— Я прошу вас не умирать, а жить ради него, и вы поймете, как это трудно, когда достигнете моего возраста.
Он видел, что княжна все еще находится в смятении.
— Я уже говорил в начале нашей беседы, — продолжал он, — никому из нас не дано повернуть время вспять, но, если вы любите вашего отца, вы поможете ему. По-моему, ему необходимо попытаться забыть трагическое прошлое и поверить, что вас обоих ждет впереди долгая, интересная и радостная жизнь.
Герцог говорил серьезно, и она, кажется, поддавалась уговорам.
— Что мне… сделать… для этого? — спросила она.
— Я хочу, чтобы вы временно надели новую одежду, которая вам необходима, и не выделялись среди моих гостей. И пожалуйста, вместе с князем Иваном и князем Александром проводите с нами время, пока мы не доберемся до Египта.
Княжна попыталась что-то сказать, но герцог продолжил — Когда мы прибудем в Александрию, то поговорим с вами о том, что можно будет сделать для вашего отца. Но при этом мне не хотелось бы чувствовать, будто я преодолеваю заснеженную вершину.
При последних словах в голосе герцога послышались шутливые нотки, и ему показалось, что в глазах княжны мелькнул ответный лукавый огонек. Она сказала:
— Если я спрошу вас кое о чем., скажете ли вы мне… правду?
— Конечно, — ответил герцог. — Я, между прочим, всегда говорю правду!
— Если бы тогда мы… просто допросили бы вас доставить нас в Египет и… не потребовали бы этого в такой форме, как вначале… согласились бы вы на это?
— Мне хочется быть совершенно честным с вами, — ответил герцог после короткой паузы. — Если бы я не осознал опасности, грозившей вам, — то дал бы денег и предоставил бы вам действовать самостоятельно.
Он выжидательно умолк, но, поскольку княжна ничего не ответила, продолжил:
— Может быть, благодаря той драматической манере, с которой князь Иван угрожал мне, я не испугался и понял, что вы не только настрадались от лишений, но над вами нависла и реальная угроза быть убитыми.
— Даже теперь я , не верю, что вы… вне опасности, — тихим голосом произнесла княжна.
— Но вам ничего не угрожает, — настаивал герцог, т — потому что вы являетесь гостями на моей яхте. И я совершенно искренне заявляю, что рад видеть вас здесь!
Она пытливо глядела на него, словно хотела увериться в правдивости его слов. Слегка вздохнув, она сказала»
— Очень хорошо, ваша светлость. Чтобы избавить вас от обузы, еще от одного больного пассажира, я возьму у леди Рэдсток пальто, но, как вы и предложили, отплачу за это тем, что починю все, что нужно ей и остальным пассажирам.
— Гордость! Гордость! — сказал герцог. — Когда Вальтер Скотт писал о «жгучей гордости, презрении к врагам», он словно думал о вас!
Княжна гордо вскинула голову.
— Можете смеяться над гордостью, ваша светлость, но не забывайте, что это единственное, что у меня осталось, и поэтому очень дорого мне.
Герцог улыбнулся:
— Я все понимаю. Но я уже говорил, что если вы хотите позаботиться о вашем отце, то гордость может только навредить ему. Здесь требуется любовь.
Он сам удивился своим словам, но они совершенно непроизвольно сорвались с его уст.
Княжна поднялась с кресла, и он понял, что она обиделась.
— Если вы хотите сказать, ваша светлость, что я не люблю моего отца и слишком эгоистична, чтобы суметь отбросить мои горькие чувства ради него, вы сильно ошибаетесь! Я готова сделать все… все, чтобы… восстановить его здоровье. Но я тщательно обдумаю то, что вы сказали, чтобы убедиться в правоте ваших соображений.
— Думаю, вы убедитесь, что я прав, как и всегда, — сказал герцог горделивым тоном.
Он думал, что она начнет спорить с ним, но она только сказала:
— Что ж, если ваша светлость сказали все, что хотели, то я вернусь к отцу.
