Облачные поля
застилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы
мешали глядеть. Душа, плача от любви, летела, летела навстречу
голубовато-влажному столбу света. Родина человечества. Плоть жизни. Сердце
мира.
Шар земли закрывал полнеба. Лось до отказа повернул реостаты. Все же
полет был стремителен, - оболочка накалилась, закипел резиновый кожух,
дымилась кожаная обивка. Последним усилием Гусев повернул крышку люка. В
щель с воем ворвался ледяной ветер. Земля раскрывала объятия, принимая
блудных сынов.
Удар был силен. Обшивка лопнула. Яйцо глубоко вошло горлом в
травянистый пригорок.
_____________________________________
Был полдень, воскресенье третьего июня. На большом расстоянии от
места падения, - на берегу озера Мичиган, - катающиеся на лодках, сидящие
на открытых террасах ресторанов и кофеен, играющие в теннис, гольф,
футбол, запускающие бумажные змеи в теплое небо, все это множество людей,
выехавших в день воскресного отдыха, - насладиться прелестью зеленых
берегов, шумом июньской листвы, - слышали в продолжение пяти минут
странный, воющий звук.
Люди, помнившие времена мировой войны, говорили, оглядывая небо, что
так, обычно, ревели снаряды тяжелых орудий. Затем многим удалось видеть
быстро скользнувшую на землю круглую тень.
Не прошло и часа, как большая толпа собралась у места падения
аппарата. Любопытствующие бежали со всех сторон, перелезали через
изгороди, мчались на автомобилях, на лодках по синему озеру. Яйцо,
покрытое коркой нагара, помятое и лопнувшее, стояло, накренившись, на
пригорке. Было высказано множество предположений, одно другого нелепее. В
особенности же в толпе началось волнение, когда была прочитана,
вырубленная зубилом на полуоткрытой крышке люка, надпись: "Вылетели из
Петербурга 18 августа 21 года". Это было тем более удивительно, что
сегодня было третьего июня 25 года.
Когда, затем, из внутренности таинственного аппарата послышались
слабые стоны, - толпа в ужасе отодвинулась и затихла. Появился отряд
полиции, врач и двенадцать корреспондентов с фотографическими аппаратами.
Открыли люк и с величайшими предосторожностями вытащили из внутренности
яйца двух полуголых людей: - один, худой, как скелет, старый, с белыми
волосами, был без сознания, другой, с разбитым лицом и сломанными руками,
- жалобно стонал. В толпе раздались крики сострадания, женский плач.
Небесных путешественников положили в автомобиль и повезли в больницу.
_____________________________________
Хрустальным от счастья голосом пела птица за открытым окном. Пела о
солнечном луче, о медовых кашках, о синем небе. Лось, неподвижно лежа на
подушках, - слушал. Слезы текли по морщинистому лицу. Он где-то уже слышал
этот хрустальный голос любви. Но - где, когда?
За окном, с полуоткинутой, слегка надутой утренним ветром шторой,
сверкала сизая роса на траве. Влажные листья двигались тенями на шторе.
Пела птица. Вдали из-за леса поднималось облако клубами белого дыма.
Чье-то сердце тосковало по этой земле, по облакам, по шумным ливням и
сверкающим росам, по великанам, бродящим среди зеленых холмов... Он
вспомнил, - птица пела об этом: Аэлита, Аэлита... Но была ли она? Или
только пригрезилась? Нет. Птица бормочет стеклянным язычком о том, что
некогда женщина, голубоватая, как сумерки, с печальным, худеньким личиком,
сидя ночью у костра, глядя на огонь, - пела песню любви.
Вот отчего текли слезы по морщинистым щекам Лося. Птица пела о той,
кто осталась в небе, за звездами, и о той, кто лежит под холмиком, под
крестом, и о седом и морщинистом старом мечтателе, облетевшем небеса и
разбившемся, - вот он снова - один, одинок.
Ветер сильнее надул штору, нижний край ее мягко плеснул, - в комнату
вошел запах меда, земли, влаги.
_____________________________________
В одно такое утро в больнице появился Арчибальд Скайльс. Он крепко
пожал руку Лося, - "Поздравляю, дорогой друг", - и сел на табурет около
постели, сдвинул канотье на затылок:
- Вас сильно подвело за это путешествие, старина, - сказал он, -
только что был у Гусева, вот тот молодцом, руки в гипсе, сломана челюсть,
но все время смеется, - очень доволен, что вернулся. Я послал в Петербург
его жене телеграмму, пятьсот фунтов. По поводу вас - телеграфировал в
газету, - получите огромную сумму за "Путевые наброски". Но вам придется
усовершенствовать аппарат, - вы плохо опустились. Чорт возьми - подумать,
- прошло почти четыре года с этого сумасшедшего вечера в Петербурге.
Кстати - когда вернетесь в Петербург - разинете рот, - теперь это один из
шикарнейших городов в Европе. Ба, вы же ничего не знаете... Советую вам,
старина, выпить рюмку хорошего коньяку, это вернет вас к жизни, - он
вытащил из желтого портфельчика бутылку, - ба, этого вы тоже не знаете: -
мы же опять "мокры", как утопленники...
