Зачем ты глядишь на меня?
ГJц (по-прежнему нежно). У меня тоже бывала такая двуличная рожа. Гляжу на тебя и самого себя жалею: мы с тобой одной породы.
Генрих. Ложь! Ты предал своего брата, я своих братьев не предам.
ГJц. Ты их предашь этой ночью.
Генрих. Ни этой ночью, ни потом. (Пауза.)
ГJц (равнодушно). Что же бедняки сделают с попами? Повесят на мясных крючьях?
Генрих (кричит). Замолчи! (Овладевает собой.) Вот ужасы войны. Я только бедный священник, и я бессилен их предотратить.
ГJц. Лицемер! Этой ночью в твоей власти жизнь или смерть двадцати тысяч людей.
Генрих. Я не желаю этой власти. Она от дьявола.
ГJц. Хочешь или нет, но ты обладаешь ею.
Генрих убегает.
Эй, что ты делаешь? Если бежишь - значит, ты решился.
Генрих (возвращается, глядит на него и начинает смеяться). Ты прав. Бежать или покончить с собой - все это ни к чему. Все только способ умолчания. Но я избранник Божий.
ГJц. Лучше скажи, что ты похож на крысу.
Генрих. Все равно. Избранник - человек, припертый к стенке дланью господа. (Пауза.) Господи! Зачем твой выбор пал на меня?
ГJц (ласково). Последние муки... Как хотелось бы их сократить. Дай помогу тебе.
Генрих. Ты хочешь мне помочь, когда сам Бог молчит? (Пауза.) Так вот, я лгал, я не его избранник. Да и какой из меня избранник? Кто заставил меня покинуть город? Кто поручал тебя найти? По правде говоря, я сам себя избрал. Пришел просить тебя о милосердии к братьям, зная, что ничего не добьюсь. Я передумал - и не оттого, что у вас злобные рожи, просто теперь я вижу их наяву. Я хотел чинить Зло, увидев вас, понял, что и впрямь причиню его. Знаешь ли ты, что я ненавижу бедняков?
ГJц. Да, знаю.
Генрих. Почему они бегут от меня, когда я им протягиваю руки? Почему страдания их всегда неизмеримо больше моих? Господи, как мог ты допустить, чтобы на свете были бедняки! Почему не сделал ты меня монахом? Там, в монастыре, я был бы твой, но как быть нераздельно твоим, когда люди подыхают с голоду? (ГJцу.) Я пришел, чтобы выдать их тебе, надеясь, что ты их истребишь, и тогда я смогу позабыть, что они жили.
ГJц. Ну и что же?
Генрих. Я передумал, в город ты не войдешь.
ГJц. А что, если на то была Господня воля, если Господь хотел, чтобы ты впустил нас в город? Так послушай: ты промолчишь и священники погибнут этой ночью, наверняка погибнут. А бедняки? Ты думаешь, выживут? Осаду я не сниму. Через месяц в Вормсе все передохнут с голоду. Ты не властен решать - жить или умереть. Ты можешь только выбрать, как им умирать. Так выбирай же скорую смерть, они только выгадают, погибнув этой ночью, прежде чем перебьют священников. Умрут, не замарав рук, и все окажутся на небесах. Если ты оставишь им несколько недель, они запятнают себя кровью и отправятся в ад. Послушай, поп, а вдруг это дьявол велит тебе продлить их земную жизнь, чтоб они успели заслужить вечное проклятие? (Пауза.) Скажи мне, как проникнуть в город?
Генрих. Тебя нет.
ГJц. Что?
Генрих. Тебя нет. Твои слова умирают прежде, чем я их расслышу. Такие лица, как твое, не повстречаешь ясным днем. Я знаю все, что ты мне собираешься сказать, все твои поступки предвижу. Ты - мое создание, это я внушаю тебе твои мысли. Мне все это снится. Все мертво, в воздухе разлиты сновидения.
ГJц. Значит, ты тоже снишься мне, я тебя насквозь вижу, настолько, что ты мне уже надоел. Осталось только выяснить, кому из нас кто снится.
