Так как даже на этих сравнительно умеренных высотах мы не могли подниматься в час более чем на 150
м,то достигнутая нами терраса возвышалась над лагерем V самое большее на 180
м.Траверс, который мы просматривали снизу, начинался слева от нас. Решено было сделать привал. К этому времени погода стала очень плохой. Цирк был заполнен густыми облаками. От места, где мы сидели, склон уходил вверх так круто, что не было никакой возможности просмотреть путь, намеченный снизу. Казалось, что целесообразнее всего было возвратиться и не тратить сил, которые следовало сберечь для основной разведки в последующие дни. Мы сняли маски и сразу же резко почувствовали недостаток кислорода. Наши движения стали заметно вялыми, в чем я убедился, когда прошел несколько шагов по террасе, чтобы сделать фотоснимок. Интересно, однако, что в этих условиях кислородного голодания мы ясно отдавали себе отчет в его ослабляющем влиянии.
В начале спуска к цирку в моем баллоне кончился кислород, и Том для облегчения веса выбросил баллон и патрон с натронной известью, находившиеся у меня за спиной. Вскоре после этого выбросил свой баллон и патрон Чарльз Эванс. Однако, несмотря на то, что мы избавились от четырнадцати килограммов груза и спускались в более легких условиях по протоптанным нами следам, мы оба сильно устали. Я с трудом передвигал ноги, и думаю, что то же самое испытывал и Чарльз. Том, у которого еще оставался запас кислорода, продолжал идти в маске. Но хотя он и был в несколько лучшем состоянии, чем мы, все же вся наша группа, вернувшаяся в тот же день в 4 часа после полудня в лагерь IV, была крайне утомленной.
В это же время на меньшей высоте производился другой эксперимент с кислородными аппаратами, также запланированный к выполнению до периода отдыха. Хиллари и Тенсинг вышли из Базового лагеря утром с аппаратами открытого типа и, расходуя четыре литра в минуту, они дошли до лагеря IV ровно за пять часов, включая сюда сорок пять минут, затраченные ими на отдых в лагерях II и III. При этом состояние пути по цирку было плохим вследствие преобладавшей накануне скверной погоды. Это было поистине замечательное достижение, свидетельствовавшее как о прекрасной спортивной форме этих исключительных людей, так и об эффективности их кислородного оборудования. Оба они пришли совершенно свежие и готовые тут же отправиться в далекий путь назад в Базовый лагерь. Раньше я предполагал по окончании просмотра стены Лходзе спуститься вниз вместе, но я чувствовал себя слишком усталым, для того чтобы присоединиться к ним. Так как оставалось всего два часа светлого времени, а падавший свежий снег грозил занести проложенный след, то Хиллари и Тенсинг почти сразу же вышли, несмотря на снежную бурю. Три километра спуска по цирку были для них ужасны. Они шли, поминутно проваливаясь, по хрупкому насту, часто теряя путь через ледопад. Падающий снег слепил глаза, темнело, следы занесло свежим снегом, но, несмотря ни на что, в 7 час. 30 мин. вечера – меньше чем через три с половиной часа после выхода из лагеря IV – они достигли Базового лагеря: «Усталые, – цитирую дневник Хиллари, – но отнюдь не изнуренные».
Основная разведывательная группа поднялась в лагерь V 3 мая. Я оставил ей инструкцию – разбить лагерь как можно выше на стене Лходзе; на следующий день из этого лагеря должна была выйти вверх партия с аппаратами закрытого типа. Теперь, после нашей попытки 2 мая, было ясно, что при существующих снежных условиях разведывательная группа имела очень мало шансов достигнуть Южной седловины. Однако можно было надеяться, что ей удастся подняться до верхнего конца ледника Лходзе и оттуда с близкого расстояния просмотреть начало траверса к Женевскому контрфорсу; эта часть пути казалась мне наиболее лавиноопасной. Учитывая, каких усилий стоило нам достичь точки, лишь немного возвышающейся над подножием стены, я дал указание, чтобы разведка продолжалась не дольше сорока восьми часов. Мы условились, что разведывательная группа вернется в Базовый лагерь 6 мая. После этого я оставил разведывательную группу в самом высоком для того времени нашем лагере и с тремя плохо себя чувствовавшими шерпами – Да Тенсингом, Гьялдженом и Анг Давой (вторым) – вернулся в лагерь IV, а затем уже в сумерках – в лагерь II. Здесь мы заночевали и на следующий день, 4 мая, спустились в Базовый лагерь. Итак, разведывательная группа благополучно приступила к работе, и нам оставалось лишь ждать ее сообщений.
