— Ну хорошо, хорошо, я здесь. Но этого недостаточно. Брай, ты ведь сможешь пронести сюда пару граммов кокаина… только чтобы помочь мне продержаться.
Он просил не в первый раз. «И не в последний», — подумал Брайан, и в сердце у него защемило.
— Не могу, Стиви.
— Господи, всего пару граммов. Ничего сильного. Здесь мне дают одни игрушки, а это все равно что бороться с ломкой при помощи аспирина.
Высвободив руку, Брайан отвернулся, не в силах вынести взгляда запавших темных глаз друга. Молящих глаз.
— Стиви, я не буду доставать тебе кокаин. С таким же успехом можно приставить дуло пистолета к твоему виску.
— Это я уже пробовал. — Стиви прижал руки к лицу, борясь со слезами. — Ну хорошо, коку не надо. Можешь достать мне чего-нибудь еще. Например, долофин. Хорошее средство, Брай. Он удовлетворял нацистов, удовлетворит и меня. Это заменитель, дружище. Ты уже доставал его мне, так какая разница?
Брайан вздохнул. Собираясь отказать, он повернулся к Стиви и тут увидел стоящую в дверях Эмму. Она застыла словно изваяние, держа в руках коробку с игрой. Собранные в хвост пышные волосы, мешковатые синие брюки с белыми подтяжками, выделяющимися на фоне алой рубашки, делали Эмму похожей на девочку. «На вид ей лет шестнадцать», — подумал Брайан, пока не увидел ее глаза. Холодные, осуждающие глаза взрослой женщины.
— Я помешала?
— Нет. — Он сунул руки в карманы. — Я как раз собирался уходить.
— Мне хотелось бы поговорить с тобой, — сказала Эмма, не глядя на отца, и подошла с другой стороны к кровати Стиви. — Может, подождешь меня на улице? Я не задержусь. Врач сказал, что Стиви нужен покой.
— Хорошо.
Глупо, но Брайан чувствовал себя ребенком, которого будут отчитывать.
— Я загляну через день-два, Стиви.
— Ладно, — коротко ответил тот, однако его глаза, провожающие Брайана, молили.
— Я принесла тебе вот это. — Эмма положила игру на колени Стиви. — Решила, что ты захочешь поупражняться, чтобы выиграть у меня.
— Я всегда у тебя выигрывал.
— В детстве, к тому же ты жульничал. А я больше не ребенок. Стиви не мог унять руки, нервно выстукивая по коробке дробь.
— Не думаю.
— Значит, тебе нужен какой-то наркотик. — Эмма произнесла эти слова таким обыденным тоном, что Стиви потребовалось некоторое время, чтобы понять их смысл. — Как он называется? Я запишу. Думаю, мне удастся раздобыть его.
— Нет.
— Ты же сам просил. Как называется?
Она достала записную книжку, приготовила карандаш, и у Стиви появилась отчаянная надежда, но потом он вспыхнул от стыда. На миг он даже показался здоровым человеком.
— Я не хочу впутывать тебя.
Эмма засмеялась, и от ее издевательского смеха он покрылся холодным потом.
— Не распускай нюни. Я впуталась года в три. Неужели ты действительно веришь, что я не догадывалась о происходящем на ваших вечеринках или в турне? Доверься мне.
Стиви поверил, ему это просто необходимо. Она была и остается невинным лучиком света среди мрака и безумия.
— Я… я устал, Эмма.
— Устал? Тебе нужна заправка? Маленькая доза, чтобы забыть действительность? Скажи название, Стиви. В конце концов, я спасла тебе жизнь, поэтому будет только справедливо, если я помогу тебе расстаться с ней.
— Я не просил спасать мне жизнь, черт тебя побери. — Он поднял руку, как бы собираясь оттолкнуть Эмму, потом безвольно уронил на колени. — Ну почему ты не оставишь меня в покое?
— Это моя ошибка, — резко сказала она. — Но мы сделаем все, чтобы ее исправить. — Эмма подалась к нему, обдав нежным ароматом, однако в ее голосе и глазах не было жалости. — Я достану тебе этот проклятый наркотик, Стиви. Я достану. Накормлю тебя им. Воткну иглу тебе в вену, если они у тебя еще остались. Черт побери, может, попробую сама.
