Пошёл на пробой, поправил сумку на коленях, облокотился с удобствами и нажал маленькую. Выскочила двойка. Снова маленькую. Тройка. Опять маленькую и опять тройка. На экране видны были предыдущие карты — одни большие, похоже, теперь началась серия маленьких. В четвёртый раз ударил маленькую, и опять двойка. Из десяти жетонов набил уже сто шестьдесят. Поколебался, нажал большую. Угадал, появилась дама, набрал триста двадцать. Перестал "удваивать, сбросил на кредит и начал гадать на своей излюбленной ставке — по тридцать два жетона. Не успела я оглянуться, как набил более семисот, а за его спиной глазело трое болельщиков. Поймал бары — сто двадцать, не размышляя долго, седой пробил дубль.
— Во мужик! — восхитился кто-то из болельщиков.
— Я угадываю, — снисходительно пояснил седой. — Главное — сосредоточиться!..
И он нажал большую — король, снова большую — дама, уже четыреста восемьдесят, мужик осатанел, повторил большую, снова дама и девятьсот шестьдесят. Вернулся к маленьким — три раза двойка, тысяча девятьсот двадцать, три тысячи восемьсот сорок, семь тысяч шестьсот восемьдесят. Болельщики ахнули, седой прервал игру по необходимости — автомат сам начал кидать на кредит.
Пришлось ждать несколько минут, седой болван закурил, начал болтать с окружавшими его завсегдатаями, петушился, изображая небрежность: что ему паршивый автомат, уж он-то справится с любой машиной. Болельщиков собралось уже пятеро. Мой автомат выдал компот, я перестала выходить из себя, а злость на этого барана вполовину испарилась.
Седой возобновил игру по тридцать два жетона.
— Я бы уж лучше записал домой что есть, — подсказал кто-то из болельщиков.
— А я вот нет, — строптиво пыжился седой.
— И правильно, так и надо! — прошипел завистливо другой.
Чёртов автомат выдал три семёрки. То есть девятьсот шестьдесят. Среди болельщиков появился механик, с интересом посмотрел.
Седой, само собой, не слезал с дубля, продолжая долбить маленькие, двойка и тройка выскакивали по очереди — из девятисот шестидесяти набил семнадцать тысяч триста шестьдесят, потом тридцать четыре семьсот двадцать. Болельщики молчали — задохнулись от восторга. Подошёл шестой болельщик, не считая механика, растолкал всех, встал за спиной седого.
— Может, хватит? — произнёс холодно. Седой вздрогнул, рука замерла на клавише. Нажал кредит.
— И вправду, хватит, — согласился он едва слышно, смущённый и поникший. — Теперь уж не угадал бы, вы прервали подъем.
Болельщики обрели голос, разнесли коммюнике об отчаянном безумце. Я оглянулась на человека, прервавшего игру. Видимо, тот самый, кто удержал седого кретина в прошлый раз на двадцати пяти миллионах. Постоянный опекун?.. Только вот чей — седого или казино?..
Седой больше не стал играть, не похвалился даже, чуть ли не раскаивался, что столько выиграл. Механик молча пошёл в кассу за квитанцией, вернулся, сел рядом и ждал, пока автомат все выплюнет. Седой курил, уставясь вдаль, опекун отошёл в сторону, но остался в зале. Он явно сторожил этого старого осла — не разрешил играть дальше, возможно, заберёт с собой вместе со всеми деньгами и экскортирует домой. Старый осел, по-видимому, мало вменяем…
Сенсация эхом перекатывалась по залу ещё часок-другой. Собственными ушами я слышала рассказы, сообщаемые новопришедшим, при случае узнала и фамилию седого.
— Чего не явился пораньше, — упрекнул один хмырь другого. — Блендовский тут набил больше сорока лимонов.
— Что, опять? — возмутился второй. — Ну и фартит сукину сыну!..
— Как всем дуракам, — с горечью откомментировал первый, и оба ушли.
Никаких творческих выводов на этот счёт у меня не зародилось. И не такое видывала в сих притонах разврата: при мне в Тиволи к соседнему автомату подбежал мальчик, бросил один жетон, автомат дал пятьдесят, мальчик скинул жетоны и помчался кататься на электрических автомобилях. На моих глазах убогая баба, проходя через зал, нашла жетон на полу, бросила в автомат с правой стороны от меня, тот дал четырнадцать, начала с ними играть и ушла, выиграв четыреста пятьдесят. В Брюсселе один мой соплеменник целое лето процветал на часах, выигрывая несколько штук в день на чёртовых машинах, действующих по принципу флотации меди в руднике. Однажды самолично наблюдала за типом, который пытался поднять с полу три мешка жетонов, выплюнутых одним автоматом, — да с места не сдвинул — мешок весил не меньше полутонны. Как-то я и сама накупила рождественских подарков на всю семью за жетоны, выигранные в Тиволи за пару часов, и несть числа подобным случаям. Правда, и наоборот тоже происходили вещи неимоверные, слепое везенье и слепое невезенье действуют с одинаковым постоянством.
