Мы полагаем, что «медиумизм» зародился в Рочестере, штат Нью-Йорк, а «животный магнетизм» обязан своим возникновением Месмеру; однако едва лишь перелистав страницы официальной истории, частных мемуаров, юридических документов, народных преданий и т.д. и т. п., вы обнаружите, что во все времена об этих вещах говорили не меньше, чем сейчас. Мы, высокообразованные господа, для которых не существует иных ценностей, нежели ценности космополитической культуры, нередко сталкиваемся с некоторыми издавна выходящими журналами и весьма плодовитыми авторами, нашими земляками, чьи имена не услышишь в нашем кругу, но чей круг читателей насчитывает подчас до четверти миллиона человек. Мы всегда испытываем легкий шок, обнаруживая для себя згу массу человеческих существ, которые не просто живут, игнорируя нас и наших богов, но еще к тому же и читают, пишут, размышляют – нисколько не принимая в расчет наши каноны и наши авторитеты. Далее, публика не менее многочисленная сохраняет и передает из поколения в поколение традиции и практику оккультизма; академическая наука, однако, интересуется этими верованиями и мнениями не более чем вы, уважаемый читатель, интересуетесь читателями журналов для бойскаутов. Ни одному типу мышления не дано усмотреть всю полноту истины. Нечто ускользает даже от лучших из нас-и не случайно, а систематически – ибо все мы не без изъяна. Научно-академическое мышление я мышление женственно-мистическое избегают друг друга не только в том, что касается отношения к фактам, но и в том, что касается конкретных фактов. Факты существуют лишь для тех, кто испытывает по отношению к ним ментальную симпатию. После того как факты установлены окончательно, критический и академический ум оказывается по своей природе наиболее подходящим для их интерпретации и обсуждения, ибо перейти от мистики к научным рассуждениям для него все равно, что перейти от безумия к здравомыслию; но, с другой стороны, если история человечества что-то и обнаруживает, так это чрезвычайную медлительность, с которой обычный критический и академический ум признает существование фактов, представляющихся дикими, нигде не прописанными или же угрожающими благополучию принятой системы. Где бы ни решался спор между мистиками и учеными, – в психологии, физиологии, медицине, мистики обычно оказываются правы в том, что касается фактов, ученые же выигрывают в части теории. Классическим примером тому может служить «животный магнетизм», факты которого академическая медицинская наука всего мира упорно отридала как сплошное надувательство-до тех пор, пока для них не была найдена немистическая теория «гипнотического внушения»; и тогда явление сразу же было признано настолько распространенным, что для пресечения использования его лицами, не имеющими медицинского образования, пришлось принимать специальное уголовное законодательство. Подобным же образом стигматы, мгновенные исцеления, одержимость бесами и вдохновения свыше, которые еще вчера определялись в кулуарах науки как «суеверия», сегодня как ни в чем не бывало и даже, пожалуй, с несколько излишней жадностью, наблюдаются, описываются и т.д. – под новой вывеской «случаев истероэпилепсии».
Философствование (как правило, самодовольное) в духе мистицизма может быть просто невыносимо, однако даже при этом оно в большинстве случаев описывает определенные формы феноменального опыта. К такому заключению автор этих строк вынужден был прийти за несколько последних лет; в данное время он полагает, что лучший способ помочь философии состоит в том, чтобы, обратившись к фактам, столь милым сердцу каждого мистика, рассмотреть их с научно-академической точки зрения. К подобному же выводу, похоже, приходят отдельные научно настроенные умы во всех странах мира, и это является добрым знаком. Одним из путей объединения усилий науки и оккультизма оказалось возникшее в Англии и Америке Общество психических исследований; полагая, что оно призвано сыграть не последнюю роль в становлении человеческого знания. Я рад предоставить вниманию читателей краткий отчет о деятельности Общества.
Если верить газетам и салонным сплетням, то объединяет членов этого Общества их идиотическая доверчивость и размягчение мозгов, а его динамическим началом является своебразное «чудопомешатель-ство». Однако более близкое знакомство с ведущими членами Общества выявляет несостоятельность подобных представлений. Председатель Общества профессор Генри Сайджвик благодаря своему несгибаемому критицизму известен как один из самых скептических умов Англии… В числе наиболее активных сотрудников «Записок Общества…» стоят такие люди, как видный английский физик профессор Лодж и видный французский психолог профессор Рише; продолжив список членов Общества, мы встретим много имен, всемирно известных своими научными достижениями. И если бы меня попросили указать научный журнал, в котором бдительность и неусыпное внимание по отношению к возможным источникам заблуждения было бы представлено особенно ярко, я думаю, что мне, пожалуй, пришлось бы указать на «Записки Общества психических исследований». Обычный поток статей, скажем, психологической тематики в других профессиональных изданиях характеризуется, как правило, значительно более низким уровнем критического сознания. Строгие критерии доказуемости, предъявляемые к заявлениям некоторых «медиумов», послужили даже причиной тому, что несколько лет назад от Общества отошел ряд спиритов. Стэнтон Мозес и А. Р. Уэллс, как и многие другие, полагали, что если во всех случаях выдвигать столь завышенные требования, то у любых опытов, основанных на чисто зрительной оценке, вообще отсутствуют какие-либо шансы быть признанными…
ОПИ проделало огромную работу в качестве своеобразного бюро погоды по сбору сведений о таких атмосферных явлениях, как призраки. Нельзя сказать, чтобы в экспериментальном отношении это предприятие вполне оправдало надежды своих основателей. Однако даже' если бы здесь не проводилось никакой экспериментальной работы вообще и если бы ОПИ было не более, чем бюро погоды по бесхитростной ловле спорадических привидений и т. п., я все же склонен был бы считать такую его функцию в научном организме необходимой. Если бы кто-либо из моих читателей, подталкиваемый мыслью о том, что так много дыма без огня не бывает, обратился бы в своих поисках к существующей литературе о сверхъестественном, то он понял бы, о чем я хочу сказать. Эта литература огромна, однако в доказательном отношении она не имеет никакой практической ценности. Конечно, здесь приводится достаточное количество фактов; но описание их столь ненадежно и несовершенно, что в большинстве случаев вызывает стремление не засорять ими свой ум.
С другой стороны, в «Записках» ОПИ преобладает противоположная тенденция. Не просто количество, но качество информации, – вот что в первую очередь принимается во внимание. В каждом отдельном случае, по возможности, лично опрашиваются свидетели и выявляются сопутствующие факты; таким образом, каждый рассказ получает свой коэффициент достоверности, определяющий весомость содержащихся в нем свидетельств. Мне не известно ни одной систематической попытки взвесить достоверность сверхъестественного, помимо той, что содержится в «Записках».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207