Нет?
Макс . И никто не требует, чтобы ты стал монахом.
Филип . Нет.
Макс . Все дело в том, чтобы это не мешало работе. Эта женщина — откуда она? Из какой среды?
Филип . Спроси ее.
Макс . Придется, очевидно.
Филип . Разве я плохо работаю? Кто-нибудь жаловался на мою работу?
Макс . До сих пор — нет.
Филип . А сейчас кто жалуется?
Макс . Я жалуюсь.
Филип . Вот как?
Макс . Да. Мы должны были встретиться у Чикоте. Раз ты не пришел туда, ты должен был оставить мне записку. Я прихожу к Чикоте вовремя. Тебя там нет. Записки тоже нет. Я прихожу сюда и застаю тебя mit einer ganzen Menagerie28 черно-бурых лисиц в объятиях.
Филип . А тебе никогда ничего такого не хочется?
Макс . Очень хочется. Постоянно.
Филип . И что же ты делаешь?
Макс . Иногда, если у меня выдается свободный час и я не слишком устал, я нахожу такую, которая соглашается побыть со мной, не глядя на меня.
Филип . И тебе постоянно этого хочется?
Макс . Я очень люблю женщин. Я не святой.
Филип . А есть святые?
Макс . Да. А есть и не святые. Но только я всегда очень занят. А теперь поговорим о чем-нибудь другом. Сегодня мы опять пойдем туда.
Филип . Хорошо.
Макс . Ты хочешь идти?
Филип . Послушай, я допускаю, что ты прав насчет этой женщины, но нечего оскорблять меня. По работе ты меня ни в чем упрекнуть не можешь.
Макс . Эта женщина — она не подозрительна?
Филип . Ни в коем случае. Может быть, мне это вредит и отнимает у меня время и тому подобное, но за нее я ручаюсь.
Макс . Ты уверен? Знаешь, я в жизни не видел столько лисиц.
Филип . Она, конечно, дура, но я ручаюсь за нее, как за себя.
Макс . А за себя ты еще ручаешься?
Филип . Надеюсь. А это видно, когда за себя нельзя ручаться?
Макс . Еще бы!
Филип . Сейчас посмотрим. (Становится перед зеркалом и с презрением смотрит на себя.)
Макс смотрит на него и улыбается. Потом кивает головой.
Макс . Я бы за тебя поручился.
Филип . Хочешь, пойди к ней и расспроси, из какой она среды и тому подобное.
Макс . Нет.
Филип . Она из той среды, к которой принадлежат все американки, приезжающие в Европу с некоторым запасом денег. Они все одинаковы. Колледж, лето на лоне природы, более или менее состоятельные родители, — в наше время чаще менее, чем более, — мужчины, романы, аборты, виды на будущее и наконец замужество и тихая пристань или тихая пристань без замужества. Одни открывают магазин или служат в магазине, другие пишут или занимаются музыкой, некоторые идут на сцену или в кино. У них есть какая-то организация, Лига молодежи, там, кажется, работают девственницы. Все для общего блага. Эта пишет. И даже неплохо, когда не ленится. Спроси ее сам, если хочешь. Но предупреждаю, все это очень скучно.
Макс . Меня это не интересует.
Филип . Мне показалось, что интересует.
Макс . Нет. Я подумал и решил все это предоставить тебе.
Филип . Что именно?
Макс . Все, что касается этой женщины. Поступай с ней, как знаешь.
Филип . Напрасно ты мне так доверяешь.
Макс . Я доверяю тебе.
Филип (с горечью) . Напрасно. Иногда я чувствую, что все это мне надоело. Вся моя работа. Просто опротивела.
Макс . Понятно.
Филип . Да. И разговорами ты мне не поможешь. Я на днях убил этого мальчишку Уилкинсона. Просто по неосторожности. Не говори, что это не так.
Макс . Ты мелешь вздор. Но ты действительно не был достаточно осторожен.
Филип . Я виноват, что его убили. Я оставил его в этой комнате, в моем кресле, при открытой двери. Я совсем не так хотел его использовать.
Макс . Ты же не нарочно оставил его здесь. Брось об этом думать.
Филип . Нет, не нарочно. Просто загнал в ловушку по неосторожности.
Макс . Рано или поздно его бы все равно убили.