Значительно глубже, чем все счастливчики, меня заинтересовал собственный большой покер, по чистой случайности пришедший на максимальной ставке в пять жетонов — четыре миллиона одним ударом. Удваивать я побоялась…
Обо всех этих наблюдениях я и хотела рассказать Гутюше. Меня заинтриговало, пусть и он заинтересуется. Я осмотрелась, за одним из покерных автоматов сидел линялый сморчок. Я показала на него.
— Погляди на этого линялого сморчка, — посоветовала я. — Только не очень настырно, не лежи у него на спине. Присмотрись, как пробивает — каждую угаданную по пять раз и не ошибается. Здесь обретается несколько таких талантов, ума не приложу, как им удаётся, вдруг ты сообразишь. Да не на чёрного толстяка смотри, а на худого блондинчика.
Я уже успела продуть половину своего выигрыша, когда вернулся Гутюша, неимоверно удивлённый.
— Ты права, он ни разу не продул! А некоторые пробивает только четыре раза, как думаешь, почему?
— Ничего не думаю, караулю, чтобы не набрать больше пятисот, тогда автомат больше не перебрасывает на кредит, а играет, и надо бежать за механиком. А вот ему, по-видимому, неохота бегать, обогащается по методу малых банков. Разве что у него покер или каре, тогда долбит до упора и берет бумажку в кассу.
— Ладно, а как он попадает все время в яблочко?
— Не понимаю. Надеялась, вдруг тебя осенит. Не он один, впрочем, всего я засекла здесь четверых. Трое нормальные, один пожилой кретин.
Поведала про все, и про последние сорок миллионов. Гутюша заинтересовался не на шутку.
— Тут что-то есть, — заявил он. — Электроника вдруг даёт некий ритм, который они уловили. Не пробовала запомнить, как идёт? Две красные, одна чёрная, две маленькие, три большие и так далее?
— Пробовала. Однажды вон на этой дурынде четырнадцать раз вышли чёрные, если это ритм, то я — цветущая китайская роза. Две красные, одна чёрная повторяются постоянно, только в разное время. Из пяти раз мне удавалось угадать однажды, а эти четверо всегда.
— Может, у них компьютер. Записали весь ряд и заправили ему в пасть, а он им выдал, как будет.
— Тогда у каждого свой, потому как я не заметила, чтобы эти люди были знакомы, а может, скрывают знакомство. Только вон тот высокий парень знаком с трусоватым мозгляком, но мозгляк не играет. То есть иногда играет, но без гарантированного успеха. Ошибается на дубле, как и всякий нормальный игрок.
— Ну, мне не уразуметь. Это ведь ты знаешь автоматы с рождения, а не я. Стоит ещё посмотреть в «Марриотте»… Погоди-ка! А что-нибудь общее есть у них?
— Какое общее?
— Все равно, какое угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Во мужик! — восхитился кто-то из болельщиков.
— Я угадываю, — снисходительно пояснил седой. — Главное — сосредоточиться!..
И он нажал большую — король, снова большую — дама, уже четыреста восемьдесят, мужик осатанел, повторил большую, снова дама и девятьсот шестьдесят. Вернулся к маленьким — три раза двойка, тысяча девятьсот двадцать, три тысячи восемьсот сорок, семь тысяч шестьсот восемьдесят. Болельщики ахнули, седой прервал игру по необходимости — автомат сам начал кидать на кредит.
Пришлось ждать несколько минут, седой болван закурил, начал болтать с окружавшими его завсегдатаями, петушился, изображая небрежность: что ему паршивый автомат, уж он-то справится с любой машиной. Болельщиков собралось уже пятеро. Мой автомат выдал компот, я перестала выходить из себя, а злость на этого барана вполовину испарилась.
Седой возобновил игру по тридцать два жетона.
— Я бы уж лучше записал домой что есть, — подсказал кто-то из болельщиков.
— А я вот нет, — строптиво пыжился седой.
— И правильно, так и надо! — прошипел завистливо другой.
Чёртов автомат выдал три семёрки. То есть девятьсот шестьдесят. Среди болельщиков появился механик, с интересом посмотрел.
Седой, само собой, не слезал с дубля, продолжая долбить маленькие, двойка и тройка выскакивали по очереди — из девятисот шестидесяти набил семнадцать тысяч триста шестьдесят, потом тридцать четыре семьсот двадцать. Болельщики молчали — задохнулись от восторга. Подошёл шестой болельщик, не считая механика, растолкал всех, встал за спиной седого.
— Может, хватит? — произнёс холодно. Седой вздрогнул, рука замерла на клавише. Нажал кредит.
— И вправду, хватит, — согласился он едва слышно, смущённый и поникший. — Теперь уж не угадал бы, вы прервали подъем.
Болельщики обрели голос, разнесли коммюнике об отчаянном безумце. Я оглянулась на человека, прервавшего игру. Видимо, тот самый, кто удержал седого кретина в прошлый раз на двадцати пяти миллионах. Постоянный опекун?.. Только вот чей — седого или казино?..
