Оставшись один в темноте, Дик медленно направился к изгороди. Из-за пелены облаков, рассеявшихся на востоке, заалела полоска зари, утренний ветерок пробежал по листве, сметая капли росы.
«Увы, — подумал Дик Нэсби, — может ли наступить еще такой ужасный для меня день?»
Но он все же жаждал его наступления.
ГЛАВА VII. Побег
Было около десяти. Дик дремал на скамейке, когда Эстер приблизилась с узлом в руках. Инстинкт, а может быть, отдаленные легкие шаги разбудили его, когда она была еще на расстоянии. Он приподнялся и стал озираться вокруг. События прошлой ночи, как живые, всплывали в его памяти во всех подробностях. Он встал и с печальной решимостью пошел навстречу своей милой.
Она приближалась к нему уверенно и быстро. Лицо ее было бледно, но, в общем, внешне она была совершенно спокойна. Эстер не выразила ни удивления, ни удовольствия, найдя своего милого на условном месте, и даже не протянула ему руку.
— Как видишь, я здесь.
— Да, — ответила она и затем без паузы и без изменения в голосе добавила: — Я хочу, чтобы ты меня забрал отсюда.
— Надолго ли? Я не совсем понимаю, — прошептал Дик.
— Я никогда больше не вернусь сюда, — ответила она.
Чудовищные слова, произнесенные так спокойно, произвели потрясающее впечатление на Дика. Он смутился, потом его изумление сменилось тревогой. Он смотрел на ее застывшую позу, такую обескураживающую для любящего сердца, и содрогался от мысли, пришедшей в голову.
— Ко мне? — спросил он. — Ты ко мне идешь, Эстер?
— Я хочу, чтобы ты увез меня отсюда, — устало проговорила она.
Положение было не совсем ясно. Дик спрашивал себя с беспокойством: в своем ли она уме? Взять ее отсюда, жениться на ней, работать для нее
— Дик готов был на все, но все-таки он требовал некоторой любви с ее стороны. А поведение Эстер выражало скорее отчаяние, чем любовь. Это обстоятельство ужасало его и заставляло быть благоразумным.
— Дорогая, скажи мне, чего ты хочешь, и ты это получишь. Но уйти отсюда без плана, так опрометчиво, под влиянием момента — это больше чем безумие и ни к чему не приведет.
Она медленно посмотрела на него мрачным, полным злобы взглядом.
— Итак, ты не хочешь увезти меня отсюда, — сказала она. — Хорошо, я ухожу одна. — И она зашагала по дороге.
Но он бросился за ней.
— Эстер, Эстер! — кричал он.
— Пусти меня, не тронь. Какое право ты имеешь вмешиваться? Кто ты такой, чтобы прикасаться ко мне? — злобно бросила она.
Тогда, осмелев от ее запальчивости, он твердо, почти грубо взял ее за руку и удерживал все время, пока отвечал ей.
— Ты прекрасно знаешь, кто я, и что я люблю тебя. Ты говоришь, что я не хочу тебе помочь, но твое сердце подсказывает тебе обратное. Это ты не хочешь мне помочь, потому что ты мне не говоришь, чего ты хочешь. Но, если твое решение бесповоротно, пусть будет так: я не буду больше просить — я буду приказывать и не позволю тебе, не позволю уйти отсюда одной!
Мгновение Эстер смотрела на него холодным, недружелюбным, испытующим взглядом.
— Тогда уведи меня отсюда, — со вздохом сказала она.
— Хорошо, — сказал Дик. — Идем со мной в конюшню, там я возьму лошадей и отвезу тебя на станцию. Сегодня вечером ты будешь в Лондоне. Я весь в твоем распоряжении, и никакие слова не могут увеличить моей привязанности к тебе.