Филип . Да, да. Конечно. Если так на это взглянуть, то все чудесно, правда? Совершенно замечательно. Вот об этом-то я и не подумал.
Макс . Мне уже случалось видеть тебя в таком настроении. Я отлично знаю, что это все пройдет и ты снова станешь самим собой.
Филип . Да. Но ты знаешь, что я сделаю, когда это пройдет? Накачаюсь виски и подхвачу какую-нибудь девчонку… Прекрасная картина. Это ты называешь стать самим собой?
Макс . Нет.
Филип . Мне все опротивело. Знаешь, где бы я хотел очутиться? В каком-нибудь славном местечке вроде Сен-Тропез на Ривьере, проснуться утром, и чтобы не было войны, и чтобы принесли на подносе кофе с настоящим молоком… и бриоши со свежим клубничным вареньем, и яичницу с ветчиной.
Макс . И эта женщина?
Филип . Да, и эта женщина. Ты совершенно прав, — эта женщина. Черно-бурые лисицы и прочее.
Макс . Я говорил, что тебе это вредно.
Филип . А может быть, и полезно. Я так давно на этой работе, что мне все опротивело. Все вообще.
Макс . Ты работаешь, чтобы у всех был такой хороший завтрак. Ты работаешь, чтобы никто не голодал. Ты работаешь, чтобы люди не боялись болезней и старости; чтобы они жили и трудились с достоинством, а не как рабы.
Филип . Да. Конечно. Я знаю.
Макс . Ты знаешь, ради чего ты работаешь. А если иногда у тебя немного сдают нервы, я это отлично понимаю.
Филип . На этот раз у меня основательно сдали нервы, и это тянется уже давно. С тех пор как я встретил ее. Ты не знаешь, что женщина может сделать с человеком.
Слышен приближающийся визг снаряда и грохот взрыва на улице. Слышен крик ребенка, сначала пронзительный, потом отрывистый, жалобный. Слышен топот бегущих ног. Еще снаряд. Филип распахнул окно настежь. После взрыва снова слышен топот ног.
Макс . Ты работаешь, чтобы навсегда прекратить это.
Филип . Скоты! Они дожидались окончания сеанса в кино!
Разрывается еще один снаряд, слышен визг собаки.
Макс . Слышишь? Ты работаешь для всех. Ты работаешь для детей. Иногда даже для собак. Ступай к ней и посиди с ней немножко. Ты сейчас нужен ей.
Филип . Нет. Пусть сама разбирается. У нее есть ее чернобурые лисицы. К черту все это.
Макс . Нет. Ступай. Ты нужен ей сейчас.
Еще снаряд пролетает с протяжным шипением и разрывается под окном. На этот раз нет ни криков, ни топота ног.
Я здесь прилягу на минутку. А ты ступай к ней.
Филип . Хорошо. Ладно. Как ты велишь. Все, как ты велишь.
Он направляется к двери; когда он открывает ее, снова раздается приближающийся свист и снова слышен взрыв; на этот раз позади отеля.
Макс . Это только небольшая репетиция. Настоящий обстрел будет ночью.
Филип открывает дверь в смежную комнату. Слышно, как он говорит негромко, без всякого выражения.
Филип . Ну, Бриджес. Как ты тут?
Занавес
Акт III, сцена 2
Внутренность артиллерийского наблюдательного пункта в полуразрушенном снарядами доме на Эстремадурской дороге. Пункт расположен в башенке, которая прежде составляла одно из затейливых украшений этого дома; железная винтовая лестница искорежена снарядами и висит в воздухе, а вместо нее приставлена деревянная. Зрителю видна лестница и над ней задняя стена комнаты с окнами, обращенными к Мадриду. Действие происходит ночью, и мешки с песком, которыми днем затыкали окна, вынуты и лежат рядом, но за окнами полный мрак, потому что в Мадриде все огни погашены. По стенам развешаны крупномасштабные карты, на которых цветными флажками и тесьмой отмечено расположение позиций; посредине простой стол и на нем полевой телефон. Справа от стола, прямо против узкого отверстия в стене, установлен большой монокулярный дальномер немецкого образца, рядом с ним стоит стул. У другого отверстия — еще один дальномер, бинокулярный, обычного размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Макс . И никто не требует, чтобы ты стал монахом.
