Он показал на карте Петербург, Москву и Уральские горы. Пржевальского угощали грушами, пряниками и кедровыми орехами. Атлас корейских географов бережно унесли из комнаты.
В это время корейский солдат доложил Юн Хабу о каком-то событии у стен приемного дома. Оказывается, русским солдатам, спутникам Пржевальского, вздумалось плясать вприсядку на земле Кыгенпу под одобрительные крики корейцев. Юн Хаб милостиво вышел к толпе и попросил солдат сплясать еще раз.
Время шло, а Пржевальский так и не мог допытаться у Юн Хаба, почему он не пускает русских на ярмарки в Кыгенпу. Владыка города в присутствии гостя устроил краткое судебное разбирательство дела о краже коровы. Дело было решено в пять минут, и виновных тут же куда-то утащили, всего вероятнее, в городской застенок. На прощанье капитан Юн Хаб попросил Пржевальского выстрелить из штуцера на сто шагов в доску. Для охотника это было пустяком. Меткая пуля, пронизав доску, пошла гулять по полю. Гость, и хозяин, простились. Пржевальский, окруженный восторженной толпой, спустился к Тумангану и сел в лодку. Мерно застучали весла, и город Кыгенпу, теперь уже не такой таинственный, как раньше, стал отползать в туман древней каменной черепахой...
К ИСТОКАМ УССУРИ
Шесть лошадей для экспедиции были пригнаны на Новгородский пост из маньчжурского города Хуньчуня. Вернувшись от капитана Юн Хаба, Пржевальский не засиживался долго у новгородцев. 29 октября 1867 года вьючный караван экспедиции покинул залив Посьет.
Пржевальский держал путь к гавани Ольга, а оттуда – на берега Уссури. Ягунов и два солдата были его спутниками. В день выхода из Новгородского выпал мелкий снег. К полудню его согнало, и караван брел по мокрой грязной дороге на север от Посьета – к посту Гладкому. Нужно было выйти по реке Раздольная к Раздольному, а там уже следовать вдоль побережья Японского моря, через Владивосток.
Пржевальский шел впереди каравана. Караван переходил реки, поднимался на горные хребты, продирался сквозь кусты, обвитые виноградной лозой. Здесь можно было встретиться с тигром или барсом. Лебеди летели на юг. В буреломе слышался треск: может быть, это тибетский медведь искал осенний мед в пустых дуплах?
Прогремел выстрел, горький дымок поплыл над лесной поляной. Пржевальский позвал Ягунова и вместе с ним стал рассматривать добычу. Вот он, редкостный зверь ми-гауза! В ногах у охотника, захлебываясь пурпурной кровью, билась непальская куница. Ранее ее находили только в Гималаях, на Яве и Суматре. Теперь оказалось, что она живет здесь всюду. Красавица уссурийских дебрей попадет под нож препаратора!
За постом Раздольным началась область шумящих корабельных лесов на полуострове Муравьева-Амурского. Трава так буйно росла здесь, что охотники и земледельцы осенью выжигали ее, пуская «палы». Пржевальский ночами не раз видел огненные ручьи, бегущие в синей тьме, а над ними – стаи птиц, вспугнутые огнем. За день до вступления во Владивосток Великий Охотник увидел в лесу одинокий куст рододендрона. Он цвел вторично в этом году. На следующую же ночь темная туча над Золотым Рогом разразилась метельным снегом.
Владивосток 1867 года можно было весь окинуть одним взглядом. Полсотни домов, казармы солдат, лавки – вот из чего слагался город у Тихого океана. Торговали там только одной водкой и морской капустой. Торговцы сбывали с аукциона здесь всякую заваль, купленную в Гамбурге или Шанхае.
Пока на звонкой замерзшей земле держится и сверкает первый снег, надо идти на охоту. Глухой лес вставал стеной за крайними домишками города. Там пришлось гнаться, расстреляв все заряды штуцера, с револьвером в руках за стадом пятнистых оленей-аксисов. Родина их – Индия и Зондские острова. Первая охота не принесла ничего. Пржевальский горячился и расстреливал заряды зря; зато в следующий раз он убил одного аксиса.
