Кику пристально смотрел на нее и улыбался.
— Рядом с нашей кондитерской находится универсам, на его пятом этаже есть большой отдел по продаже часов. Сын хозяина этого отдела начал ко мне приставать. Полный идиот, катается на вшивой иномарке, садится в нее, даже если нужно проехать несколько метров до нашего магазина. Полное ничтожество! Он мне рассказывал, что его папаша владеет половиной акций в крупной фирме, что у него три добермана и что он получил за них от полиции поощрительные грамоты, что его приятель профессиональный боксер. Он так настойчиво приставал ко мне, что я наконец согласилась встретиться с ним, чтобы положить этому конец. Мы зашли в кафе, и там я сразу же заявила ему, что у меня есть друг, который сидит в тюрьме, и я не знаю, что сделаю с ним, если он только попытается ко мне прикоснуться. И что ты думаешь, он на это ответил? Заявил, что я несовершеннолетняя преступница. Тогда я рассмеялась ему в глаза.
Кику продолжал пристально смотреть на нее, но, казалось, ничего не слышал.
— Как Гариба? — внезапно спросил он. — Продолжает расти?
Анэмонэ облизала губы и ответила едва слышно:
— Он погиб.
— Бедняжка, — пробормотал Кику.
— Да, но теперь все в порядке.
— Что значит «все в порядке»?
— Я хочу сказать, что свыклась с этим.
Кику снова замолчал рассматривая ее волосы, руки, грудь.
— Куваяма, у тебя осталось пять минут, — объявил охранник, сидевший в углу комнаты.
— Хорошо, хорошо, — откликнулся Кику, не сводя глаз с Анэмонэ.
Она посмотрела на часы и поняла, что прошло уже двадцать пять минут, а они так и не успели сказать ничего существенного.
— Анэмонэ, — прошептал он так тихо, чтобы охранник не услышал, — ты можешь сделать кое-что для меня? Можешь просунуть кончик языка сквозь сетку?
Как только ее язык проник через отверстие в проволоке, он вцепился в него зубами и удерживал так несколько секунд. Когда он выпустил ее язык, тонкая струйка слюны повисла между ними.
— Я собираюсь тут выучиться на моряка, — начал было он, но в этот момент охранник оборвал его.
— Время истекло!
— Осталось несколько секунд, — торопливо прошептал Кику. — У тебя есть какие-нибудь деньги?
Анэмонэ понимающе кивнула.
— Слушай меня внимательно. Вскоре нас повезут в море на занятия. Я напишу, в каком порту мы причалим. Постарайся добраться туда по суше и встретить судно, когда мы будем сходить на берег. Поняла?
Охранник подошел к нему настолько близко, что он не мог уже продолжать, но когда Кику поднялся и его стали выпроваживать, Анэмонэ крикнула ему вслед:
— Кику! Ты не забыл про ДАТУРУ?
Он согласно кивнул, и его сразу же увели. Блестя глазами, Анэмонэ повертела во рту попавший туда комочек ржавчины и выплюнула его.
ГЛАВА 25
В гримерную принесли еще один букет роз.
— От кого это? — крикнул Тору, обращаясь к посыльному.
— От пищевой фирмы, изготавливающей консервы из тунца и крабов… — начал объяснять мальчик, но Тору уже его не слушал.
Мацуяма Юдзи стоял посреди комнаты и в сотый раз проверял настройку гитары. Он раскрасил себя с головы до ног — волосы и тело — половину бледно-лиловым цветом, а половину розовым. Джон Спаркс Симода лежал на кожаном диване и размахивал барабанными палочками, словно стучал по подвешенным в пустоте колокольчикам. Кто-то принес в гримерную кремовый торт, и Мацуяма потребовал нож, чтобы его разрезать.
— Перед выходом на сцену нельзя есть сладкое. Может стошнить, — предостерег его Тору.
— Пофиг! Даже если я блевану или грохнусь в обморок, все равно не перестану играть на гитаре, — сказал тот, держа в одной руке кусок торта, а в другой — бутылку шампанского.