Итак, без дальнейших рассуждений они двинулись в путь и прошли значительное расстояние, прежде чем Дик заметил, что она все еще продолжает держать в руках свой узелок. Она машинально отдала его, но когда он предложил ей руку, то едва качнула головой и поджала губы. Солнце светило ярко, свежий ветерок обвевал их лица, и они вдыхали полной грудью аромат леса и лугов. Когда они спустились в долину Тайма, то услышали веселое журчание ручейка; по склонам холмов в отдалении проносились солнечные тени, перепрыгивая с вершины на вершину. Все вокруг казалось свежее, чем всегда, и дышало полной жизнью.
Мимо всего этого Эстер проходила легкими шагами, подобно птице, молчаливая, с нахмуренными бровями. Она казалась безучастной не только к красотам природы, но и к своему спутнику. Всецело уйдя в себя, не оборачиваясь ни вправо ни влево, она глядела прямо перед собой на дорогу. Когда они подошли к мосту, она остановилась, наклонилась над перилами, на мгновение созерцая прозрачную воду.
— Я пойду напиться, — сказала она и спустилась по извилистой тропинке к берегу.
Эстер стала с жадностью пить, зачерпнув воду руками, затем смочила себе виски.
— Ты чувствуешь себя лучше? — спросил Дик, когда она наконец подошла к нему. После долгого тягостного молчания его голос прозвучал чуждо для его собственного слуха.
С минуту она смотрела на него, прежде чем ответить, и наконец произнесла:
— Да!
Вся заботливость Дика исчезла. Его слова замерли на языке. Даже его глаза перестали искать ее взгляд, и они молча продолжали свой путь. Они шли мимо небольшого поселка, где с одной стороны тянулись горы, с другой — скотный и птичий дворы поместья Нэсби. Когда они приблизились к конюшням, Дик пошел впереди Эстер. Он предпочел бы, чтобы она подождала его на дороге, пока он приведет лошадей, но при мысли о ее резкости и холодности у него не хватило мужества предложить ей это.
Брови грума с удивлением поднялись, когда он получил приказ запрягать пони в экипаж. Эстер стояла неподвижно, уставившись на цыплят, копошившихся в углу двора. «Мастер Дик, — подумал грум, — не в своей тарелке». Дик то стоял безразлично, то внезапно срывался с места и начинал ходить взад и вперед большими и энергичными шагами. Едва экипаж с загадочной четой завернул за угол и загрохотал по дороге, раздался свист, продолжительный, медленный и тревожный. Грум с удовлетворением излил свое удивление в одном простом слове, которое было бы понятно матросу или грузчику, и поспешил поделиться новостями со всей челядью дома Нэсби.
Завтрак был подан позднее обыкновенного, и сквайр, сидя за столом, чуть было не забыл спросить о Ричарде.
Между тем Дика терзали грустные мысли. Ему казалось, что его любовь рассеялась (что отчасти и было), он чувствовал необходимость найти должный подход или тон, чтобы сердце Эстер открылось перед ним. Но он не осмелился даже открыть рот и молчал до тех пор, пока они не проехали главные ворота и не повернули на боковую дорожку. Он сознавал, что должен выяснить положение либо сейчас, либо никогда.
— Чувствуешь ли ты, что терзаешь меня? — умоляюще произнес он. — Поговори со мной, взгляни на меня. Обращайся со мной, как с человеком!
Она медленно повернулась и как будто бы ласковее посмотрела на него. Он бросил вожжи и схватил ее за руки. Она не сопротивлялась, но, когда он обхватил ее талию и привлек к себе, желая поцеловать в губы,
— не как любящий, не потому, что, он этого хотел, а как отчаявшийся человек, который ставит на карту свое счастье, — она вырвалась от него, отпрянула назад и, яростно мотнув головой, оттолкнула его от себя. Не оставалось никаких сомнений. Дику было ясно, что она не питала к нему ничего, кроме отвращения и вражды.
— Значит, ты меня не любишь? — сказал он, в свою очередь отпрянув от нее, как будто ее прикосновение обожгло его. И затем, так как она не отвечала, он повторил уже иным, повелительно-патетическим тоном. — Ты меня не любишь? Не любишь?
— Не знаю, — ответила она. — Зачем ты меня спрашиваешь об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11