— Нет!
— Почему? — Эмма недоуменно подняла бровь. — Это хороший наркотик. Разве ты не так сказал папе? А если он достаточно хорош для тебя, значит, будет хорош и для меня.
— Нет! Проклятие. Взгляни, что я сделал с собой. — Он протянул ей исколотые, покрытые струпьями руки.
— Я вижу, что ты сделал с собой. — Эмма швырнула блокнот через всю палату. — Очень хорошо вижу. Ты слабый, больной и вызываешь жалость.
— Мисс! — В дверях появилась медсестра. — Вы должны…
— Убирайтесь отсюда! — обернулась к ней Эмма, сжимая кулаки. — Убирайтесь к черту! Я еще не закончила.
Медсестра испарилась, лишь гулким эхом отозвались ее торопливые шаги.
— Оставь меня в покое, — прошептал Стиви, закрыв руками глаза, из которых лились слезы.
— О, я оставлю тебя в покое. Когда сдохну. Я нашла тебя на полу, в крови и блевотине, рядом со шприцем и револьвером. Ты что, не знал, каким способом хочешь покончить с собой? Плохо, чертовски плохо, не так ли, что я не позволила тебе умереть? Я плакала, боясь, что буду действовать недостаточно быстро, недостаточно хорошо, недостаточно умело. Но когда тебя забирали, ты дышал, и я решила, что трудилась не зря.
— Чего ты хочешь?! — крикнул он. — Чего ты хочешь, черт побери?
— Я хочу, чтобы ты подумал… для разнообразия… о ком-то другом. Каково бы мне пришлось, если бы я обнаружила тебя мертвым? Или папе? У тебя есть все, но ты настроен на самоуничтожение.
— Я ничего не могу поделать.
— Какое жалкое оправдание, жалкое и печальное, но устраивающее то существо, которое ты сотворил из себя! — Эмма тоже была на грани слез, но сдерживалась, выплескивая клокочущую в ней ярость. — Я всю жизнь любила тебя, слушала твою игру и год за годом поражалась тому, что ты способен создавать. А теперь ты сидишь и говоришь, что ничего не можешь поделать.
Ладно. Только не жди, что люди, которые тебя любят, тоже будут сидеть и равнодушно смотреть на это.
Эмма пошла к выходу, но в дверях ее остановила невысокая брюнетка:
— Мисс Макавой? Я доктор Хейнс, лечащий врач мистера Ниммонса.
— Я ухожу, доктор.
— Вижу. — Улыбнувшись, женщина протянула руку: — Хорошее выступление, дорогая. Рекомендую небольшую прогулку, затем горячую ванну.
Обойдя Эмму, она подошла к кровати Стиви.
— Одна из моих любимых игр. Не желаете поиграть, мистер Симмонс?
Эмма услышала, как кубики с буквами ударились о стену, но не остановилась.
Отец ждал ее на улице, опираясь на капот недавно купленного «Ягуара». Увидев дочь, Брайан сделал последнюю затяжку и выбросил окурок.
— Я думал, ты пробудешь дольше.
— Нет, я сказала все, что хотела. — Она застегнула до верха голубую куртку. — Правильно ли я поняла: ты покупал для Стиви наркотики?
— Не в том смысле, в каком ты это понимаешь, Эмма. Я не торговец наркотиками.
— Опять игра в слова. Ты обеспечивал его наркотиками?
— Я обеспечивал его заменителем опиума… чтобы он продержался в турне и не искал в какой-нибудь подворотне героин.
— Продержался в турне, — повторила Эмма. — Я считаю, Пит поступает неправильно, обманывая газеты и помогая Стиви лгать самому себе.
— Пит не виноват.
— Нет, виноват. Все виноваты.
— Мы должны напечатать в «Биллборде» заметку о том, что Стиви наркоман?
— Так было бы лучше. Разве он способен трезво взглянуть на происходящее, если не может признаться самому себе, кто он такой? И как он может перестать быть таким, если лучшие друзья постоянно снабжают его наркотиками, чтобы он продержался еще один концерт, еще одно турне?
— Все не так…
— Неужели? Или ты действительно обманываешь себя, думая, что поступаешь так из дружбы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109