По свежему снегу утром 17 ноября караван вышел из Владивостока. Начались приключения с ночевками в брошенных избах, переходы во время метелей. Вороны сопровождали караван все время, ночуя вместе с путниками в лесу. Люди спали, а на деревьях вокруг лагеря сидели зловещие птицы, образуя черную гирлянду, освещенную трепещущими отблесками костра.
После одной из таких ночевок в снегу голодные и иззябшие люди спустились в долину реки Гнилая.
Четыреста верст отмерил Пржевальский. В долине реки Гнилая, отдирая сосульки от усов, он впервые расположился на отдых в теплой избе села Александровна, Здесь он прожил десять дней.
Из долины реки Гнилая экспедиция двинулась к гавани Ольга берегом моря, через отроги хребта. Над незамерзающими речками кружились черные дрозды. Могучие кедры склоняли над тропой ветки, отягощенные спелыми шишками. Пржевальский, забавляясь, сбивал шишки пулями. Ночью у костра он грыз орехи.
Когда дорога приводила к самому морю, путники находили на отмелях огромные китовые кости, раковины, морские звезды, мерцающие среди выкинутых океаном водорослей алые медузы. И штабс-капитан вместе с гимназистом бегали по холодным мелям, как дети, собирая подарки морских глубин.
Ноябрьский дождь согнал снег, но вслед за дождем грянул мороз. Выносливые солдаты, стуча зубами от холода, вертясь у костра, говорили, что у них с одного бока «петровки», с другого – «рождество». Пржевальский сидел у костра. Ореховая шелуха примерзала к его усам. Держа чернильницу у огня, он записывал в дневник события дня, итоги постоянных наблюдений.
В декабре 1867 года, после многих лишений, Пржевальский завершил свой поход и пришел в гавань Ольга. По это была только часть пути. Ведь надо было попасть еще на Уссури! Шести дней было достаточно для отдыха. Он двинулся к реке Дальней, достиг ее верховьев и по голубым сугробам, при холоде в двадцать семь градусов, перешел через горы Сихотэ-Алинь. Прорубая кинжалом дорогу в лесных дебрях, Пржевальский шел по следам тигров к реке Уссури. Новый год он встречал в дымной избе, где ел холодную кашу, сваренную из последних горстей пшена. Через неделю измученные люди вступили в станицу Буссе. Теперь только можно было сказать, что поход закончен. Так, в дни, когда от мороза железо прилипало к рукам, а птицы замерзали на лету, четверо смельчаков прошли насквозь тигровую тайгу и снежные горы.
ПРОСТОРЫ ХАНКИ
Житье в станице Буссе не было отдыхом для Пржевальского и Ягунова. Шутка сказать, надо было привести в порядок гербарий в тысячу видов, набить около сотни чучел птиц, разобрать бабочек и другую крылатую мелочь. Приятно было просматривать подробный метеорологический журнал; сознавать, что за эту поездку открыто тридцать шесть видов птиц.
Поручения были выполнены все: описаны русские заселения, исследованы дороги, проведен учет населения, обследованы квартиры батальонов.
Казалось, что может быть лучше этого?
Но Пржевальский не мог сидеть сложа руки.
Весенняя капель стучала в оконное стекло и звала его в поход. Он смазал стволы своих ружей и двинулся к озеру Ханка. На берегах еще лежал снег, но мартовский ветер доносил крики пернатых гостей. Над озером Хасан, Посьетом, Туманганом кричали лебеди, за лебедями к Ханке тянулись бакланы. А потом в один прекрасный день разные птицы вдруг ринулись к Ханке не стаями, а тучами.
