С. И время пришло, когда разразилась война?
М. Да, тогда карта Виндзоров была разыграна вместе с другими. Вы должны понять, что Гитлер совершенно не был настроен против Британии. Он чувствовал после Польской кампании, законченной с блеском и очевидным военным успехом, что Англия и Франция должны будут вести с ним переговоры. Всё, что он хотел, – чтобы его оставили в покое и не вынуждали нападать на каждую из этих стран. Но этому не суждено было сбыться. Становилось очевидно, что переговоры невозможны, особенно покуда Черчилль у власти.
С. Я уверен, что Черчилль не хотел поражения Англии или потери ею колоний.
М. Я уверен, что не хотел, но и Гитлер не имел намерений отнять что-то у Англии или Франции. Он только хотел перевести дух и решить, должен ли он выступать против России или нет. Итак, чтобы заставить Британию сесть за стол переговоров, он прошёл длинный путь к плану – очевидному плану – вторжения в Англию. С точки зрения военных, такое вторжение было бы успешным, но не имело практического смысла. Но мы распространяли слухи в нейтральных столицах о готовящемся вторжении и даже напечатали тысячи специальных карт и книг для наших войск, мы допускали утечку этой информации к известным английским агентам и недружественным дипломатам. В то же самое время мы представили дело так, будто герцог станет нашим марионеточным правителем в оккупированной Англии. Всё это имело некоторый эффект, а королевская семья даже строила серьёзные планы улететь в Канаду. Король хотел сразу же уехать, но супруга удержала его. Как я сказал, она грозная женщина, и, конечно, не глупая кузина Кобургов.
С. Были слухи, что герцог снабжал вашу сторону ценной военной информацией, которую он получал в то время, когда был прикреплён к штабу британских войск во Франции?
М. Да, он это делал. Он поставлял очень важные сведения о позициях войск и совместных англо-французских военных планах. Это был насущный материал, обеспечивший нам удачный прорыв к Седану в 1940 году. Кстати, герцог не отдавал эти материалы нам. Он уехал в Париж и обо всём рассказал мистеру Бедо. Герцог был такой, вы знаете. Он витал в облаках, абсолютно не контактируя с реальным миром, и, как наследник сильного трона могучей державы, чувствовал себя выше политики и большинства людей. Он не мог понять отношений между людьми. Когда я общался с ним в 1937 году, он совсем не чувствовал вины; скорее, я чувствовал себя виноватым перед ним. Он никогда не был способен понять мир за пределами Букингемского дворца. Я знал нескольких представителей королевской семьи во время моей службы, и все они были непрактичными людьми, не имеющими представления о чём-либо, кроме придворных сплетён и протокола.
Мистер Бедо приехал прямо в Голландию, в то время нейтральную, и рассказал всё в нашем посольстве. В этом смысле герцог был не предателем своей страны, но абсолютно неопытным человеком, сильно озлобленным против своей семьи за то, что они его унижали. Герцог не был настроен против Англии, он только возмущался обращением с ним. Нам было велено называть его жену «её королевское высочество», хотя это было запрещено в Англии. Это было сделано публично, и это возмутило его врагов в Англии.
С. Документы доказывают всё это?
М. Я бы так сказал. Герцог не был нацистом, но он был весьма прогитлеровски настроен, и очень сочувствовал Третьему рейху. Другое дело – это то, что герцог не любил евреев и они, разумеется, не любили его. Но они были намного умнее, чем он, и знали, как остаться в тени, пока они плетут свои заговоры.
Вы должны понять, что если бы я был евреем, а тем более евреем-банкиром в Англии в те дни, я тоже был бы зол и напуган прогитлеровски настроенным королём и, несомненно, хотел бы видеть на троне кого-то другого. Но тот, кого они в конце концов получили, был маньяк в качестве премьер-министра. И напоследок война разрушила их финансовую империю, и я полагаю, что, подделывая их деньги, мы не замедляли этого процесса. Большинство людей не заглядывают далеко вперёд. Даже если король носит свастику на шее и портрет Гитлера висит над его кроватью, у него нет реальной власти в Англии и он, конечно, блокирован от любых рискованных предприятий прогерманского характера.
С. Были некоторые слухи о последних днях герцога в Испании и Португалии. Существовала версия, что вы собираетесь захватить его или что он собирается поехать в Германию, с тем чтобы ожидать возвращения через Ла-Манш в Англию в качестве короля.
М. Была такая идея, но я знаю, что Гитлер никогда не имел намерения вторгаться в Англию и герцог был только пешкой в этой игре. С тех пор как было решено не проводить вторжения, отпала необходимость держать герцога в морозильнике, чтобы вытащить его, когда он станет нужен. Но англичане верили, что мы собираемся напасть, и верили нашим подложным историям о том, что мы проводим заключительные переговоры с герцогом. Британское правительство тактично предупреждало герцога, что если он не уедет на Багамы в качестве губернатора, убьют его жену и тогда ему придётся уехать. Это было бы облегчением для Берлина, так как если бы герцог прилетел в Германию, что мы должны были делать с ним? Посадить его в старый замок как бельгийского короля и выслушивать поток его жалоб на еду и сервис?
С. Вы знаете, что британцы сильно хлопотали, чтобы получить после войны максимум документов. Шла большая охота за всеми этими материалами. У нас были некоторые, и мы отдали их им.
М. Вы когда-нибудь видели какие-то из этих материалов?
С. Мы всё скопировали, хотя Эйзенхауэр запрещал это.
М. Мне лично герцог безразличен. Так или иначе, по моему профессиональному мнению, он был всего-навсего тщеславным, глупым человеком, злым, но он не был намеренным предателем. Случайным – возможно, но не намеренным. Его солнце уже давно закатилось, и в любом случае всё это сейчас открыто для спекуляций журналистов.
С. Британцы стали столь одержимы и скрытны по таким ничтожным поводам, что я не удивлюсь, что каждый связанный с ними видит заговор на каждом углу. Слухи из нужника, как мы называли это, определили герцога в нацистские шпионы, но я подозреваю, что вы правы.
М. Конечно, я прав. Естественно, если бы мне приказали подготовить бумагу для Гитлера, в которой говорилось, что герцог сочувствует коммунистам, я стал бы делать это без колебаний. И не поднимайте брови, когда я говорю такие вещи. Я уверен, что вы, и особенно м-р Даллес, делали то же самое. Вы сказали то, что вы хотели сказать, и забыли всё остальное. Это верно? Но в частном – в частном – разговоре мы говорим то, что мы действительно думаем, не так ли?
С. Я бы сказал, так. Но, не в обиду вам, вы всегда правдивы со мной?
М. Когда это устраивает меня и вас. Мои комментарии по поводу Виндзора не имели иной цели, нежели рассказывать вам о моих впечатлениях. Вы не собирались арестовывать его, и Гитлер больше не существует, чтобы оказывать поддержку, таким образом вердикт по поводу герцога войдёт в историю надлежащим образом приукрашенным, дабы заинтересовать третьеразрядных авторов и их издателей.
Я слегка озадачен тем, что кто-то будет писать мою историю. Я буду изображён как монстр, который носится по Европе и вытаскивает у старух ногти раскалённым пинцетом. Я пытаюсь представить себе коммунистического писателя, обсуждающего меня в печати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80