Погода попрежнему была отвратительной. 4 мая, когда группа Чарльза Эванса начала подъем на стену, в цирке было еще больше снега. Вместо того чтобы продолжать движение по открытому нами возможному пути справа, они начали подъем значительно левее, под влиянием Анг Тембы, помнившего маршрут швейцарцев. Этот путь выглядел малообещающим из-за крутых сераков, нависавших над самой верхней террасой цирка под ледником Лходзе. Была лишь одна возможность: пройти по наклоненному вправо под большим углом косому желобу, покрытому сухим рассыпчатым снегом глубиной по бедро. Чарльзу Эвансу посчастливилось заметить на поверхности кусок репшнура; он потянул его и обнаружил веревочные перила. Это было начало осеннего маршрута швейцарцев. По этому желобу и был начат подъем. Вертикальная ледовая стенка заставила группу страверсировать влево в обход другой ледяной глыбы и далее продвигаться по узким крутым коридорам между ледовыми отвесами все время по глубокому снегу. Такое прощупывание шаг за шагом сложного маршрута в некоторых отношениях походило больше на лазание по трудным скалам, чем на движение по льду и снегу.
На пути вверх почувствовал затруднения с дыханием Уорд, поднимавшийся с Эвансом и надевший аппарат открытого типа. При осмотре его аппарата Бурдиллон обнаружил, что Уорд получал в минуту один литр кислорода вместо четырех. Так как Уорд заметно обессилел, а устранить неисправность в его аппарате не было возможности, то он остановился, намереваясь вернуться вниз с теми, кто позже будет спускаться в лагерь.
Далее некоторое время группа могла двигаться прямо вверх по желобу крутизной свыше 50 градусов до тех пор, пока крутизна сделала подъем невозможным. В этом месте пришлось сделать рискованный траверс вправо к другой террасе и некоторое время продвигаться по ней. Затем короткий крутой ледовый камин, снова маркированный швейцарской веревкой, закрепленной во льду на крючьях, вывел их зигзагом сначала вверх по самому крутому участку из встреченных до сих пор, затем поперек него, далее вправо, затем длинным обходом назад и, наконец, налево вверх. Во время движения, для того чтобы вырубать ступени, приходилось разгребать толстый слой рыхлого ненадежного снега, покрывавшего лед. Это было крайне утомительно, особенно для Бурдиллона, шедшего на этом участке первым.
Как раз в тот момент, когда всеобщее внимание было приковано к трудностям маршрута, произошло небольшое, но при данных обстоятельствах весьма серьезное происшествие. Том Бурдиллон, счищавший снег со льда, в котором он рубил ступени, вдруг услышал слабеющий голос: «У меня перестал идти кислород…» Это был Чарльз Уайли, шедший непосредственно за ним на одной веревке. Он стоял согнувшись, опираясь на ледоруб, и, очевидно, чувствовал себя плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
м,то достигнутая нами терраса возвышалась над лагерем V самое большее на 180
м.Траверс, который мы просматривали снизу, начинался слева от нас. Решено было сделать привал. К этому времени погода стала очень плохой. Цирк был заполнен густыми облаками. От места, где мы сидели, склон уходил вверх так круто, что не было никакой возможности просмотреть путь, намеченный снизу. Казалось, что целесообразнее всего было возвратиться и не тратить сил, которые следовало сберечь для основной разведки в последующие дни. Мы сняли маски и сразу же резко почувствовали недостаток кислорода. Наши движения стали заметно вялыми, в чем я убедился, когда прошел несколько шагов по террасе, чтобы сделать фотоснимок. Интересно, однако, что в этих условиях кислородного голодания мы ясно отдавали себе отчет в его ослабляющем влиянии.
В начале спуска к цирку в моем баллоне кончился кислород, и Том для облегчения веса выбросил баллон и патрон с натронной известью, находившиеся у меня за спиной. Вскоре после этого выбросил свой баллон и патрон Чарльз Эванс. Однако, несмотря на то, что мы избавились от четырнадцати килограммов груза и спускались в более легких условиях по протоптанным нами следам, мы оба сильно устали. Я с трудом передвигал ноги, и думаю, что то же самое испытывал и Чарльз. Том, у которого еще оставался запас кислорода, продолжал идти в маске. Но хотя он и был в несколько лучшем состоянии, чем мы, все же вся наша группа, вернувшаяся в тот же день в 4 часа после полудня в лагерь IV, была крайне утомленной.
В это же время на меньшей высоте производился другой эксперимент с кислородными аппаратами, также запланированный к выполнению до периода отдыха. Хиллари и Тенсинг вышли из Базового лагеря утром с аппаратами открытого типа и, расходуя четыре литра в минуту, они дошли до лагеря IV ровно за пять часов, включая сюда сорок пять минут, затраченные ими на отдых в лагерях II и III. При этом состояние пути по цирку было плохим вследствие преобладавшей накануне скверной погоды. Это было поистине замечательное достижение, свидетельствовавшее как о прекрасной спортивной форме этих исключительных людей, так и об эффективности их кислородного оборудования. Оба они пришли совершенно свежие и готовые тут же отправиться в далекий путь назад в Базовый лагерь. Раньше я предполагал по окончании просмотра стены Лходзе спуститься вниз вместе, но я чувствовал себя слишком усталым, для того чтобы присоединиться к ним. Так как оставалось всего два часа светлого времени, а падавший свежий снег грозил занести проложенный след, то Хиллари и Тенсинг почти сразу же вышли, несмотря на снежную бурю. Три километра спуска по цирку были для них ужасны. Они шли, поминутно проваливаясь, по хрупкому насту, часто теряя путь через ледопад. Падающий снег слепил глаза, темнело, следы занесло свежим снегом, но, несмотря ни на что, в 7 час. 30 мин. вечера – меньше чем через три с половиной часа после выхода из лагеря IV – они достигли Базового лагеря: «Усталые, – цитирую дневник Хиллари, – но отнюдь не изнуренные».