Седой больше не стал играть, не похвалился даже, чуть ли не раскаивался, что столько выиграл. Механик молча пошёл в кассу за квитанцией, вернулся, сел рядом и ждал, пока автомат все выплюнет. Седой курил, уставясь вдаль, опекун отошёл в сторону, но остался в зале. Он явно сторожил этого старого осла — не разрешил играть дальше, возможно, заберёт с собой вместе со всеми деньгами и экскортирует домой. Старый осел, по-видимому, мало вменяем…
Сенсация эхом перекатывалась по залу ещё часок-другой. Собственными ушами я слышала рассказы, сообщаемые новопришедшим, при случае узнала и фамилию седого.
— Чего не явился пораньше, — упрекнул один хмырь другого. — Блендовский тут набил больше сорока лимонов.
— Что, опять? — возмутился второй. — Ну и фартит сукину сыну!..
— Как всем дуракам, — с горечью откомментировал первый, и оба ушли.
Никаких творческих выводов на этот счёт у меня не зародилось. И не такое видывала в сих притонах разврата: при мне в Тиволи к соседнему автомату подбежал мальчик, бросил один жетон, автомат дал пятьдесят, мальчик скинул жетоны и помчался кататься на электрических автомобилях. На моих глазах убогая баба, проходя через зал, нашла жетон на полу, бросила в автомат с правой стороны от меня, тот дал четырнадцать, начала с ними играть и ушла, выиграв четыреста пятьдесят. В Брюсселе один мой соплеменник целое лето процветал на часах, выигрывая несколько штук в день на чёртовых машинах, действующих по принципу флотации меди в руднике. Однажды самолично наблюдала за типом, который пытался поднять с полу три мешка жетонов, выплюнутых одним автоматом, — да с места не сдвинул — мешок весил не меньше полутонны. Как-то я и сама накупила рождественских подарков на всю семью за жетоны, выигранные в Тиволи за пару часов, и несть числа подобным случаям. Правда, и наоборот тоже происходили вещи неимоверные, слепое везенье и слепое невезенье действуют с одинаковым постоянством.
Значительно глубже, чем все счастливчики, меня заинтересовал собственный большой покер, по чистой случайности пришедший на максимальной ставке в пять жетонов — четыре миллиона одним ударом. Удваивать я побоялась…
Обо всех этих наблюдениях я и хотела рассказать Гутюше. Меня заинтриговало, пусть и он заинтересуется. Я осмотрелась, за одним из покерных автоматов сидел линялый сморчок. Я показала на него.
— Погляди на этого линялого сморчка, — посоветовала я. — Только не очень настырно, не лежи у него на спине. Присмотрись, как пробивает — каждую угаданную по пять раз и не ошибается. Здесь обретается несколько таких талантов, ума не приложу, как им удаётся, вдруг ты сообразишь. Да не на чёрного толстяка смотри, а на худого блондинчика.
Я уже успела продуть половину своего выигрыша, когда вернулся Гутюша, неимоверно удивлённый.
— Ты права, он ни разу не продул! А некоторые пробивает только четыре раза, как думаешь, почему?
— Ничего не думаю, караулю, чтобы не набрать больше пятисот, тогда автомат больше не перебрасывает на кредит, а играет, и надо бежать за механиком. А вот ему, по-видимому, неохота бегать, обогащается по методу малых банков. Разве что у него покер или каре, тогда долбит до упора и берет бумажку в кассу.
— Ладно, а как он попадает все время в яблочко?
— Не понимаю. Надеялась, вдруг тебя осенит. Не он один, впрочем, всего я засекла здесь четверых. Трое нормальные, один пожилой кретин.
Поведала про все, и про последние сорок миллионов. Гутюша заинтересовался не на шутку.
— Тут что-то есть, — заявил он. — Электроника вдруг даёт некий ритм, который они уловили. Не пробовала запомнить, как идёт? Две красные, одна чёрная, две маленькие, три большие и так далее?
— Пробовала. Однажды вон на этой дурынде четырнадцать раз вышли чёрные, если это ритм, то я — цветущая китайская роза. Две красные, одна чёрная повторяются постоянно, только в разное время. Из пяти раз мне удавалось угадать однажды, а эти четверо всегда.
— Может, у них компьютер. Записали весь ряд и заправили ему в пасть, а он им выдал, как будет.
— Тогда у каждого свой, потому как я не заметила, чтобы эти люди были знакомы, а может, скрывают знакомство. Только вон тот высокий парень знаком с трусоватым мозгляком, но мозгляк не играет. То есть иногда играет, но без гарантированного успеха. Ошибается на дубле, как и всякий нормальный игрок.
— Ну, мне не уразуметь. Это ведь ты знаешь автоматы с рождения, а не я. Стоит ещё посмотреть в «Марриотте»… Погоди-ка! А что-нибудь общее есть у них?
— Какое общее?
— Все равно, какое угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64