Токумару стоял в углу, двое молодых людей завязывали ему галстук.
Хаси с раскрасневшимся от возбуждения лицом крутился тем временем перед толпой журналистов и фотографов.
— Своими песнями я хочу спасти мир, — провозгласил он. — Моя миссия состоит в том, чтобы помочь голодным, больным и страждущим, которые уже не понимают, что им нужно.
Хаси выплескивал такого рода слова перед каждым концертом. Он признавался, что нередко чувствует себя опустошенным и тогда ему необходимо подзарядить батареи. Для этого имелись разные способы, в том числе сегодняшний: нести чушь перед толпой журналистов, напрашиваясь на идиотские вопросы.
— Правда ли, что вы считаете свою музыку предназначенной не только для того, чтобы будоражить японских подростков, но и для спасения умирающих от голода людей?
Хаси со сверкающими глазами расхаживал по комнате, вокруг него вились два гримера, стараясь смазать гелем его непокорные волосы.
— Ваша музыка является своего рода религией? — спрашивал какой-то журналист перед двумя направленными на Хаси видеокамерами, стараясь крупным планом снять его фирменные кожаные туфли.
На дальнем плане Китами вовсю наяривал на саксофоне.
— Мне кажется, вы пытаетесь выдать свою музыку за религию, — настаивал журналист. — Можно ли так считать?
В этот момент из транслятора раздался голос Нива, оповещающей о том, что до начала представления осталось пять минут. Она успокоила, что сегодня перед входом будет дежурить пятьдесят охранников, поэтому такие буйства и беспорядки, как в прошлый раз, исключены. Мацуяма разбил бокал с шампанским об пол и пригладил мокрой расческой свои блестящие волосы.
— Религия? Ни в коем случае, — сказал Хаси. — Скорее что-то вроде взрыва на станции метро, когда трупы разлетаются во все стороны, а чья-то задница свисает с киоска, как слива с дерева.
Хаси ускорил шаг.
— Вы утверждаете, что спасение возможно только через террор? — спросил другой журналист, хлопнув Хаси по плечу, чтобы привлечь его внимание.
— Не прикасайтесь ко мне, — завопил Хаси. Оттолкнув журналиста, он бросился к Мацуяма, вырвал у того кусок торта и с силой швырнул его в зеркало. Кусочки крема разлетелись по всей комнате.
Раздался звонок: пора на сцену.
— Хватит, пошли! — завопил Тору, обматывая шею капроновым шарфом. Китами остановился, чтобы глотнуть коки. Все бросились за Хаси.
В первые дни после начала их выступлений в газетах по всей стране были напечатаны такого рода рецензии:
Никого не удивляет дурной вкус рок-групп, но нынешние гастроли Хаси и его музыкантов достигли невиданных высот. Не хватает слов описать, что там творится, но читатель может представить себе тризну, где все упиваются в доску, выставляют себя полными идиотами, после чего каются в развязном поведении. Концерт начинается яростным соло на барабанах и продолжается бесконечными песнями Хаси, представляющими собой модификации таких шлягеров, как «Встретимся в Юракутё» и «Люблю тебя больше всех». Исполняя эти и другие песни под слабый заунывный аккомпанемент, приглаженный звук и ударные в роли своеобразного метронома — звучащие то сильнее, то слабее, Хаси мечется по сцене, самым непристойным образом кувыркается и пытается привлечь внимание зрителей к своей «пляске смерти».