Филип . Нет.
Макс . Все дело в том, чтобы это не мешало работе. Эта женщина — откуда она? Из какой среды?
Филип . Спроси ее.
Макс . Придется, очевидно.
Филип . Разве я плохо работаю? Кто-нибудь жаловался на мою работу?
Макс . До сих пор — нет.
Филип . А сейчас кто жалуется?
Макс . Я жалуюсь.
Филип . Вот как?
Макс . Да. Мы должны были встретиться у Чикоте. Раз ты не пришел туда, ты должен был оставить мне записку. Я прихожу к Чикоте вовремя. Тебя там нет. Записки тоже нет. Я прихожу сюда и застаю тебя mit einer ganzen Menagerie28 черно-бурых лисиц в объятиях.
Филип . А тебе никогда ничего такого не хочется?
Макс . Очень хочется. Постоянно.
Филип . И что же ты делаешь?
Макс . Иногда, если у меня выдается свободный час и я не слишком устал, я нахожу такую, которая соглашается побыть со мной, не глядя на меня.
Филип . И тебе постоянно этого хочется?
Макс . Я очень люблю женщин. Я не святой.
Филип . А есть святые?
Макс . Да. А есть и не святые. Но только я всегда очень занят. А теперь поговорим о чем-нибудь другом. Сегодня мы опять пойдем туда.
Филип . Хорошо.
Макс . Ты хочешь идти?
Филип . Послушай, я допускаю, что ты прав насчет этой женщины, но нечего оскорблять меня. По работе ты меня ни в чем упрекнуть не можешь.
Макс . Эта женщина — она не подозрительна?
Филип . Ни в коем случае. Может быть, мне это вредит и отнимает у меня время и тому подобное, но за нее я ручаюсь.
Макс . Ты уверен? Знаешь, я в жизни не видел столько лисиц.
Филип . Она, конечно, дура, но я ручаюсь за нее, как за себя.
Макс . А за себя ты еще ручаешься?
Филип . Надеюсь. А это видно, когда за себя нельзя ручаться?
Макс . Еще бы!
Филип . Сейчас посмотрим. (Становится перед зеркалом и с презрением смотрит на себя.)
Макс смотрит на него и улыбается. Потом кивает головой.
Макс . Я бы за тебя поручился.
Филип . Хочешь, пойди к ней и расспроси, из какой она среды и тому подобное.
Макс . Нет.
Филип . Она из той среды, к которой принадлежат все американки, приезжающие в Европу с некоторым запасом денег. Они все одинаковы. Колледж, лето на лоне природы, более или менее состоятельные родители, — в наше время чаще менее, чем более, — мужчины, романы, аборты, виды на будущее и наконец замужество и тихая пристань или тихая пристань без замужества. Одни открывают магазин или служат в магазине, другие пишут или занимаются музыкой, некоторые идут на сцену или в кино. У них есть какая-то организация, Лига молодежи, там, кажется, работают девственницы. Все для общего блага. Эта пишет. И даже неплохо, когда не ленится. Спроси ее сам, если хочешь. Но предупреждаю, все это очень скучно.
Макс . Меня это не интересует.
Филип . Мне показалось, что интересует.
Макс . Нет. Я подумал и решил все это предоставить тебе.
Филип . Что именно?
Макс . Все, что касается этой женщины. Поступай с ней, как знаешь.
Филип . Напрасно ты мне так доверяешь.
Макс . Я доверяю тебе.
Филип (с горечью) . Напрасно. Иногда я чувствую, что все это мне надоело. Вся моя работа. Просто опротивела.
Макс . Понятно.
Филип . Да. И разговорами ты мне не поможешь. Я на днях убил этого мальчишку Уилкинсона. Просто по неосторожности. Не говори, что это не так.
Макс . Ты мелешь вздор. Но ты действительно не был достаточно осторожен.
Филип . Я виноват, что его убили. Я оставил его в этой комнате, в моем кресле, при открытой двери. Я совсем не так хотел его использовать.
Макс . Ты же не нарочно оставил его здесь. Брось об этом думать.
Филип . Нет, не нарочно. Просто загнал в ловушку по неосторожности.
Макс . Рано или поздно его бы все равно убили.
