– Какой теперь промежуток между схватками? – спросил я.
– Около минуты.
– Вы не голодны?
– Я сейчас пойду завтракать, – сказал он.
– Вам непременно нужно поесть, доктор, – сказала Кэтрин. – До чего мне обидно, что я так долго вожусь. Может быть, мой муж сумеет давать мне газ пока?
– Если хотите, – сказал доктор. – Будете поворачивать до цифры два.
– Понимаю, – сказал я. На диске была стрелка, и он вращался с помощью рычажка.
– {Дайте}, – сказала Кэтрин. Она крепко прижала маску к лицу. Я повернул диск до цифры два, а когда Кэтрин отняла маску, повернул его назад. Я был очень рад, что доктор дал мне занятие.
– Это ты давал газ, милый? – спросила Кэтрин. Она погладила мою руку.
– Я.
– Какой ты хороший!
Она была немного пьяна от газа.
– Я поем в соседней комнате, – сказал доктор. – Чуть что – вы можете меня позвать.
Я смотрел, как он ест; потом, немного погодя, я увидел, что он прилег и курит папиросу. Время шло. Кэтрин все больше уставала.
– Как ты думаешь, я все-таки сумею родить? – спросила она.
– Конечно, сумеешь.
– Я стараюсь, как только могу. Я толкаю, но оно опять уходит. {Сейчас будет. Дай скорей}.
В два часа я вышел и пошел поесть. В кафе было несколько человек, и на столиках стоял кофе и рюмки с киршвассером. Я сел за столик.
– Что у вас есть? – спросил я кельнера.
– Второй завтрак уже кончился.
– Разве нет порционных блюд?
– Можно приготовить choucroute. [кислая капуста (франц.)]
– Дайте choucroute и пива.
– Кружку или полкружки?
– Полкружки светлого.
Кельнер принес порцию Sauerkraut [кислая капуста (нем.)] с ломтиком ветчины сверху и сосиской, зарытой в горячую, пропитанную вином капусту. Я ел капусту и пил пиво. Я был очень голоден. Я смотрел на публику за столиками кафе. За одним столиком играли в карты. Двое мужчин за соседним столиком разговаривали и курили. Кафе было полно дыма. За цинковой стойкой, где я завтракал утром, было теперь трое: старик, полная женщина в черном платье, которая сидела у кассы и следила за всем, что подается на столики, и мальчик в фартуке. Я думал о том, сколько у этой женщины детей и как она их рожала.
Покончив с choucroute, я пошел назад, в больницу. На улице было теперь совсем чисто. Ведер с отбросами не было. День был облачный, но солнце старалось пробиться. Я поднялся в лифте, вышел и пошел по коридору в комнату Кэтрин, где я оставил свой белый халат. Я надел его и заколол сзади у ворота. Я посмотрел в зеркало и подумал, что я похож на бородатого шарлатана. Я пошел по коридору в родильную. Дверь была закрыта, и я постучал. Никто не ответил; тогда я повернул ручку и вошел. Доктор сидел возле Кэтрин. Сестра что-то делала на другом конце комнаты.
– Вот ваш муж, – сказал доктор.
– Ах, милый, доктор такой чудный! – сказала Кэтрин очень странным голосом. – Он мне рассказывал такой чудный анекдот, а когда было уж очень больно, он сделал так, что меня как будто совсем не стало. Он чудный. Вы чудный, доктор.
– Ты пьяна, – сказал я.
– Я знаю, – сказала Кэтрин. – Только не нужно говорить об этом. – Потом: – {Дайте скорее. Дайте скорее.}
Она вцепилась в маску и дышала часто и прерывисто, так что в респираторе щелкало. Потом она глубоко вздохнула, и доктор протянул левую руку и снял с нее маску.
– Эта была очень сильная, – сказала Кэтрин. У нее был очень странный голос. – Теперь я уже не умру, милый. Я уже прошла через самое опасное, когда я могла умереть. Ты рад?
– Вот и не возвращайся туда опять.
– Не буду. Впрочем, я не боюсь этого. Я не умру, милый.
– Вы такой глупости не сделаете, – сказал доктор. – Вы не умрете и не оставите вашего мужа одного.