Скайльс болтал, весело и заботливо поглядывая на собеседника, - лицо
у него было загорелое, беспечное, на подбородке - ямочка. Лось негромко
засмеялся и протянул ему руку:
- Я рад, что вы пришли, вы славный человек, Скайльс.
ГОЛОС ЛЮБВИ
Облака снега летели вдоль Ждановской набережной, ползли покровами по
тротуарам, сумасшедшие хлопья крутились у качающихся фонарей, засыпало
подъезды и окна, за рекой метель бушевала в воющем во тьме парке.
По набережной шел Лось, подняв воротник и согнувшись навстречу ветру.
Темный шарф вился за его спиной, ноги скользили, лицо секло снегом. В
обычный час он возвращался с завода домой, в одинокую квартиру. Жители
набережной привыкли к его широкополой, глубоко надвинутой шляпе, к шарфу,
закрывающему низ лица, к сутулым плечам, и даже, когда он кланялся и ветер
взвивал его поредевшие, белые волосы, - никого уже более не удивлял
странный взгляд его глаз, видевших однажды то, что нельзя видеть
земнородному.
В иные времена какой-нибудь юный поэт непременно бы вдохновился его
сутулой фигурой с развевающимся шарфом, бредущей среди снежных облаков. Но
времена теперь были иные: поэтов восхищали не вьюжные бури, не звезды, не
заоблачные страны, - но - стук молотков по всей стране, шипенье пил, шорох
серпов, свист кос, - веселые, земные песни. В стране в этот год начаты
были постройкою небывалые, так называемые "голубые города".
Прошло полгода со дня возвращения Лося на землю. Улеглось неистовое
любопытство, охватившее весь мир, когда появилась первая телеграмма о
прибытии с марса двух людей. Лось и Гусев съели положенное число блюд на
ста пятидесяти банкетах, ужинах и ученых собраниях. Гусев продал камушки и
золотые безделушки, привезенные с марса, - нарядил жену-Машу, как куклу,
дал несколько сот интервью, завел себе собаку, огромный сундук для одежи и
мотоциклет, стал носить круглые очки, проигрался на скачках, одно время
разъезжал с импрессарио по Америке и Европе, рассказывая про драки с
марсианами, про пауков и про кометы, про то, как они с Лосем едва не
улетели на большую медведицу, - изолгался вконец, заскучал, и, вернувшись
в Россию, основал "Ограниченное Капиталом Акционерное Общество для
Переброски Воинской Части на Планету марс в Целях Спасения Остатков его
Трудового Населения".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
застилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы
мешали глядеть. Душа, плача от любви, летела, летела навстречу
голубовато-влажному столбу света. Родина человечества. Плоть жизни. Сердце
мира.
Шар земли закрывал полнеба. Лось до отказа повернул реостаты. Все же
полет был стремителен, - оболочка накалилась, закипел резиновый кожух,
дымилась кожаная обивка. Последним усилием Гусев повернул крышку люка. В
щель с воем ворвался ледяной ветер. Земля раскрывала объятия, принимая
блудных сынов.
Удар был силен. Обшивка лопнула. Яйцо глубоко вошло горлом в
травянистый пригорок.
_____________________________________
Был полдень, воскресенье третьего июня. На большом расстоянии от
места падения, - на берегу озера Мичиган, - катающиеся на лодках, сидящие
на открытых террасах ресторанов и кофеен, играющие в теннис, гольф,
футбол, запускающие бумажные змеи в теплое небо, все это множество людей,
выехавших в день воскресного отдыха, - насладиться прелестью зеленых
берегов, шумом июньской листвы, - слышали в продолжение пяти минут
странный, воющий звук.
Люди, помнившие времена мировой войны, говорили, оглядывая небо, что
так, обычно, ревели снаряды тяжелых орудий. Затем многим удалось видеть
быстро скользнувшую на землю круглую тень.
Не прошло и часа, как большая толпа собралась у места падения
аппарата. Любопытствующие бежали со всех сторон, перелезали через
изгороди, мчались на автомобилях, на лодках по синему озеру. Яйцо,
покрытое коркой нагара, помятое и лопнувшее, стояло, накренившись, на
пригорке. Было высказано множество предположений, одно другого нелепее. В
особенности же в толпе началось волнение, когда была прочитана,
вырубленная зубилом на полуоткрытой крышке люка, надпись: "Вылетели из
Петербурга 18 августа 21 года". Это было тем более удивительно, что
сегодня было третьего июня 25 года.
Когда, затем, из внутренности таинственного аппарата послышались
слабые стоны, - толпа в ужасе отодвинулась и затихла. Появился отряд
полиции, врач и двенадцать корреспондентов с фотографическими аппаратами.
Открыли люк и с величайшими предосторожностями вытащили из внутренности
яйца двух полуголых людей: - один, худой, как скелет, старый, с белыми
волосами, был без сознания, другой, с разбитым лицом и сломанными руками,
- жалобно стонал. В толпе раздались крики сострадания, женский плач.
Небесных путешественников положили в автомобиль и повезли в больницу.
