Но мастер Виль забил себе голову полицейскими романами и был непоколебимо убежден, что он сам — один из тех чудесных сыщиков, подвиги которых так увлекательно расписывают романисты. Его взгляд на загадочное убийство торговца нисколько не переменился. Напротив, попав на ложный след, он стал его держаться со всем упрямством, которое свойственно людям ограниченным, и утвердился в мысли, что убийцами являются Альбер и Александр. Не спрашивайте его почему и отчего. Этого он и сам не знает. В своей наивной и ничем не оправданной гордости он еще считает, что эта мысль является одним из проявлений его гениальности.
Предположив, не без оснований, что три француза должны находиться где-то неподалеку от прииска Виктория, он решает играть ва-банк. Он подговаривает людей, которые не соблазнились экспедицией и остались на работе, раскрывает им свое звание, изображает себя как человека важного, как освободителя, говорит об общественной безопасности, которая поставлена под угрозу, и в конце концов ему удается сколотить целый добровольческий отряд по борьбе с грабежами.
Мастеру Вилю весьма помогло то обстоятельство, что где-то неподалеку от прииска видели Сэма Смита. Добровольцы-полицейские обязались отдавать делу по нескольку часов в неделю, днем и ночью, и в течение этого времени находиться в распоряжении мастера Виля, который присвоил себе права главного начальника. Подготовка отняла несколько дней. Люди были полны энтузиазма и жаждали действий.
Долго ждать не пришлось. Мастер Виль, который заставил своих людей обшарить все углы, нечаянно наткнулся на бивуак, разбитый людьми Корнелиса и Питера. Он уже собирался отвести их домой, когда добровольные полицейские, которые в это время оказывали помощь жертвам Клааса, заметили трех французов. Мы уже рассказали, как мастер Виль, который был им столь многим обязан, схватил их, точно они были какие-нибудь разбойники.
Жозеф сбежал, Зуга пустился за ним; в суматохе никто не заметил, как скрылся бушмен; Альбера и Александра увели на прииск. Следствие по делу провели быстро и, чтобы не терять времени, назначили суд на ближайшую ночь.
А чтобы судьи, по крайней мере во время исполнения обязанностей, не подпали под опасное влияние алкоголя, для разбирательства выбрали место, достаточно отдаленное от палатки, в которой кабатчик торговал своими огненными жидкостями.
И в минуту, когда, казалось, все было потеряно для друзей, начались драматические события, которым они обязаны своим спасением.
Несмотря на темноту, лодка, которой правили сильные руки бушмена и Зуги, быстро поднималась вверх по Замбези. Легкое суденышко тащило на буксире чудные пироги и, как мы уже сказали, держалось поближе к берегу, не выходя из зоны мертвой воды, то есть в стороне от течения. Жозеф сидел на корточках в носовой части и правил. Пользуясь длинным бамбуковым шестом, он не давал суденышку врезаться в извилины берега и запутаться среди лиан в деревьев. Плавание протекало в полной тишине, как вдруг Жозеф издал негромкий переливчатый свист. Бушмен и Зуга остановили лодку в зарослях, которые немного выдавались вперед и могли служить удобным укрытием.
Горизонт стал светлеть; над водой, которую еще пронизывали звезды своим трепещущим светом, подымались легкие испарения; залопотали попугаи, чайки носились с резкими криками, наевшиеся гиппопотамы тяжело опускались на самое дно реки. Скоро наступит рассвет.
— Ну, как? — шепотом спросил Альбер, даже не замечавший, что все его лицо и платье стали мокрыми от росы. — Мы приближаемся?
— Дальше идти невозможно, месье Альбер, — ответил Жозеф.
— Почему?
— Да потому, что тот бандит тоже не дремлет у себя в фургоне… Этак можно и на пулю нарваться.
— Но ты хоть уверен, что это здесь?
— Я здесь был вчера. Да вот, смотрите, — вот вам доказательство: видите этот узел на лиане? Это я его сделал.
— И фургон был недалеко отсюда?
— В пятистах метрах.
— Каких-нибудь пятьсот метров, а я бессилен предпринять что бы то ни было! Потерять целые сутки из-за этого подлеца-полицейского и не иметь оружия!
— Спокойствие, дорогой Альбер, — перебил его Александр. — Мы чудом спаслись от смерти, мы приближаемся к цели, и, пожалуйста, возьми себя в руки. Отдохни несколько минут — вероятно, нам скоро понадобятся все наши силы.
— Ах, меня именно неподвижность и убивает! Я измучен…
— Бедный ты мой дружище, да неужели мы не разделяем твоих тревог? И разве твоя беда — не наша беда?
— В конце концов, нас пятеро, а тот мерзавец, вероятно, один…
— Нас пятеро, это верно, но у нас нет никакого оружия. А что мы можем сделать голыми руками против этой крепости? Враг перестрелял бы нас раньше, чем мы успели бы пройти половину дороги…
— И тогда больше некому было бы освободить мадам Анну, — рассудительно вставил Жозеф.
— А так мы за день хорошо изучим местность, подробно обдумаем план действий и ночью сможем что-нибудь предпринять. Наш новый друг судья обещал нам оружие. Немного раньше полуночи Зуга сможет туда отправиться в своей пироге. Он быстро обернется. А мы будем его ждать вблизи того места, откуда решили предпринять атаку.
— Карай! — воскликнул Жозеф. — Победить или умереть — для меня ничего другого быть не может! И для вас тоже. Не так ли? Пусть я только поймаю этого бура! Я откушу у него кусок мяса, хоть бы мне потом пришлось умереть от бешенства. Смотрите, вот и солнце! Здравствуй, солнце!..
Зуга сделал резкое движение, лодка закачалась, но чернокожий быстро привел ее в равновесие и тихо свистнул, как бы призывая всех к молчанию.
— В чем дело? — спросил Александр шепотом.
— Тес!
Негр извлек из воды свою деревянную лопату и сделал ею непонятное движение: он провел плоскостью по поверхности воды, как если бы хотел поймать какой-то плавающий предмет. Европейцы этого предмета и не видели, так он был мал, но от глаз негра он скрыться не мог. Зуга так хорошо знал все течения в родных местах, его глаз был так наметан, что он сразу заметил какое-то постороннее тело, которое кружилось в водовороте.
Спутники доверяли полностью инстинкту сына природы и не мешали ему.
— Вот! — радостно воскликнул Зуга, слегка подымая весло и протягивая его Александру. — Смотри! — Он указывал на крохотный белый, неправильной формы лоскуток, который остался на весле.
Александр легко снял этот предмет, с любопытством осмотрел его, повернул, перевернул, осторожно держа кончиками пальцев, и не смог подавить возглас удивления.
— В чем дело? — спросил Альбер.
— Неслыханно!.. Это неслыханно! — бормотал Александр, не отвечая на вопрос.
— Похоже на крыло белой бабочки, — заметил Альбер.
— Или на кусочек папиросной бумаги, — добавил Жозеф.
— Друг мой, — ответил Александр, — девяносто девять шансов против одного за то, что Альбер прав. Ибо если чешуекрылые еще встречаются в этих местах, то уж бумага, хотя бы и папиросная, довольно-таки необычная штука на берегах африканской реки, и в особенности в самой реке. Но тем не менее при всей неправдоподобности…
— Я угадал? Да?
— Вы ошиблись только насчет качества…
— Но это бумага?
— Совершенно верно. Клочок бумаги, оторванный от какой-то книжной страницы небольшого формата.
— Верно! — волнуясь, сказал Альбер. — Это верно! У тебя поразительный дар следопыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120