Самое удивительное, а то и шокирующее в концерте — то, как изменился голос Хаси с тех пор, как два месяца назад появился его последний альбом «Остров Ио». Голос певца с того альбома напоминал голос юного певчего, изгнанного из церковного хора, а теперь, во время гастролей, он звучит как рычание тюленя в брачный период. Этот, так сказать, «новый» голос Хаси прилипает к вам, как липкая пленка, и не отстает даже после того, как вы приняли горячий душ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Рядом с нашей кондитерской находится универсам, на его пятом этаже есть большой отдел по продаже часов. Сын хозяина этого отдела начал ко мне приставать. Полный идиот, катается на вшивой иномарке, садится в нее, даже если нужно проехать несколько метров до нашего магазина. Полное ничтожество! Он мне рассказывал, что его папаша владеет половиной акций в крупной фирме, что у него три добермана и что он получил за них от полиции поощрительные грамоты, что его приятель профессиональный боксер. Он так настойчиво приставал ко мне, что я наконец согласилась встретиться с ним, чтобы положить этому конец. Мы зашли в кафе, и там я сразу же заявила ему, что у меня есть друг, который сидит в тюрьме, и я не знаю, что сделаю с ним, если он только попытается ко мне прикоснуться. И что ты думаешь, он на это ответил? Заявил, что я несовершеннолетняя преступница. Тогда я рассмеялась ему в глаза.
Кику продолжал пристально смотреть на нее, но, казалось, ничего не слышал.
— Как Гариба? — внезапно спросил он. — Продолжает расти?
Анэмонэ облизала губы и ответила едва слышно:
— Он погиб.
— Бедняжка, — пробормотал Кику.
— Да, но теперь все в порядке.
— Что значит «все в порядке»?
— Я хочу сказать, что свыклась с этим.
Кику снова замолчал рассматривая ее волосы, руки, грудь.
— Куваяма, у тебя осталось пять минут, — объявил охранник, сидевший в углу комнаты.
— Хорошо, хорошо, — откликнулся Кику, не сводя глаз с Анэмонэ.
Она посмотрела на часы и поняла, что прошло уже двадцать пять минут, а они так и не успели сказать ничего существенного.
— Анэмонэ, — прошептал он так тихо, чтобы охранник не услышал, — ты можешь сделать кое-что для меня? Можешь просунуть кончик языка сквозь сетку?
Как только ее язык проник через отверстие в проволоке, он вцепился в него зубами и удерживал так несколько секунд. Когда он выпустил ее язык, тонкая струйка слюны повисла между ними.
— Я собираюсь тут выучиться на моряка, — начал было он, но в этот момент охранник оборвал его.
— Время истекло!
— Осталось несколько секунд, — торопливо прошептал Кику. — У тебя есть какие-нибудь деньги?
Анэмонэ понимающе кивнула.
— Слушай меня внимательно. Вскоре нас повезут в море на занятия. Я напишу, в каком порту мы причалим. Постарайся добраться туда по суше и встретить судно, когда мы будем сходить на берег. Поняла?
Охранник подошел к нему настолько близко, что он не мог уже продолжать, но когда Кику поднялся и его стали выпроваживать, Анэмонэ крикнула ему вслед:
— Кику! Ты не забыл про ДАТУРУ?
Он согласно кивнул, и его сразу же увели. Блестя глазами, Анэмонэ повертела во рту попавший туда комочек ржавчины и выплюнула его.
ГЛАВА 25
В гримерную принесли еще один букет роз.
— От кого это? — крикнул Тору, обращаясь к посыльному.
— От пищевой фирмы, изготавливающей консервы из тунца и крабов… — начал объяснять мальчик, но Тору уже его не слушал.
Мацуяма Юдзи стоял посреди комнаты и в сотый раз проверял настройку гитары. Он раскрасил себя с головы до ног — волосы и тело — половину бледно-лиловым цветом, а половину розовым. Джон Спаркс Симода лежал на кожаном диване и размахивал барабанными палочками, словно стучал по подвешенным в пустоте колокольчикам. Кто-то принес в гримерную кремовый торт, и Мацуяма потребовал нож, чтобы его разрезать.
— Перед выходом на сцену нельзя есть сладкое. Может стошнить, — предостерег его Тору.
— Пофиг! Даже если я блевану или грохнусь в обморок, все равно не перестану играть на гитаре, — сказал тот, держа в одной руке кусок торта, а в другой — бутылку шампанского.
