— Представляю.
— Когда я встретил старого отцовского друга и тот предложил мне убежище в своем воровском притоне, я ухватился обеими руками.
— Как же вы его встретили?
— Я носил свои картины по всем галереям. Его была сорок седьмой. Он меня взял, и с тех пор я работаю.
— Но предпочли бы писать.
— Будь у меня деньги, я бы ничего другого не делал. А что бы вы делали, будь у вас деньги?
Джейн задумалась.
— Ну, сначала я вернула бы дядю Джорджа в Шипли. Ему так обидно жить в другом месте. А потом… наверное, каждый день пила бы кофий у Баррибо.
— Я тоже. Здесь здорово.
— Да.
— Прекрасно готовят.
— Замечательно. А каких интересных людей встретишь. Ой!
— Что такое?
— К вам крадется официант с подносиком. Боюсь, несет дурные вести.
— Или поцелуй смерти, как я это называю.
— Вы уверены, что сможете заплатить?
— Сегодня — да. Обычно — нет. O-la-la! Тень миновала.
— А с моей души свалился камень. Не знаю, как вас благодарить. Мой спаситель! Как по-вашему, что было бы со мной, если б вы не прискакали на белом коне? Что бы со мной сделали?
— Трудно сказать. Не знаю, как решают такие вопросы у Баррибо. Со мной это произошло в куда более задрипанной кафешке, много лет назад. Я от души подзаправился хот-догами и мороженным, а потом с детской непосредственностью сообщил официанту, что не могу выполнить своих финансовых обязательств.
Тогда вышел дядька в рубахе, напоминающий Роки Марчано, схватил меня за шкирку и пнул четырнадцать раз. Потом меня отправили мыть посуду.
— Как ужасно!
— Зато поучительно. Закаленный в горниле, я вышел из кухни печальней и мудрей.
— Где это было?
— Во «Вкусных обедах у Арчи», недалеко от Мидоухемптона.
— Что?! Вы сказали, Мидоухемптон?
— Да. Это на Лонг-Айленде.
— Потрясающе!
— Почему?
— Я там жила.
Билл очень удивился.
— Вы правда его знаете? Я думал, никто за пределами Америки о нем не слышал. Когда вы там были?
— Давным-давно. Меня отправили в Америку, когда началась война.
— Понятно. — Я помню его во всех подробностях. Газетный киоск, ресторан «Испанский дворик», аптеку, библиотеку, киношку, клуб «Рыба-меч»…
Мне нравился Мидоухемптон. Странно, что он преследует меня и в Англии.
— По-вашему, это преследование?
— Я не про вас. Человек, который приехал оттуда, занял Шипли.
— Роско Бэньян.
— Правильно. Вы его знаете? Жаль, я хотела наговорить о нем гадостей.
Но если он — ваш друг…
— Не то чтобы друг. Мы ходим в один клуб, иногда перебрасываемся парой слов, но мы принадлежим к разным слоям. Он — богач, я — никто. Впрочем, он неплохой малый. Мне нравится.
— Вам, наверное, все нравятся.
Билл задумался. Мысль была новая, но верная.
— Кажется, да.
— Еще один Джордж.
— Кто?
— Наш бульдог.
— Ко всем ластится?
— Еще как! Если к нам заберется вор, Джордж сразу покажет ему, чтоб не стеснялся. Образцовый хозяин дома. Нет, не может быть, чтоб вам нравился Роско Бэньян!
— Терпеть могу. Хотя в детстве не мог.
— Немудрено. Мерзкий мальчишка!
— Вы тоже заметили? Весь в отца. Я его чуть не побил.
— Здорово! А за что? Он украл ваш долгоиграющий леденец?
— Мы разошлись во взглядах. Тем летом в Мидоухемптоне отдыхала одна занюханная крыска, и он решил, что самое оно — подержать ее под водой, пока глаза не вылезут. Я придерживался иного мнения и сурово сказал, что если он…
Ресторан «У Баррибо» выстроен прочно, однако Джейн показалось, что стены плывут. Подошедший метрдотель явственно танцевал шимми.
— Не может быть! — вскричала она. — Не верю! Неужели это вы?!
Билл ничего не понимал. Джейн подалась вперед, глаза ее сияли.
