— Чепуху ты несёшь с этими прогулками по Таврическому. В остальные дни Кардинал так же гуляет где-то в Тегеране, Каире, Рабате и каком-нибудь Исламабаде.
Отец покосился на меня с подозрением.
— Ты уже что-то узнал?
— О чём?
— Про Исламабад. Вроде бы, Кардинал с пакистанцами сотрудничает насчёт атомной бомбы.
— Чепуха. То-то их по всему миру ловят то с электроникой, то с плутонием. Кардинал бы им обеспечил такую доставку, что о-го-го. Никакой Интерпол или там МАГАТЕ…
— Не все так просто. И Кардинал не всемогущ, и доверия у них полного нет. А то, что он не только по четвергам объявляется, ты прав. Но редко, очень редко. Неужели непонятно? Лет ему за сто, а выглядит — как огурчик. Будто вот-вот полтинник разменял.
Никогда до сих пор я не слышал от отца подобных выражений. Словно он к разговору со мной специально готовился. Где этого словесного добра можно нахвататься? Обычно — интеллектуал, эрудит…
— Ты даже не представляешь, как перенаселён наш Дом! — отец, похоже, зацепился за любимую тему. — В одном и том же объёме, в тех же самых комнатах, но отделанных в разных стилях — от нас до Вавилона и даже глубже — время от времени появляются наши старички. Глянут в окно, ужаснутся и прикидывают, когда бы попоздней проснуться, чтобы мир вернулся в нормальное состояние. Чтобы все, как порядочные люди, ходили в хламидах. Или в тогах. Или во фраках. А как силён инстинкт любопытства! Никто не хочет спокойно помирать. Всем хочется узнать, что будет там, впереди.
— Но это же твои домыслы? Сам ведь сказал, что предков наших не увидеть. А что, если они и в самом деле умерли? Добровольно. Заскучали и умерли.
— Хрен их знает. Я-то не заскучал. Я вот состарюсь чуть-чуть — тоже начну раз в год объявляться. Вместе с твоей матерью, конечно. Не люблю одиночества.
— Прекрасно! И это тот самый серьёзный разговор, что ты мне обещал?
— Вот черт! Не умею серьёзно говорить. Итак, коротко. С Кардиналом всё ясно: мерзкий тип с абсолютно неприемлемыми планами. Что хуже всего — очень хитрый, несмотря на кажущееся прожектёрство. Пока он по всему миру фанатиков воспитывал, я молчал. Мало ли какой дурью человек мается, хоть это и грязные дела? Да и не так уж много информации у меня было. Но в последнее время мне что-то не по себе стало. Уж больно Кардинал обнаглел.
— Только ты забеспокоился или все в Доме?
— Все?! Ну, ты даёшь! Тех, кто над нами, ты в расчёт не бери. Они такими мелочами не занимаются. Второэтажники тоже побоку. Они — деляги. Такие, как Кардинал, — редкое исключение. Остаются соседи по этажу. Но и тут глухо. Массовый эгоизм. Это лишь тебе с отцом судьба удружила. Совестливый я. Даже семью завёл. Заметил ведь, что соседи у нас почти все — мужики? Зачем им семья? Одна подруга в Ленинграде, вторая в Москве, третья в Риге, четвёртая в Лондоне, пятая в Буэнос-Айресе, шестая в Гонконге… Вся жизнь — одно большое развлечение. Наплодишь по всему миру полк детишек — выбираешь самого шустрого и пестуешь. Или не выбираешь. Не то что я с тобой, оболтусом, мучаюсь…
— Опять тебя, папа, на лирику потянуло. Значит ты, совестливый самый, решил Кардинала приструнить. А я, оболтус, тебе, вроде как, нужен. Так?
— Так. Зачем бы я начинал этот разговор?
— А если я не совестливый? Если мне годков тридцать тоже поразвлекаться хочется? У меня до сих пор ни одной подружки нет ни в Рио-де-Жанейро, ни в Гонолулу. И даже в Париже нет.
— У тебя вряд ли кто и в Ленинграде есть, — усмехнулся отец. — А насчёт совести не ври. Наследственность — штука верная. Не прикидывайся.