Филип . Да, да. Конечно. Если так на это взглянуть, то все чудесно, правда? Совершенно замечательно. Вот об этом-то я и не подумал.
Макс . Мне уже случалось видеть тебя в таком настроении. Я отлично знаю, что это все пройдет и ты снова станешь самим собой.
Филип . Да. Но ты знаешь, что я сделаю, когда это пройдет? Накачаюсь виски и подхвачу какую-нибудь девчонку… Прекрасная картина. Это ты называешь стать самим собой?
Макс . Нет.
Филип . Мне все опротивело. Знаешь, где бы я хотел очутиться? В каком-нибудь славном местечке вроде Сен-Тропез на Ривьере, проснуться утром, и чтобы не было войны, и чтобы принесли на подносе кофе с настоящим молоком… и бриоши со свежим клубничным вареньем, и яичницу с ветчиной.
Макс . И эта женщина?
Филип . Да, и эта женщина. Ты совершенно прав, — эта женщина. Черно-бурые лисицы и прочее.
Макс . Я говорил, что тебе это вредно.
Филип . А может быть, и полезно. Я так давно на этой работе, что мне все опротивело. Все вообще.
Макс . Ты работаешь, чтобы у всех был такой хороший завтрак. Ты работаешь, чтобы никто не голодал. Ты работаешь, чтобы люди не боялись болезней и старости; чтобы они жили и трудились с достоинством, а не как рабы.
Филип . Да. Конечно. Я знаю.
Макс . Ты знаешь, ради чего ты работаешь. А если иногда у тебя немного сдают нервы, я это отлично понимаю.
Филип . На этот раз у меня основательно сдали нервы, и это тянется уже давно. С тех пор как я встретил ее. Ты не знаешь, что женщина может сделать с человеком.
Слышен приближающийся визг снаряда и грохот взрыва на улице. Слышен крик ребенка, сначала пронзительный, потом отрывистый, жалобный. Слышен топот бегущих ног. Еще снаряд. Филип распахнул окно настежь. После взрыва снова слышен топот ног.
Макс . Ты работаешь, чтобы навсегда прекратить это.
Филип . Скоты! Они дожидались окончания сеанса в кино!
Разрывается еще один снаряд, слышен визг собаки.
Макс . Слышишь? Ты работаешь для всех. Ты работаешь для детей. Иногда даже для собак. Ступай к ней и посиди с ней немножко. Ты сейчас нужен ей.
Филип . Нет. Пусть сама разбирается. У нее есть ее чернобурые лисицы. К черту все это.
Макс . Нет. Ступай. Ты нужен ей сейчас.
Еще снаряд пролетает с протяжным шипением и разрывается под окном. На этот раз нет ни криков, ни топота ног.
Я здесь прилягу на минутку. А ты ступай к ней.
Филип . Хорошо. Ладно. Как ты велишь. Все, как ты велишь.
Он направляется к двери; когда он открывает ее, снова раздается приближающийся свист и снова слышен взрыв; на этот раз позади отеля.
Макс . Это только небольшая репетиция. Настоящий обстрел будет ночью.
Филип открывает дверь в смежную комнату. Слышно, как он говорит негромко, без всякого выражения.
Филип . Ну, Бриджес. Как ты тут?
Занавес
Акт III, сцена 2
Внутренность артиллерийского наблюдательного пункта в полуразрушенном снарядами доме на Эстремадурской дороге. Пункт расположен в башенке, которая прежде составляла одно из затейливых украшений этого дома; железная винтовая лестница искорежена снарядами и висит в воздухе, а вместо нее приставлена деревянная. Зрителю видна лестница и над ней задняя стена комнаты с окнами, обращенными к Мадриду. Действие происходит ночью, и мешки с песком, которыми днем затыкали окна, вынуты и лежат рядом, но за окнами полный мрак, потому что в Мадриде все огни погашены. По стенам развешаны крупномасштабные карты, на которых цветными флажками и тесьмой отмечено расположение позиций; посредине простой стол и на нем полевой телефон. Справа от стола, прямо против узкого отверстия в стене, установлен большой монокулярный дальномер немецкого образца, рядом с ним стоит стул. У другого отверстия — еще один дальномер, бинокулярный, обычного размера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19