
— В Швейцарию. Кане увезет вас в своем автомобиле.
— А Оливье?
— У нас нет времени на разговоры…
— Я не уеду, не повидав его.
— Вы увидите его там. Вы встретитесь с ним завтра. Он выезжает с первым поездом. Скорей! Я вам все объясню.
Он потащил Кристофа. Кристоф, ошеломленный шумом и вихрем безумия, только что бушевавшим в нем, неспособный понять, что он сделал и чего от него хотят, позволил увезти себя. Манусса взял его под руку, другой рукой взял под локоть Кане, отнюдь не восхищенного той ролью, которую ему навязали, и усадил их в автомобиль. Добряк Кане был бы в отчаянье, если бы арестовали Кристофа, но предпочел бы, чтобы спасал его не он, а кто-нибудь другой. Манусса видел Кане насквозь. А так как его трусость внушала ему опасения, то он в последнюю минуту, когда автомобиль уже захрапел, собираясь тронуться в путь, вдруг передумал и уселся с ним рядом.

Оливье так и не пришел в сознание. В комнате оставались лишь Орели и маленький горбун. Печальная комната, без воздуха и без света! Надвигалась ночь… Оливье на мгновение вынырнул из бездны. Он почувствовал на своей руке губы и слезы Эмманюэля. Он слабо улыбнулся и с усилием положил руку на голову мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
 сантехника недорого купить 

 Катахи Серамик Regnum