_____________________________________
Хрустальным от счастья голосом пела птица за открытым окном. Пела о
солнечном луче, о медовых кашках, о синем небе. Лось, неподвижно лежа на
подушках, - слушал. Слезы текли по морщинистому лицу. Он где-то уже слышал
этот хрустальный голос любви. Но - где, когда?
За окном, с полуоткинутой, слегка надутой утренним ветром шторой,
сверкала сизая роса на траве. Влажные листья двигались тенями на шторе.
Пела птица. Вдали из-за леса поднималось облако клубами белого дыма.
Чье-то сердце тосковало по этой земле, по облакам, по шумным ливням и
сверкающим росам, по великанам, бродящим среди зеленых холмов... Он
вспомнил, - птица пела об этом: Аэлита, Аэлита... Но была ли она? Или
только пригрезилась? Нет. Птица бормочет стеклянным язычком о том, что
некогда женщина, голубоватая, как сумерки, с печальным, худеньким личиком,
сидя ночью у костра, глядя на огонь, - пела песню любви.
Вот отчего текли слезы по морщинистым щекам Лося. Птица пела о той,
кто осталась в небе, за звездами, и о той, кто лежит под холмиком, под
крестом, и о седом и морщинистом старом мечтателе, облетевшем небеса и
разбившемся, - вот он снова - один, одинок.
Ветер сильнее надул штору, нижний край ее мягко плеснул, - в комнату
вошел запах меда, земли, влаги.
_____________________________________
В одно такое утро в больнице появился Арчибальд Скайльс. Он крепко
пожал руку Лося, - "Поздравляю, дорогой друг", - и сел на табурет около
постели, сдвинул канотье на затылок:
- Вас сильно подвело за это путешествие, старина, - сказал он, -
только что был у Гусева, вот тот молодцом, руки в гипсе, сломана челюсть,
но все время смеется, - очень доволен, что вернулся. Я послал в Петербург
его жене телеграмму, пятьсот фунтов. По поводу вас - телеграфировал в
газету, - получите огромную сумму за "Путевые наброски". Но вам придется
усовершенствовать аппарат, - вы плохо опустились. Чорт возьми - подумать,
- прошло почти четыре года с этого сумасшедшего вечера в Петербурге.
Кстати - когда вернетесь в Петербург - разинете рот, - теперь это один из
шикарнейших городов в Европе. Ба, вы же ничего не знаете... Советую вам,
старина, выпить рюмку хорошего коньяку, это вернет вас к жизни, - он
вытащил из желтого портфельчика бутылку, - ба, этого вы тоже не знаете: -
мы же опять "мокры", как утопленники...
Скайльс болтал, весело и заботливо поглядывая на собеседника, - лицо
у него было загорелое, беспечное, на подбородке - ямочка. Лось негромко
засмеялся и протянул ему руку:
- Я рад, что вы пришли, вы славный человек, Скайльс.
ГОЛОС ЛЮБВИ
Облака снега летели вдоль Ждановской набережной, ползли покровами по
тротуарам, сумасшедшие хлопья крутились у качающихся фонарей, засыпало
подъезды и окна, за рекой метель бушевала в воющем во тьме парке.
По набережной шел Лось, подняв воротник и согнувшись навстречу ветру.
Темный шарф вился за его спиной, ноги скользили, лицо секло снегом. В
обычный час он возвращался с завода домой, в одинокую квартиру. Жители
набережной привыкли к его широкополой, глубоко надвинутой шляпе, к шарфу,
закрывающему низ лица, к сутулым плечам, и даже, когда он кланялся и ветер
взвивал его поредевшие, белые волосы, - никого уже более не удивлял
странный взгляд его глаз, видевших однажды то, что нельзя видеть
земнородному.
В иные времена какой-нибудь юный поэт непременно бы вдохновился его
сутулой фигурой с развевающимся шарфом, бредущей среди снежных облаков. Но
времена теперь были иные: поэтов восхищали не вьюжные бури, не звезды, не
заоблачные страны, - но - стук молотков по всей стране, шипенье пил, шорох
серпов, свист кос, - веселые, земные песни. В стране в этот год начаты
были постройкою небывалые, так называемые "голубые города".
Прошло полгода со дня возвращения Лося на землю. Улеглось неистовое
любопытство, охватившее весь мир, когда появилась первая телеграмма о
прибытии с марса двух людей. Лось и Гусев съели положенное число блюд на
ста пятидесяти банкетах, ужинах и ученых собраниях. Гусев продал камушки и
золотые безделушки, привезенные с марса, - нарядил жену-Машу, как куклу,
дал несколько сот интервью, завел себе собаку, огромный сундук для одежи и
мотоциклет, стал носить круглые очки, проигрался на скачках, одно время
разъезжал с импрессарио по Америке и Европе, рассказывая про драки с
марсианами, про пауков и про кометы, про то, как они с Лосем едва не
улетели на большую медведицу, - изолгался вконец, заскучал, и, вернувшись
в Россию, основал "Ограниченное Капиталом Акционерное Общество для
Переброски Воинской Части на Планету марс в Целях Спасения Остатков его
Трудового Населения".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41