Взрыв смеха отвлек его от этих мыслей. Он отошел от борта и обнаружил, что его сын – неплохой моряк: корабль бойко бежал вперед, подгоняемый ветерком, и плохого моряка наверняка стошнило бы; Юлия тоже выглядела неплохо.
– Вся моя семья привержена морю, – сказала она, когда Марий подошел к ней ближе. – Это не распространяется разве что на моего брата Секста – все дело, вероятно, в его одышке.
Корабль, на котором они плыли в Патры, постоянно сновал между двумя берегами, принося владельцам немало денег, выручаемых за перевозку пассажиров и грузов, поэтому Марию была предоставлена какая-никакая каюта. Впрочем, он не сомневался, что Юлия ждет не дождется, когда они сойдут на берег. Поскольку Марий намеревался продолжить морское путешествие по Коринфскому заливу, она, оказавшись в Патрах, отказалась двигаться дальше, пока они не совершат сухопутное паломничество в Олимпию.
– Как странно, – рассуждала она, трясясь на ослике, – что величайший храм Зевса находится на этом захолустном Пелопоннессе! Почему-то мне всегда казалось, что Олимпия – это у подножия горы Олимп.
– Греки есть греки, – отвечал Марий, которому не терпелось как можно быстрее оказаться в провинции Азия; впрочем, ему не хватило духу отказать Юлии в столь естественной просьбе. Путешествие в компании женщины все меньше отвечало его представлению о том, чем надлежит заниматься в пути.
Однако в Коринфе он повеселел. Когда за полвека до этого Муммий сравнял город с землей, все его сокровища были переправлены в Рим. Город так и не поднялся из руин. Вокруг могучей скалы под названием Акрокоринф хлопали на ветру дверьми брошенные, разваливающиеся дома.
– Это – одно из тех мест, где я намеревался поселить своих ветеранов, – поведал Марий с легкой грустью, когда они брели по пустынным улицам Коринфа. – Ты только посмотри! Тут как раз недостает жителей! Столько пригодной для возделывания земли, порт на берегу Эгейского моря и порт на берегу Ионического, все предпосылки для процветания торговли. А как они со мной поступили? Отвергли мой земельный закон!
– Потому что его предлагал Сатурнин, – вставил Марий-младший.
– Совершенно верно. А также потому, что эти болваны в сенате не смогли понять, как важно предоставить солдатам из простонародья землицы, на которой они могли бы провести остаток дней. Никогда не забывай, Марий-младший, что простонародье не располагает ни деньгами, ни какой-либо собственностью. Я открыл для простонародья путь в армию, я влил в Рим новую кровь, сделав пригодным для больших дел сословие, прежде остававшееся совершенно никчемным. Между прочим, солдаты из простонародья оказались мужественными воинами: они продемонстрировали это в Нумидии, в Аквах Секстиевых, при Верцеллах. Они сражались не хуже, если не лучше, чем солдаты старой выучки, хотя те тоже не дали маху. Что же теперь, отмахнуться от них, смыть в сточную канаву? Нет, их нужно усадить на землю. Я знал, что ни первый, ни второй классы никогда не позволили бы им селиться на собственно римских землях в Италии, поэтому и выступил с законопроектами о поселении их в подобных местах, где как раз требуются новые жители. Они бы принесли в наши провинции римский дух и подарили нам новых друзей. К сожалению, предводители собрания и всадников считают Рим исключительным явлением, чьи привычки и образ жизни ни следует распространять по миру.
– Квинт Цецилий Метелл Нумидийский, – с отвращением проговорил Марий-младший. В доме, где он вырос, это имя никогда не произносилось с любовью. Напротив, он никогда не слышал его без прозвища Хрюшка. Однако Марий-младший поостерегся называть так этого человека в присутствии матери, которая ужаснулась бы, услыхав от сына такое словечко: «хрюшка» была детским эвфемизмом половых органов девочки.
– Кто еще? – спросил его Марий.
– Принцепс сената Марк Эмилий Скавр, великий понтифик Гней Домиций Агенобарб, Квинт Лутаций Катул Цезарь, Публий Корнелий Сципион Назика…
Прекрасно, достаточно. Они вызвали противодействие своих клиентов-плебеев и сколотили фракцию, с которой не удалось сладить даже мне. Потом – это случилось в прошлом году – они изъяли из употребления даже названия законов Сатурнина.
– Его закон о зерне и его земельные законопроекты, – подхватил Марий-младший, который теперь, вдали от Рима, отлично находил общий язык с отцом и все время старался добиться от него похвалы.
– За исключением моего первого земельного закона, по которому моим солдатам из простонародья позволено селиться на островах у африканского побережья, – напомнил ему Марий.
– Кстати, муж мой, я кое-что хотела тебе сказать, – спохватилась Юлия.
Марий со значением посмотрел на Мария-младшего, но Юлия продолжала:
– Как долго ты собираешься держать на этом острове Гая Юлия Цезаря? Может, ему вернуться домой? Ради Аврелии и детей ему следовало бы вернуться.
– Он нужен мне на Церцине, – жестко отрезал Марий. – Вождь из него неважный, но никто никогда не работал над аграрными проектами так упорно и с таким успехом, как Гай Юлий. Пока он остается на Церцине, работа идет, жалоб почти не поступает, и результаты превосходны.
– Но так долго! – не уступала Юлия. – Три года!
– Пускай потрудится еще столько же. – Марий не собирался сдаваться. – Ты знаешь, как медленно продвигаются обычно земельные дела: наблюдай, возмещай убытки, разбирай бесконечные споры, преодолевай сопротивление местных жителей… А Гай Юлий делает это просто мастерски! Нет, Юлия, ни слова больше! Гай Юлий останется там, где он сейчас находится, пока не закончит порученное ему дело.
– Тогда мне жаль его жену и детей.
Глава 4
Впрочем, Юлия заступалась за Аврелию напрасно: ту вполне устраивала ее участь, и она почти не скучала по супругу. Объяснялось это вовсе не отсутствием любви и не пренебрежением супружеским долгом, а тем, что когда он отлучался, она могла заниматься собственным делом, не опасаясь его неодобрения, жесткой критики, а то и запрета – только этого ей не хватало!
Когда они, поженившись, поселились в более просторной квартире из двух, помещавшихся на первом этаже большого жилого дома – инсулы, доставшегося Аврелии в качестве приданого, она обнаружила, что супруг ожидает от нее точно такого же образа жизни, какой она вела бы, если бы они обитали в частном доме на Палантинском холме, – изящного, утонченного и лишенного цели. Именно такую жизнь она яростно критиковала, беседуя с Корнелием Суллой. Это было настолько скучно и лишено перспективы, что любовная интрижка сделалась бы неизбежной. Аврелия была в отчаянии, узнав, что Цезарь не одобряет ее общения с жильцами, занимающими все девять этажей, предпочел бы, чтобы она прибегала к услугам агентов для сбора квартирной платы, и надеется, что она не покинет стен этого ветхого сооружения.
Однако Гай Юлий Цезарь был патрицием древнего аристократического происхождения и имел немало обязанностей. Будучи прикованным к Гаю Марию женитьбой и безденежьем, Цезарь начал свою государственную карьеру на службе Гая Мария в качестве солдатского трибуна, а потом военного трибуна в легионах; наконец, побыв квестором и став членом сената, он был направлен в качестве земельного уполномоченного ведать заселением ветеранами Гая Мария из простонародья острова Церцина в заливе Малый Сирт у африканского побережья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126