— Только не говорите мне, что вы — Билл Холлистер!
— Я — Билл Холлистер, но…
— А я — крыска, — сказала Джейн.
11
Билл заморгал.
— Крыска?
— Занюханная.
— Вы?
— Да.
— То есть вы — та девочка?
— Та самая. Которая целую вечность пускала пузыри… пока Роско Бэньян держал ее под водой.
Билл уставился через стол. С минуту он пристально смотрел на Джейн, потом покачал головой.
— Нет, — сказал он, — не сходится. Крыска, о которой вы говорите… как ее звали?
— Джейн.
— Верно. От ее физиономии останавливались часы.
— Я останавливала их десятками, хотя и не знала своей силы.
— У нее был полный рот каких-то железяк.
— Я носила такие пластинки.
— У нее были толстенные очки.
— До двенадцати я ходила в очках, чтобы исправить легкое косоглазие.
— А почему я не помню вашего дивного голоса?
— Потому что он не был дивным. Скорее визгливым.
Билл не унялся.
— Это, — сказал он, — очень странно.
— Еще бы!
— Вы не против, если я закажу рюмочку бренди?
— На здоровье.
— А вам?
— Нет, спасибо.
Билл поймал взгляд метрдотеля и сделал заказ.
— Я поражен, — сказал он. — Мне по-прежнему кажется, что вы шутите.
— Нет, все — чистая правда. Клянусь.
— Вы и впрямь…
— Впрямь.
Билл глубоко вдохнул.
— Невероятно. В голове не укладывается. Только поглядеть на вас. Вы…
— Да?
— Вы — прекрасное… обворожительное… дивное… неземное… лучезарное видение. Та Джейн могла бы зарабатывать хорошие деньги, распугивая ворон на полях Миннесоты, а вы… вы начинаете там, где кончается Елена Троянская.
— Никаких чудес. Ловкость рук.
Официант принес бренди, Билл залпом осушил рюмку.
— Надо было пить по глоточку, — сказала Джейн материнским тоном.
— По глоточку! Когда вся моя нервная система отплясывает чечетку?!
Человек более слабый хлопнул бы бочонок.
— Боюсь, я вас огорчила.
— Я не назвал бы это огорчением. Скорее… Нет, не знаю, как выразить.
— Все почернело?
— Совсем наоборот. Как будто солнце засияло сквозь потолок, официанты с уборщиками запели стройными голосами. Я не могу поверить, что вы помнили меня все эти годы.
— Как же можно забыть? Я вами грезила. Я обожала вас со страстью, которую не надеюсь выразить словами.
— Вы?!
— Я вас боготворила. Я ходила за вами по пятам и дивилась, что возможно такое совершенство. Когда вы ныряли с вышки, я смотрела с мелкого берега и шептала: «Мой герой!» Я умерла бы за одну розу из ваших волос.
Билл снова шумно вдохнул.
— Могли бы сказать.
— Я стеснялась. Я решила молчать о своей любви, но тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на моих щеках точила. Это не я. Шекспир. А потом, что толку? Вы бы на меня не взглянули. Или взглянули, но с содроганием.
Билл по-прежнему не мог раздышаться, а если хотите — испытывал сильную кислородную недостаточность. Когда он наконец заговорил, то выяснилось, что он осип. Специалист по болезням горла, случись он рядом, сразу бы узнал своего пациента.
— Вот, значит, что вы ко мне чувствовали. И мы снова встретились.
Правда, судьба?
— Ну, такой случай.
— Нет, это судьба, а судьбу не обманешь. Вы ведь не замужем? Конечно, нет! Вы сказали, мисс Бенедик? Прекрасно! Чудесно! Замечательно!
— Почему вы так обрадовались?
— Потому что… потому что… Вам это покажется несколько внезапным, так что помните, все предрешено от начала времен, и не нам вставлять палки в колеса рока. Джейн, — сказал Билл, подаваясь вперед и кладя руку на ее ладонь. — Джейн…
— Привет, привет, вот вы где, — сказал голос. Перед столиком выросло что-то огромное, грушевидное, с кустистыми бровями и пристыженным выражением лица. — Запоздал, да? — произнесло оно, избегая, впрочем, смотреть племяннице в глаза. — Заговорился с ребятами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33