— Хорошо-хорошо. Что ты хочешь?
— Да пока ничего. Во-первых, будь в курсе, что Кардинал зарвался, а я пытаюсь что-то предпринять. Во-вторых, развивайся в деле овладения Домом, но не рискуй. В-третьих, я исчезну. На недельку. Хочу кое-что выяснить и один вопрос для себя прояснить до конца. Ты матери по хозяйству помогай, сам понимаешь. А если через неделю меня не будет — её где-нибудь устрой побезопасней, а сам начинай искать меня.
— Пойти к Кардиналу и спросить?
— Аллах тебя спаси! Этого только не хватало. Никаких прямых действий. Только косвенно. Ты — новичок, а новичкам везёт. Никакой Кардинал не додумается до тех глупостей, что ты сделаешь.
— Безжалостный ты человек, папа. Сына выставляешь против целой мафии.
— Неужели трусить начал? Ты — третьеэтажник. Тебя поймать практически невозможно, если дураком не будешь. Ну, а дураки и должны погибать. Естественный отбор. Но мой сын… Не боись! Этим гадам нас не взять. Мы не придурки с четвёртого этажа, которых Кардинал к рукам прибирает. Он у кого-то там сына взял в заложники, теперь вот хочет развернуться. Я бы на их месте… как клопа! А они поддались. Вот я на четвёртый этаж и отправляюсь.
Я подивился новой неожиданной информации и спросил, какова функция четвёртого этажа. Отец долго ходил по комнате, мычал, мурлыкал. Наконец, вздохнул.
— Я сам в это дело не верю, — веско сказал он. — И тебе пока не расскажу, чтобы ты меня потом сочинительством не попрекал. А функция у четвёртого этажа называется вероятностной. Или, как некоторые считают правильней, — вариативной. Такие вот дела.
5. В здоровом теле…
После беседы с отцом я крепко задумался. Конечно, не давала покоя загадка верхних этажей. Но вопрос о происхождении Дома стал казаться важнее. Кому это все надо? Что греха таить, думал я до разговора о себе и о других жильцах, как о неких «высших» существах, чуть ли не инопланетянах. Мы всемогущие, значит, самые мудрые. А что получается? Банда прохиндеев на втором этаже, компания патологических эгоистов — на третьем. А выше кто-то очень важный, кому на всех нижних наплевать. Да ещё дискретные старцы со времён фараонов. Вот уж дал Бог соседей! И папаша совестливый тоже хорош. То однажды обмолвился, что пятьдесят миллионов погибших и замученных во Второй мировой войне — прививка для человечества, даже слушать страшно. То старичок-мусульманин полоумный — величайшая угроза. А главное — ничего никогда толком не объяснит. Все ему некогда. Час говорил на общие темы, а дошли до конкретного — про заложников с четвёртого этажа лишь одной фразой обмолвился. Да про какую-то вариативную функцию упомянул. Под каким хоть соусам её едят?
Чем больше я думал, тем сильнее мысль мелела и оскудевала. В конце концов, я плюнул на сомнения и решил во всём слушаться отца. Ну кому ещё я могу верить в этом непонятном мире? Только отцу родному. Есть ещё мать, но она — человек со стороны. Ничего не понимает, судя по взгляду, всего побаивается. Что она мне скажет?
После стычки с громилами, чудом закончившейся счастливо, я до сих пор не мог преодолеть жуткий комплекс неполноценности. Мало ли что Наташа называла меня героем? Уж я то знал цену своему героизму! Ещё чуть-чуть, и все могло закончиться по-другому, намного хуже. Очень плохо. Этот комплекс сильно давил мне на психику. Что я смогу предпринять в помощь отцу, такой хилый, немощный, неуклюжий? Черт бы побрал папашу с его предрассудками о заколдованных принцах! Нет чтобы с раннего детства по два раза в неделю водить меня в Японию к какому-нибудь сэнсею в школу карате. А за дверью в стене держать наготове целую комнату тренажёров, чтобы можно было накачивать мускулатуру. И каждые школьные каникулы выводить меня куда-нибудь за границу, чтобы я три месяца вынужден был трепаться на английском и других языках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75