На берегах озера гоготали и крякали миллионы птиц – и огромный, величиной с гуся, розовый кулик, и важный черный аист, и белый журавль с черными крыльями, и желтая иволга, и утки из Индии, – глаза разбегались у Пржевальского, когда он смотрел на ханкайских гостей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
В это время корейский солдат доложил Юн Хабу о каком-то событии у стен приемного дома. Оказывается, русским солдатам, спутникам Пржевальского, вздумалось плясать вприсядку на земле Кыгенпу под одобрительные крики корейцев. Юн Хаб милостиво вышел к толпе и попросил солдат сплясать еще раз.
Время шло, а Пржевальский так и не мог допытаться у Юн Хаба, почему он не пускает русских на ярмарки в Кыгенпу. Владыка города в присутствии гостя устроил краткое судебное разбирательство дела о краже коровы. Дело было решено в пять минут, и виновных тут же куда-то утащили, всего вероятнее, в городской застенок. На прощанье капитан Юн Хаб попросил Пржевальского выстрелить из штуцера на сто шагов в доску. Для охотника это было пустяком. Меткая пуля, пронизав доску, пошла гулять по полю. Гость, и хозяин, простились. Пржевальский, окруженный восторженной толпой, спустился к Тумангану и сел в лодку. Мерно застучали весла, и город Кыгенпу, теперь уже не такой таинственный, как раньше, стал отползать в туман древней каменной черепахой...
К ИСТОКАМ УССУРИ
Шесть лошадей для экспедиции были пригнаны на Новгородский пост из маньчжурского города Хуньчуня. Вернувшись от капитана Юн Хаба, Пржевальский не засиживался долго у новгородцев. 29 октября 1867 года вьючный караван экспедиции покинул залив Посьет.
Пржевальский держал путь к гавани Ольга, а оттуда – на берега Уссури. Ягунов и два солдата были его спутниками. В день выхода из Новгородского выпал мелкий снег. К полудню его согнало, и караван брел по мокрой грязной дороге на север от Посьета – к посту Гладкому. Нужно было выйти по реке Раздольная к Раздольному, а там уже следовать вдоль побережья Японского моря, через Владивосток.
Пржевальский шел впереди каравана. Караван переходил реки, поднимался на горные хребты, продирался сквозь кусты, обвитые виноградной лозой. Здесь можно было встретиться с тигром или барсом. Лебеди летели на юг. В буреломе слышался треск: может быть, это тибетский медведь искал осенний мед в пустых дуплах?
Прогремел выстрел, горький дымок поплыл над лесной поляной. Пржевальский позвал Ягунова и вместе с ним стал рассматривать добычу. Вот он, редкостный зверь ми-гауза! В ногах у охотника, захлебываясь пурпурной кровью, билась непальская куница. Ранее ее находили только в Гималаях, на Яве и Суматре. Теперь оказалось, что она живет здесь всюду. Красавица уссурийских дебрей попадет под нож препаратора!
За постом Раздольным началась область шумящих корабельных лесов на полуострове Муравьева-Амурского. Трава так буйно росла здесь, что охотники и земледельцы осенью выжигали ее, пуская «палы». Пржевальский ночами не раз видел огненные ручьи, бегущие в синей тьме, а над ними – стаи птиц, вспугнутые огнем. За день до вступления во Владивосток Великий Охотник увидел в лесу одинокий куст рододендрона. Он цвел вторично в этом году. На следующую же ночь темная туча над Золотым Рогом разразилась метельным снегом.
Владивосток 1867 года можно было весь окинуть одним взглядом. Полсотни домов, казармы солдат, лавки – вот из чего слагался город у Тихого океана. Торговали там только одной водкой и морской капустой. Торговцы сбывали с аукциона здесь всякую заваль, купленную в Гамбурге или Шанхае.
Пока на звонкой замерзшей земле держится и сверкает первый снег, надо идти на охоту. Глухой лес вставал стеной за крайними домишками города. Там пришлось гнаться, расстреляв все заряды штуцера, с револьвером в руках за стадом пятнистых оленей-аксисов. Родина их – Индия и Зондские острова. Первая охота не принесла ничего. Пржевальский горячился и расстреливал заряды зря; зато в следующий раз он убил одного аксиса.