Генрих. Я не покидал города! Не выходил из него. Мы играем перед намалеванными декорациями. Что ж, ты мастер говорить, играй комедию! Знаешь ли ты роль? Я-то свою знаю: говорить "нет! нет! нет! нет! нет!" Ты молчишь. Это наваждение, обыкновенное наваждение, да к тому же еще нелепое. Что бы я стал делать в лагере ГJца? (Указывает на город.) Если бы только эти огни погасли! Почему этот город виден там, вдали, если я не выходил за его пределы? (Пауза.) Да, дьявольское искушение! Только не знаю какое. (ГJцу.) Одно мне ясно: я вижу дьявола. Спектакль начнется фантасмагорией, а потом пойдут рожи.
ГJц. Ты его уже видел?
Генрих. Чаше, чем ты свою мать.
ГJц. Я на него похож?
Генрих. Ты? Бедняга! Ты просто шут.
ГJц. Шут?
Генрих. Без шута не обойтись! Его роль - мне перечить. Я... (Пауза.) Я победил.
ГJц. Что?
Генрих. Я победил. Гаснет последний огонек. Исчезает дьявольское видение - Вормс. Постой, сейчас и ты исчезнешь, страшному наваждению придет конец. Ночь. Повсюду ночь... Какой покой!
ГJц. Продолжай, поп, продолжай! Я знаю все, что ты мне скажешь. Год назад... О да, мой брат, я знаю, как хотелось бы вместить в себя всю эту ночь! Как я хотел того же.
Генрих (бормочет). Где же я проснусь?
ГJц (внезапно смеется). Ты уже проснулся, штукарь! И знаешь это. Все наяву - взгляни же на меня, дотронься до меня! Здесь я, во плоти. Взгляни! Вот и луна показалась, вот снова твой дьявольский город выступает из мрака. Взгляни-ка, разве это призрак? Ведь это настоящая скала. И настоящие укрепления. Это настоящий город, в нем настоящие жители, а ты настоящий предатель.
Генрих. Предателем становишься, когда предашь. Зря стараешься, я не предам.
ГJц. Предашь, раз ты предатель. Послушай, поп, ведь ты уже предатель. Две стороны дерутся, а ты хочешь в одно и то же время быть и за тех и за других. Значит, ведешь двойную игру. Значит, говоришь на двух языках. Страдания бедняков на церковном языке это испытание, а по-немецки - беззаконие, несправедливость. Что изменится для тебя, если ты впустишь меня в город? Станешь предателем? Но ты уже предатель, только и всего. Предатель, который совершает предательство,- это предатель, который приемлет себя.
Генрих. Откуда ты все это знаешь, если не я внушил тебе эти слова?
ГJц. Я тоже предатель. (Пауза.) Я уже прошел тот путь, который предстоит пройти тебе. Ты только взгляни на меня, разве у меня не цветущий вид?
Генрих. Вид у тебя цветущий, потому что ты следуешь своей натуре. Все незаконнорожденные - предатели, уж это известно, а я не из ублюдков.
Генрих (хочет ударить его, но сдерживается). Помни: кто назвал меня ублюдком, больше не раскрывает рта.
Генрих. Ублюдок!
ГJц. Поп! Поп, ну образумься! Не то я отрублю тебе уши. Впрочем, это не поможет - язык-то у тебя останется! (Внезапно обнимает его.) Люблю тебя, мой брат. Мы оба появились на свет вне закона. Чтобы породить тебя, попам пришлось переспать с Нищетой. Зловещий акт. (Пауза.) Конечно, ублюдки предают. Что они, потвоему, еще могут делать? Я с самого рождения раздвоился: мать отдалась босяку; я как бы из двух половинок, которые никогда не склеишь, одна другой противна. А разве ты лучше меня? Полупоп, полубедняк - из этого еще ни разу не получался цельный человек. Нас нет, и у нас ничего нет. Законнорожденные дети даром радуются жизни на земле. Но это ни тебе, ни мне не дано. С детства я гляжу на мир сквозь замочную скважину. В мире у каждого свое место. Но для нас места нет, мы изгои. Откажись от мира, который не хочет тебя знать. Твори Зло! Увидишь, как тебе станет легко.
Входит офицер.
Чего ты хочешь?
Офицер. Прибыл посланец архиепископа.
ГJц. Пусть войдет.
Офицер. Он принес вести. Противник оставил семь тысяч убитыми. Это отступление.
ГJц. А мой брат?
Офицер хочет что-то сказать ему на ухо.
Не подходи ко мне и говори громко.
Офицер. Конрад убит.
С этой минуты Генрих начинает пристально вглядываться в ГJца.
ГJц. Вот так. Нашли ли его тело?
Офицер. Да.