— При одном условии, — ответил герцог.
Она выжидательно и неуверенно посмотрела на герцога.
— Во-первых, пообещайте мне, что завтра выйдете на палубу, — сказал он, — желательно около полудня, когда солнце уже пригревает, во-вторых, я надеюсь, что когда вы пообвыкнете здесь, то будете присоединяться к общей компании хотя бы за столом.
— Могла бы я подумать об этом? — ответила княжна и двинулась к двери каюты.
Герцог опередил ее. Держась за ручку двери, он сказал:
— Вы молоды. Постарайтесь помнить, что каждый день вашей жизни — это великий дар. Радуйтесь приятным минутам, а все остальное не берите в голову.
Княжна взглянула на него, но уйти не могла, пока он не открыл дверь. Герцог же спокойно продолжал:
— Повторяю, вы молоды и, кроме того, очень красивы.
Многие женщины в мире готовы были бы на любые страдания, чтобы обладать этими двумя ценностями.
Она не сводила с него изумленного взгляда, будто не верила, что правильно поняла его.
Княжна отвернулась к двери, дожидаясь, что он откроет ей.
Он пропустил княжну, и она с удивительной поспешностью исчезла в коридоре.
Герцог, улыбаясь, прошел в свою каюту. Его не покидало ощущение, что он выиграл трудную битву.
Когда он удобно устроился в кресле, чтобы еще раз обдумать беседу с княжной, дверь в каюту открылась и вошла Долли.
— Я думала, что ты возвратишься в салон, Бак, — сказала она с упреком, прежде чем герцог успел встать.
— Я уже собирался идти к вам через пару минут.
— Тебя так долго не было, — сказала она, — и я видела княжну, выходившую отсюда. Она была с тобой?
— Мы говорили с ней о здоровье ее отца.
— И только?
Ее вопрос вызвал в герцоге раздражение.
— Княжна перенесла столько невзгод за эти годы, — сказал он, — прошла через страдания, которые сломили бы многих женщин. Надеюсь, Долли, что ты будешь добра к ней, все наши русские гости очень нуждаются в доброте.
— Я буду к ней добра, как ты говоришь, если ты будешь Держать свои руки подальше от нее.
Слушая, как она это говорит, герцог впервые обратил внимание на грубоватую вульгарность в ее характере.
Чрезмерная ревность женщин всегда коробила герцога.
Хотя он привык к проявлению такого рода эмоций, поскольку, к сожалению, женщины обычно любили его больше, чем он их, но теперь его раздражало собственническое отношение Долли к нему.
— Ты остаешься здесь, — спросил он, — или мы пойдем вместе в салон?
— Я готова остаться с тобой здесь наедине, — ответила Долли, — и хотелось бы, чтобы ты уделял мне значительно больше внимания, чем ты это делал за последние двадцать четыре часа.
Герцог знал, что она на него обижается, потому что он не пришел к ней в каюту прошлым вечером.
Он был в таком радостном настроении после спасения Великого князя и его спутников, что вместе с Гарри и Джорджем остался тогда побеседовать с князьями.
Они засиделись допоздна, слушая потрясающий рассказ князя Ивана об их приключениях с 1918 года, когда они узнали о гибели императорской семьи, а также о том, что Великий князь тоже числился в списке смертников.
Князь рассказывал о том, как они мыкались, странствуя с одного места на другое и тратя последние сбережения. Они были вынуждены продать за бесценок сохранившиеся у них драгоценности и вещи.
— Княжне, очевидно, было особенно тяжело, — заметил Гарри.
— Она вела себя великолепно! — ответил князь Иван. — Когда мы пустились в странствия, она была еще ребенком и» взрослела в таких условиях, которые не выдержали бы и взрослые женщины.
— Княжна ко всему относилась как к приключению, — вспоминал князь Александр, — но вы представляете, она росла и с годами — в девятнадцать, в двадцать, двадцать один год — все боялась, что с нами что-то случится и тогда она останется одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34