Токумару стоял в углу, двое молодых людей завязывали ему галстук.
Хаси с раскрасневшимся от возбуждения лицом крутился тем временем перед толпой журналистов и фотографов.
— Своими песнями я хочу спасти мир, — провозгласил он. — Моя миссия состоит в том, чтобы помочь голодным, больным и страждущим, которые уже не понимают, что им нужно.
Хаси выплескивал такого рода слова перед каждым концертом. Он признавался, что нередко чувствует себя опустошенным и тогда ему необходимо подзарядить батареи. Для этого имелись разные способы, в том числе сегодняшний: нести чушь перед толпой журналистов, напрашиваясь на идиотские вопросы.
— Правда ли, что вы считаете свою музыку предназначенной не только для того, чтобы будоражить японских подростков, но и для спасения умирающих от голода людей?
Хаси со сверкающими глазами расхаживал по комнате, вокруг него вились два гримера, стараясь смазать гелем его непокорные волосы.
— Ваша музыка является своего рода религией? — спрашивал какой-то журналист перед двумя направленными на Хаси видеокамерами, стараясь крупным планом снять его фирменные кожаные туфли.
На дальнем плане Китами вовсю наяривал на саксофоне.
— Мне кажется, вы пытаетесь выдать свою музыку за религию, — настаивал журналист. — Можно ли так считать?
В этот момент из транслятора раздался голос Нива, оповещающей о том, что до начала представления осталось пять минут. Она успокоила, что сегодня перед входом будет дежурить пятьдесят охранников, поэтому такие буйства и беспорядки, как в прошлый раз, исключены. Мацуяма разбил бокал с шампанским об пол и пригладил мокрой расческой свои блестящие волосы.
— Религия? Ни в коем случае, — сказал Хаси. — Скорее что-то вроде взрыва на станции метро, когда трупы разлетаются во все стороны, а чья-то задница свисает с киоска, как слива с дерева.
Хаси ускорил шаг.
— Вы утверждаете, что спасение возможно только через террор? — спросил другой журналист, хлопнув Хаси по плечу, чтобы привлечь его внимание.
— Не прикасайтесь ко мне, — завопил Хаси. Оттолкнув журналиста, он бросился к Мацуяма, вырвал у того кусок торта и с силой швырнул его в зеркало. Кусочки крема разлетелись по всей комнате.
Раздался звонок: пора на сцену.
— Хватит, пошли! — завопил Тору, обматывая шею капроновым шарфом. Китами остановился, чтобы глотнуть коки. Все бросились за Хаси.
В первые дни после начала их выступлений в газетах по всей стране были напечатаны такого рода рецензии:
Никого не удивляет дурной вкус рок-групп, но нынешние гастроли Хаси и его музыкантов достигли невиданных высот. Не хватает слов описать, что там творится, но читатель может представить себе тризну, где все упиваются в доску, выставляют себя полными идиотами, после чего каются в развязном поведении. Концерт начинается яростным соло на барабанах и продолжается бесконечными песнями Хаси, представляющими собой модификации таких шлягеров, как «Встретимся в Юракутё» и «Люблю тебя больше всех». Исполняя эти и другие песни под слабый заунывный аккомпанемент, приглаженный звук и ударные в роли своеобразного метронома — звучащие то сильнее, то слабее, Хаси мечется по сцене, самым непристойным образом кувыркается и пытается привлечь внимание зрителей к своей «пляске смерти».
Самое удивительное, а то и шокирующее в концерте — то, как изменился голос Хаси с тех пор, как два месяца назад появился его последний альбом «Остров Ио». Голос певца с того альбома напоминал голос юного певчего, изгнанного из церковного хора, а теперь, во время гастролей, он звучит как рычание тюленя в брачный период. Этот, так сказать, «новый» голос Хаси прилипает к вам, как липкая пленка, и не отстает даже после того, как вы приняли горячий душ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111