По свежему снегу утром 17 ноября караван вышел из Владивостока. Начались приключения с ночевками в брошенных избах, переходы во время метелей. Вороны сопровождали караван все время, ночуя вместе с путниками в лесу. Люди спали, а на деревьях вокруг лагеря сидели зловещие птицы, образуя черную гирлянду, освещенную трепещущими отблесками костра.
После одной из таких ночевок в снегу голодные и иззябшие люди спустились в долину реки Гнилая.
Четыреста верст отмерил Пржевальский. В долине реки Гнилая, отдирая сосульки от усов, он впервые расположился на отдых в теплой избе села Александровна, Здесь он прожил десять дней.
Из долины реки Гнилая экспедиция двинулась к гавани Ольга берегом моря, через отроги хребта. Над незамерзающими речками кружились черные дрозды. Могучие кедры склоняли над тропой ветки, отягощенные спелыми шишками. Пржевальский, забавляясь, сбивал шишки пулями. Ночью у костра он грыз орехи.
Когда дорога приводила к самому морю, путники находили на отмелях огромные китовые кости, раковины, морские звезды, мерцающие среди выкинутых океаном водорослей алые медузы. И штабс-капитан вместе с гимназистом бегали по холодным мелям, как дети, собирая подарки морских глубин.
Ноябрьский дождь согнал снег, но вслед за дождем грянул мороз. Выносливые солдаты, стуча зубами от холода, вертясь у костра, говорили, что у них с одного бока «петровки», с другого – «рождество». Пржевальский сидел у костра. Ореховая шелуха примерзала к его усам. Держа чернильницу у огня, он записывал в дневник события дня, итоги постоянных наблюдений.
В декабре 1867 года, после многих лишений, Пржевальский завершил свой поход и пришел в гавань Ольга. По это была только часть пути. Ведь надо было попасть еще на Уссури! Шести дней было достаточно для отдыха. Он двинулся к реке Дальней, достиг ее верховьев и по голубым сугробам, при холоде в двадцать семь градусов, перешел через горы Сихотэ-Алинь. Прорубая кинжалом дорогу в лесных дебрях, Пржевальский шел по следам тигров к реке Уссури. Новый год он встречал в дымной избе, где ел холодную кашу, сваренную из последних горстей пшена. Через неделю измученные люди вступили в станицу Буссе. Теперь только можно было сказать, что поход закончен. Так, в дни, когда от мороза железо прилипало к рукам, а птицы замерзали на лету, четверо смельчаков прошли насквозь тигровую тайгу и снежные горы.
ПРОСТОРЫ ХАНКИ
Житье в станице Буссе не было отдыхом для Пржевальского и Ягунова. Шутка сказать, надо было привести в порядок гербарий в тысячу видов, набить около сотни чучел птиц, разобрать бабочек и другую крылатую мелочь. Приятно было просматривать подробный метеорологический журнал; сознавать, что за эту поездку открыто тридцать шесть видов птиц.
Поручения были выполнены все: описаны русские заселения, исследованы дороги, проведен учет населения, обследованы квартиры батальонов.
Казалось, что может быть лучше этого?
Но Пржевальский не мог сидеть сложа руки.
Весенняя капель стучала в оконное стекло и звала его в поход. Он смазал стволы своих ружей и двинулся к озеру Ханка. На берегах еще лежал снег, но мартовский ветер доносил крики пернатых гостей. Над озером Хасан, Посьетом, Туманганом кричали лебеди, за лебедями к Ханке тянулись бакланы. А потом в один прекрасный день разные птицы вдруг ринулись к Ханке не стаями, а тучами.
На берегах озера гоготали и крякали миллионы птиц – и огромный, величиной с гуся, розовый кулик, и важный черный аист, и белый журавль с черными крыльями, и желтая иволга, и утки из Индии, – глаза разбегались у Пржевальского, когда он смотрел на ханкайских гостей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31