ГJц. В каком виде, отвечай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
ГJц (по-прежнему нежно). У меня тоже бывала такая двуличная рожа. Гляжу на тебя и самого себя жалею: мы с тобой одной породы.
Генрих. Ложь! Ты предал своего брата, я своих братьев не предам.
ГJц. Ты их предашь этой ночью.
Генрих. Ни этой ночью, ни потом. (Пауза.)
ГJц (равнодушно). Что же бедняки сделают с попами? Повесят на мясных крючьях?
Генрих (кричит). Замолчи! (Овладевает собой.) Вот ужасы войны. Я только бедный священник, и я бессилен их предотратить.
ГJц. Лицемер! Этой ночью в твоей власти жизнь или смерть двадцати тысяч людей.
Генрих. Я не желаю этой власти. Она от дьявола.
ГJц. Хочешь или нет, но ты обладаешь ею.
Генрих убегает.
Эй, что ты делаешь? Если бежишь - значит, ты решился.
Генрих (возвращается, глядит на него и начинает смеяться). Ты прав. Бежать или покончить с собой - все это ни к чему. Все только способ умолчания. Но я избранник Божий.
ГJц. Лучше скажи, что ты похож на крысу.
Генрих. Все равно. Избранник - человек, припертый к стенке дланью господа. (Пауза.) Господи! Зачем твой выбор пал на меня?
ГJц (ласково). Последние муки... Как хотелось бы их сократить. Дай помогу тебе.
Генрих. Ты хочешь мне помочь, когда сам Бог молчит? (Пауза.) Так вот, я лгал, я не его избранник. Да и какой из меня избранник? Кто заставил меня покинуть город? Кто поручал тебя найти? По правде говоря, я сам себя избрал. Пришел просить тебя о милосердии к братьям, зная, что ничего не добьюсь. Я передумал - и не оттого, что у вас злобные рожи, просто теперь я вижу их наяву. Я хотел чинить Зло, увидев вас, понял, что и впрямь причиню его. Знаешь ли ты, что я ненавижу бедняков?
ГJц. Да, знаю.
Генрих. Почему они бегут от меня, когда я им протягиваю руки? Почему страдания их всегда неизмеримо больше моих? Господи, как мог ты допустить, чтобы на свете были бедняки! Почему не сделал ты меня монахом? Там, в монастыре, я был бы твой, но как быть нераздельно твоим, когда люди подыхают с голоду? (ГJцу.) Я пришел, чтобы выдать их тебе, надеясь, что ты их истребишь, и тогда я смогу позабыть, что они жили.
ГJц. Ну и что же?
Генрих. Я передумал, в город ты не войдешь.
ГJц. А что, если на то была Господня воля, если Господь хотел, чтобы ты впустил нас в город? Так послушай: ты промолчишь и священники погибнут этой ночью, наверняка погибнут. А бедняки? Ты думаешь, выживут? Осаду я не сниму. Через месяц в Вормсе все передохнут с голоду. Ты не властен решать - жить или умереть. Ты можешь только выбрать, как им умирать. Так выбирай же скорую смерть, они только выгадают, погибнув этой ночью, прежде чем перебьют священников. Умрут, не замарав рук, и все окажутся на небесах. Если ты оставишь им несколько недель, они запятнают себя кровью и отправятся в ад. Послушай, поп, а вдруг это дьявол велит тебе продлить их земную жизнь, чтоб они успели заслужить вечное проклятие? (Пауза.) Скажи мне, как проникнуть в город?
Генрих. Тебя нет.
ГJц. Что?
Генрих. Тебя нет. Твои слова умирают прежде, чем я их расслышу. Такие лица, как твое, не повстречаешь ясным днем. Я знаю все, что ты мне собираешься сказать, все твои поступки предвижу. Ты - мое создание, это я внушаю тебе твои мысли. Мне все это снится. Все мертво, в воздухе разлиты сновидения.
ГJц. Значит, ты тоже снишься мне, я тебя насквозь вижу, настолько, что ты мне уже надоел. Осталось только выяснить, кому из нас кто снится.
Генрих. Я не покидал города! Не выходил из него. Мы играем перед намалеванными декорациями. Что ж, ты мастер говорить, играй комедию! Знаешь ли ты роль? Я-то свою знаю: говорить "нет! нет! нет! нет! нет!" Ты молчишь. Это наваждение, обыкновенное наваждение, да к тому же еще нелепое. Что бы я стал делать в лагере ГJца? (Указывает на город.) Если бы только эти огни погасли! Почему этот город виден там, вдали, если я не выходил за его пределы? (Пауза.) Да, дьявольское искушение! Только не знаю какое. (ГJцу.) Одно мне ясно: я вижу дьявола. Спектакль начнется фантасмагорией, а потом пойдут рожи.