– Нет, нет. Я не умру. Я не хочу умирать. Это глупо – умереть. Вот опять. {Дайте скорее}.
Немного погодя доктор сказал:
– Выйдите на несколько минут, мистер Генри, я исследую вашу жену.
– Он хочет посмотреть, как двигается дело, – сказала Кэтрин. – Ты потом приходи назад. Можно, доктор?
– Да, – сказал доктор. – Я за ним пошлю, когда можно будет.
Я вышел из родильной и пошел по коридору в палату, куда должны были привезти Кэтрин после того, как родится ребенок. Я сел на стул и огляделся по сторонам. В кармане у меня лежала газета, которую я купил, когда ходил завтракать, и я стал читать ее. За окном уже темнело, и я зажег свет, чтобы можно было читать. Немного погодя я перестал читать и погасил свет и смотрел, как темнеет за окном. Странно, почему доктор не посылает за мной. Может быть, это лучше, что я ушел оттуда. Он, видимо, хотел, чтобы я ушел. Я посмотрел на часы. Если еще десять минут никто не придет, я все равно вернусь туда.
Бедная, бедная моя Кэт. Вот какой ценой приходится платить за то, что спишь вместе. Вот когда захлопывается ловушка. Вот что получают за то, что любят друг друга. Хорошо еще, что существует газ. Что же это было раньше, без анестезии? Как начнется, точно в мельничное колесо попадаешь. Кэтрин очень легко перенесла всю беременность. Это было совсем не так плохо. Ее даже почти не тошнило. До самого последнего времени у нее не было особенно неприятных ощущений. Но под конец она все-таки попалась. От расплаты не уйдешь. Черта с два! И будь мы хоть пятьдесят раз женаты, было бы то же самое. А вдруг она умрет? Она не умрет. Теперь от родов не умирают. Все мужья так думают. Да, но вдруг она умрет? Она не умрет. Ей только трудно. Первые роды обычно бывают затяжные. Ей просто трудно. Потом мы будем говорить: как трудно было, а Кэтрин будет говорить: не так уж и трудно. А вдруг она умрет? Она не может умереть. Да, но вдруг она умрет? Не может этого быть, говорят тебе. Не будь дураком. Просто ей трудно. Просто это так природой устроено, мучиться. Это ведь первые роды, а они почти всегда бывают затяжные. Да, но вдруг она умрет? Не может она умереть. Почему она должна умереть? Какие могут быть причины, чтобы она умерла? Просто должен родиться ребенок, побочный продукт миланских ночей. Из-за него все огорчения, а потом он родится, и о нем заботишься, и, может быть, начинаешь любить его. У нее ничего нет опасного. А вдруг она умрет? Она не может умереть. А вдруг она умрет? Тогда что, а? Вдруг она умрет?
Доктор вошел в комнату.
– Ну, как, доктор?
– Никак.
– Что вы хотите сказать?
– То, что говорю. Я только что исследовал ее… – он подробно рассказал о результатах исследования. – Потом я еще подождал. Но дело не подвигается.
– Что вы советуете?
– Есть два пути: или щипцы, но при этом могут быть разрывы и вообще это довольно опасно для роженицы, не говоря уже о ребенке, или кесарево сечение.
– А кесарево сечение очень опасно? Вдруг она умрет?
– Не более, чем нормальные роды.
– Вы можете сделать это сами?
– Да. Мне понадобится около часу, чтобы все приготовить и вызвать необходимый персонал. Может быть, даже меньше.
– Что, по-вашему, лучше?
– Я бы рекомендовал кесарево сечение. Если б это была моя жена, я делал бы кесарево сечение.
– Какие могут быть последствия?
– Никаких. Только шрам.
– А инфекция?
– При наложении щипцов опасность инфекции больше.
– А что, если ничего не делать и просто ждать?
– Рано или поздно придется что-нибудь сделать. Madame Генри уже и так потеряла много сил. Чем скорее мы приступим к операции, тем лучше.
– Приступайте как можно скорее, – сказал я.
– Сейчас пойду распоряжусь.
Я пошел в родильную. Кэтрин лежала на столе, большая под простыней, очень бледная и усталая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65