Основная разведывательная группа поднялась в лагерь V 3 мая. Я оставил ей инструкцию – разбить лагерь как можно выше на стене Лходзе; на следующий день из этого лагеря должна была выйти вверх партия с аппаратами закрытого типа. Теперь, после нашей попытки 2 мая, было ясно, что при существующих снежных условиях разведывательная группа имела очень мало шансов достигнуть Южной седловины. Однако можно было надеяться, что ей удастся подняться до верхнего конца ледника Лходзе и оттуда с близкого расстояния просмотреть начало траверса к Женевскому контрфорсу; эта часть пути казалась мне наиболее лавиноопасной. Учитывая, каких усилий стоило нам достичь точки, лишь немного возвышающейся над подножием стены, я дал указание, чтобы разведка продолжалась не дольше сорока восьми часов. Мы условились, что разведывательная группа вернется в Базовый лагерь 6 мая. После этого я оставил разведывательную группу в самом высоком для того времени нашем лагере и с тремя плохо себя чувствовавшими шерпами – Да Тенсингом, Гьялдженом и Анг Давой (вторым) – вернулся в лагерь IV, а затем уже в сумерках – в лагерь II. Здесь мы заночевали и на следующий день, 4 мая, спустились в Базовый лагерь. Итак, разведывательная группа благополучно приступила к работе, и нам оставалось лишь ждать ее сообщений.
Погода попрежнему была отвратительной. 4 мая, когда группа Чарльза Эванса начала подъем на стену, в цирке было еще больше снега. Вместо того чтобы продолжать движение по открытому нами возможному пути справа, они начали подъем значительно левее, под влиянием Анг Тембы, помнившего маршрут швейцарцев. Этот путь выглядел малообещающим из-за крутых сераков, нависавших над самой верхней террасой цирка под ледником Лходзе. Была лишь одна возможность: пройти по наклоненному вправо под большим углом косому желобу, покрытому сухим рассыпчатым снегом глубиной по бедро. Чарльзу Эвансу посчастливилось заметить на поверхности кусок репшнура; он потянул его и обнаружил веревочные перила. Это было начало осеннего маршрута швейцарцев. По этому желобу и был начат подъем. Вертикальная ледовая стенка заставила группу страверсировать влево в обход другой ледяной глыбы и далее продвигаться по узким крутым коридорам между ледовыми отвесами все время по глубокому снегу. Такое прощупывание шаг за шагом сложного маршрута в некоторых отношениях походило больше на лазание по трудным скалам, чем на движение по льду и снегу.
На пути вверх почувствовал затруднения с дыханием Уорд, поднимавшийся с Эвансом и надевший аппарат открытого типа. При осмотре его аппарата Бурдиллон обнаружил, что Уорд получал в минуту один литр кислорода вместо четырех. Так как Уорд заметно обессилел, а устранить неисправность в его аппарате не было возможности, то он остановился, намереваясь вернуться вниз с теми, кто позже будет спускаться в лагерь.
Далее некоторое время группа могла двигаться прямо вверх по желобу крутизной свыше 50 градусов до тех пор, пока крутизна сделала подъем невозможным. В этом месте пришлось сделать рискованный траверс вправо к другой террасе и некоторое время продвигаться по ней. Затем короткий крутой ледовый камин, снова маркированный швейцарской веревкой, закрепленной во льду на крючьях, вывел их зигзагом сначала вверх по самому крутому участку из встреченных до сих пор, затем поперек него, далее вправо, затем длинным обходом назад и, наконец, налево вверх. Во время движения, для того чтобы вырубать ступени, приходилось разгребать толстый слой рыхлого ненадежного снега, покрывавшего лед. Это было крайне утомительно, особенно для Бурдиллона, шедшего на этом участке первым.
Как раз в тот момент, когда всеобщее внимание было приковано к трудностям маршрута, произошло небольшое, но при данных обстоятельствах весьма серьезное происшествие. Том Бурдиллон, счищавший снег со льда, в котором он рубил ступени, вдруг услышал слабеющий голос: «У меня перестал идти кислород…» Это был Чарльз Уайли, шедший непосредственно за ним на одной веревке. Он стоял согнувшись, опираясь на ледоруб, и, очевидно, чувствовал себя плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90