ГJц. Ты его уже видел?
Генрих. Чаше, чем ты свою мать.
ГJц. Я на него похож?
Генрих. Ты? Бедняга! Ты просто шут.
ГJц. Шут?
Генрих. Без шута не обойтись! Его роль - мне перечить. Я... (Пауза.) Я победил.
ГJц. Что?
Генрих. Я победил. Гаснет последний огонек. Исчезает дьявольское видение - Вормс. Постой, сейчас и ты исчезнешь, страшному наваждению придет конец. Ночь. Повсюду ночь... Какой покой!
ГJц. Продолжай, поп, продолжай! Я знаю все, что ты мне скажешь. Год назад... О да, мой брат, я знаю, как хотелось бы вместить в себя всю эту ночь! Как я хотел того же.
Генрих (бормочет). Где же я проснусь?
ГJц (внезапно смеется). Ты уже проснулся, штукарь! И знаешь это. Все наяву - взгляни же на меня, дотронься до меня! Здесь я, во плоти. Взгляни! Вот и луна показалась, вот снова твой дьявольский город выступает из мрака. Взгляни-ка, разве это призрак? Ведь это настоящая скала. И настоящие укрепления. Это настоящий город, в нем настоящие жители, а ты настоящий предатель.
Генрих. Предателем становишься, когда предашь. Зря стараешься, я не предам.
ГJц. Предашь, раз ты предатель. Послушай, поп, ведь ты уже предатель. Две стороны дерутся, а ты хочешь в одно и то же время быть и за тех и за других. Значит, ведешь двойную игру. Значит, говоришь на двух языках. Страдания бедняков на церковном языке это испытание, а по-немецки - беззаконие, несправедливость. Что изменится для тебя, если ты впустишь меня в город? Станешь предателем? Но ты уже предатель, только и всего. Предатель, который совершает предательство,- это предатель, который приемлет себя.
Генрих. Откуда ты все это знаешь, если не я внушил тебе эти слова?
ГJц. Я тоже предатель. (Пауза.) Я уже прошел тот путь, который предстоит пройти тебе. Ты только взгляни на меня, разве у меня не цветущий вид?
Генрих. Вид у тебя цветущий, потому что ты следуешь своей натуре. Все незаконнорожденные - предатели, уж это известно, а я не из ублюдков.
Генрих (хочет ударить его, но сдерживается). Помни: кто назвал меня ублюдком, больше не раскрывает рта.
Генрих. Ублюдок!
ГJц. Поп! Поп, ну образумься! Не то я отрублю тебе уши. Впрочем, это не поможет - язык-то у тебя останется! (Внезапно обнимает его.) Люблю тебя, мой брат. Мы оба появились на свет вне закона. Чтобы породить тебя, попам пришлось переспать с Нищетой. Зловещий акт. (Пауза.) Конечно, ублюдки предают. Что они, потвоему, еще могут делать? Я с самого рождения раздвоился: мать отдалась босяку; я как бы из двух половинок, которые никогда не склеишь, одна другой противна. А разве ты лучше меня? Полупоп, полубедняк - из этого еще ни разу не получался цельный человек. Нас нет, и у нас ничего нет. Законнорожденные дети даром радуются жизни на земле. Но это ни тебе, ни мне не дано. С детства я гляжу на мир сквозь замочную скважину. В мире у каждого свое место. Но для нас места нет, мы изгои. Откажись от мира, который не хочет тебя знать. Твори Зло! Увидишь, как тебе станет легко.
Входит офицер.
Чего ты хочешь?
Офицер. Прибыл посланец архиепископа.
ГJц. Пусть войдет.
Офицер. Он принес вести. Противник оставил семь тысяч убитыми. Это отступление.
ГJц. А мой брат?
Офицер хочет что-то сказать ему на ухо.
Не подходи ко мне и говори громко.
Офицер. Конрад убит.
С этой минуты Генрих начинает пристально вглядываться в ГJца.
ГJц. Вот так. Нашли ли его тело?
Офицер. Да.
ГJц. В каком виде, отвечай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13