Где-то поблизости плавал выпускник академии Вдовенков Иван Филимонович, постоянно считавшийся отличным пловцом, и это умение помогло ему сохранить самообладание, когда пришло критическое время.
Он держался достаточно уверенно и решил снять с себя только лишь шинель.
Когда волна смыла его за борт, он вынырнул на поверхность довольно далеко и когда оглянулся, то баржа оказалась уже скрытой за следующей волной. Недалеко от себя он заметил небольшое бревно, доплыл и прицепился к нему.
Спустя какое-то время он увидел Бориса Рабиновича, который сидел на какой-то плавучести. Борис крикнул ему: «Прощай, Ваня!» – и заплакал. В числе спасенных Бориса недосчитались.
Так и носился в одиночку Иван с бревном по волнам, пока не прибило его к плотику, на котором в лежачем положении держались семь человек и среди них был его коллега Михаил Нилович Ситкин.
Иван перебрался на плотик, здесь стало удобнее и спокойнее вместе с людьми и со своим товарищем.
Очень хорошо запомнилось Ситкину, как курсанты Высшего военно-морского инженерного училища среди холодных волн пытались спасти девочку дошкольного возраста, родители которой находились тут, в воде. Родители выбились из сил и вскоре утонули. Трое курсантов из последних сил держали девочку на поверхности воды до тех пор, пока не иссякли и их собственные силы. Среди них был курсант Рогачев Михаил Андреевич, который держал эту девочку в ситцевом платьице на плечах. И девочка, и ее спасатели погибли.
Переверзеву удалось вырваться на поверхность волны лишь где-то в стороне от баржи. Отдышавшись после долгого погружения, он заметил поблизости обломок доски и инстинктивно подобрался к нему. С гребня волны можно было ориентироваться – справа отчетливо выделялись на воде головы барахтающихся людей, а слева невдалеке плавал сравнительно большой кусок – обломок от палубы баржи, к которому подплывали два человека. Опираясь на обломок доски и используя попутное движение гребней волны, Иван относительно легко достиг плавучего обломка палубы. Один из тех двоих уже подплыл к нему и пытался взобраться, это ему никак не удавалось, каждый раз он соскальзывал обратно. Им обоим удалось взобраться на него, только когда Иван создал противовес, прицепившись с противоположной стороны. Так они оказались на небольшом плотике. Мерзли руки. Иван растирал их рукавами фланелевой рубахи. С гребня волны, сквозь пелену водяной пыли, он увидел силуэт буксира в лучах поднимавшегося над горизонтом солнца.
Он неотрывно следил за движением буксира как за единственной надеждой. Буксир медленно приближался. Пальцы на руках не сгибались, он продолжал их растирать. Сосед на противоположной стороне плота был одет в армейскую гимнастерку, он был в безразличном состоянии, и происходящее вокруг как будто его не касалось. На предложение Ивана – добираться до буксира при помощи разбросанных на воде обломков досок, бревен – он никак не отозвался. Недалеко от плота Иван заметил голову и плечи в черной одежде и узнал – это был однокурсник Яша Попов. Он держался за небольшое бревно. Иван стал звать его на свой плот, Попов услышал и направился в сторону плота. И тут большая волна накрыла и скрыла его навсегда.
Было около 60 – 70 метров от буксира, когда Иван увидел другого однокурсника – Сашу Великотного. Тот плыл к буксиру, и видно было, что он уже теряет силы.
На призывы Переверзева он отозвался не сразу, тогда Иван стал еще махать ему руками, и только теперь Великотный повернулся в его сторону и, увидев, что Иван – на плоту и совсем близко, направился к нему. Великотный был в бушлате, поэтому был особенно тяжел, и Переверзеву стоило большого труда вытащить его на плот, уцепившись за ворот бушлата. Конечно, было не до седьмого пота, но труд в какой-то мере разогрел, а присутствие близкого товарища подбодрило.
Вскоре Иван не то чтобы определил – скорее почувствовал, что буксир уже больше не приближается, а наоборот – начал удаляться в левую сторону. Сразу же предложил Саше добираться до буксира вплавь с помощью обломков, пока есть силы, но ответа не получил. Подождал еще немного, пока он определит свои силы, а когда понял, что Саша колеблется, крикнул: «За мной!» – и бросился в воду. Постепенно переплывая от доски до доски, Иван преодолел трудное расстояние около 70 метров и уже был метрах в 5 – 7 от борта буксира, где скопилась большая группа барахтающихся людей, как вдруг почувствовал, как кто-то сзади сильно даванул на его плечи, и он, уже обессиленный, быстро погрузился под воду. Это был последний критический момент для Переверзева, в голове просвечивались прожитые события, проносились последние мысли. Появилось вдруг сильное отвращение к тому, чтобы вода проникла в рот, сцепил зубы. Сколько времени продолжалось погружение, трудно сказать, но ясно другое. Еще в детстве Иван любил нырять на время и любил устраивать себе отдых путем полного расслабления при медленном погружении на глубину. Выработался условный рефлекс. В этот критический момент рефлекс сработал. Это позволило собрать силы, чтобы ритмично опираясь в слоях воды, вырваться из глубины на поверхность. Вынырнул Переверзев уже за кормой буксира, где людей было значительно меньше.
* * *
Это случилось около 9 часов, время врезалось в память на всю жизнь. В первые минуты его поддерживала на воде шинель, надетая поверх бушлата, пока еще была сухая, а намокнув – стала тянуть в глубину. В связи с этим Юрий Селезнев сбросил шинель, стащил через голову противогаз, из его сумки переложил в брючный карман записную книжку, две плитки шоколада «Золотой якорь», сбереженные «на черный день», и перчатки.
Подчеркнем, что все это было проделано не где-то в сторонке от 10-балльного шторма, а, выражаясь предметно, в центре этого водоворота. Для этого нужно было уметь надежно держаться среди волн, к тому же надо учесть, что Селезнев оставался одетым в бушлат и в форму 3 и обут в ботинки.
Однако умения держаться на воде еще мало. Надо было еще уметь владеть собой. Наконец, нужно было оставаться рассудительным. Этими качествами Юрий располагал в полной мере.
Зачем-то он аккуратно застегнул ремешок сумки и потом уже отбросил противогаз в сторону от себя.
Тем временем намок бушлат и тоже стал тянуть в глубину, пришлось и его снять. Пытался снять ботинки, несколько раз нырял, чтобы достать до шнурков, но они были сделаны из сыромятной кожи, это – на века. Они намокли, затянулись намертво, такие – зубами не развязать. Поэтому с ботинками пришлось смириться.
Юрий очень берег финский нож в чехле. Боясь, что нож может выскользнуть или оторваться вместе с чехлом, он взял его в зубы и не выпускал потом ни при каких обстоятельствах.
Процедура раздевания очень утомила, поскольку при этом пришлось долго и напряженно работать ногами.
Сравнительно недалеко Юрий увидел плавающий ящик и подплыл к нему. Он оказался с сухарями, а две запаянные жестяные банки в нем создавали хорошую плавучесть. Попытался сесть на ящик, но он каждый раз выскальзывал, пришлось лечь на него животом. Теперь наконец смог передохнуть и осмотреться. От баржи его отнесло метров на сто. Кругом плавали свои ребята, держась за бревна, за другие обломки. Старшина класса Ростик Бочаров кричал: «Держись, ребята!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129