Припять, только Припять нужна ему. Он не видел, как справа от них немцы подошли вплотную к окопам и там люди с первобытным ревом кинулись друг на друга; как почти у самого бруствера испуганный, ошалелый Савушкин из его автомата свалил двух немцев; как сутулый пулеметчик хладнокровно расстреливал вражеских солдат, а его напарник, "ботало", зараженный дикой схваткой в пехоте, улапил возникшего с фланга автоматчика, не остерегаясь, остервенело выламывал ему руки и помутненно требовал: "Сдавайся, твою мать, сдавайся, зараза!" Немец, надо думать, всей душой, чтобы сдаться, но от адской боли в суставах лишь протяжно выл.
- Кама, я Васин! - снова услышалось в трубке.- Где лейтенант? Кама, лейтенанта к аппарату! Кама...
И опять ни звука, одно потрескивание.
Роман боялся не поймать голос, продирающийся через какие-то помехи, и, выкрикнув два слова, отпускал нажимной рычаг. Не забывались, ныли болью пальцы левой руки.
Выглянул на миг, посмотрел туда-сюда, перекинул трубку в ушибленную руку, правую вооружил гранатой. Снова в трубке:
- Кама! Я Васин, у нас тут...
Да что он, неразумный, не может короче, главное! Самому успеть сказать!
- Кама...- и опять гаснет голос артмастера Васина. Нет, зашеборшило. Соединяет, скручивает Данилыч проводки непослушными пальцами.
Может, ранен? Может, уже не он на линии?
Отложил гранату, прикрылся полушубком, чтобы лишний шум не попал в трубку.
- Васин! Всеми пушками! Прицел сорок! Направление - белая ракета. Даю белую ракету!
- Кама! Понял! Прицел сорок. Повтори направле...
- Припять, Припять...
Молчит Припять, молчит батарея. Степан Данилович, родной, что же ты?
Немецкая артиллерия продолжает бить по реке, но здешний бой угомонился. Срезанный очередью, лежит на бруствере второй номер пулемета, руки окостенели на горле изломанного, придушенного им автоматчика.
Пришел в чувство Савушкин, затеребил Пятницкого: "Что там?"
Хотел бы знать Роман - что там, на линии. Но снова в наушнике зашуршало, запотрескивало. Видно, плохо скрепляются у Данилыча провода, только задевают друг друга.
- Кама, прицел понял. Направление дайте, угломер!
Какой там, к хрену, угломер, неразумные!
- Направление на белую ракету!!! - оглушающе взревел Пятницкий, боясь разъединения.- Даю белую ракету! Прицел сорок! Сорок!!!
Спешат по проводу слова Васина, царапаются о стальные жилки, затухают, но слышно:
- Понял, передал...
- Васин, слушай. Десять снарядов на ствол, садите беглым!
- Понял! По десять!
Пятницкий отдал трубку Савушкину, перемогая боль под ногтями, через колено переломил ракетницу, увидел белую попку патрона. Славненько, хоть тут порядок! Дымным следом ушла ракета ввысь, достигла предела, лопнула молочным светом.
Немцы с тупым упрямством наладили третью атаку. Густо в цепях. Били, костоломили их, а все не убывают. Свежих, что ли, подкинули?
Не подвел, разобрался Васин. Настигая друг друга, запели в воздухе родимые семидесятишестимиллиметровые. Вот и разрывы: резкие и настильные осколочные, ухающие и вздыбленные - фугасные. Зачем фугасные? Ладно, забылся кто-то неразумный, не снимает колпачков со взрывателей...
Меткость, прямо скажем, ни к черту, но эффект, эффект! В-во-о, как уторкали, запылили пространство возле рощи.
Немцам ли знать - прицельным или неприцельным садят по ним, нет резона дожидаться худшего, во все лопатки кинулись под прикрытие леса. Да, теперь видно: вон она, роща, что на карте обозначена. Вшивенькая роща, низкорослая, войной исклевана.
- Женька, как там Припять?
- Опять на линии что-то, товарищ лейтенант! - откликнулся Савушкин.
- Вызывай, вызывай беспрестанно!
- Есть вызыва-а-а... Есть! Есть! Связь есть! Припять, Кама слышит!
Пятницкий - за трубку, затаил дыхание, ловит радующие звуки.
- Кама, Кама, Шимбуев говорит. Отвечайте.
Алеха? Откуда он? Там же Васин.
- Алеха, доворот передай...
- Лейтенант, я с линии,- голос не похож на голос Алехи-проныры, не похож, но все равно его голос: - Кабель сростил, иду к вам, передавайте.
- Кама, Кама,- это уже голос с огневой позиции.- Говорит капитан Сальников.
- Товарищ семнадцатый!
- К чертям кодировку, дуй открытым. Что у вас, какие возможности для стрельбы?
- Отличные, товарищ капитан!
- Карта есть?
- Есть!
- Координаты седьмой батареи?
- Если не переместилась, есть!
- Даю координаты всех трех. Записывай. Мы тут слепые. Будешь огонь вести дивизионом, снарядов не жалей. Сможешь дивизионом, Пятницкий?
- Вспомню... Попробую... (А-а, гадство, лепечешь!) Смогу, товарищ капитан! Записываю! Икс... Игрек... Есть. Так, девятая. Восьмая... Женька, держи трубку!
Сунул Савушкину трубку. Спокойней, спокойней, лейтенант Пятницкий. Где же координатная линейка, черт?. Вот она, за книжкой... Очень хорошо стоят огневые. Гаубичная чуток на отшибе... Ничего, не дрейфь, ты помнишь все, пристреляешь... "Снарядов не жалей..." Пальну залпом, скорее увижу свои разрывы, а там...
Глава четырнадцатая
Перебегают, падают, снова торопливо перебирают ногами и приближаются двое - сюда, к его окопу. Один могучий, сапожищами топает - земля колышется. Не видит их Роман, не чует - у самого внутри все колышется, ум за разум заходит...
Вызревший в боях командир роты Игнат Пахомов сваливается на Пятницкого. Сваливается бережливо - насмерть бы придавил, мастодонт. Радостно обхватил Пятницкого:
- Ро-омка!
- Тихо, Игнат, целоваться потом будем,- отстранил его Пятницкий.
- Я не целоваться, по правде, морду бить прибежал. Почему пушки замолчали? Мурашов всех чертей поминает. В самый раз самим атаковать, вышибить их из лесочка!
- Погоди, заговорят. Двенадцать стволов заговорят.
- Что, Сальников твой? - обрадовался Пахомов.
- Он распорядился, он. Только огнем дивизиона я управлять буду.
Пахомов даже крякнул от восхищения. Спросил:
- Сколько?
- Молчать сколько? - оторвался от подсчетов Роман
- Балда. Сколько до открытия огня? Мурашову доложить, людей готовить.
- Оставь здесь человека или сам.. Минут пятнадцать на подготовку данных и на пристрелку Потом на саму работу. Минут десять надо? Как смотришь?
- Ревякин! Жми обратно, нитку мою сюда!
Завершив подготовку данных для гаубичной, Роман окликнул телефониста:
- Савушкин, Припять давай!
- Есть Припять! - бодро ответил Савушкин, радуясь, что успел развинтить микрофон, посушить капсулу под мышкой. Уж шибко орали, отсырела, поди.
- Девятой батарее! Прицел... Угломер... Веер параллельный! Один снаряд на орудие, залпом... Огонь!
Роман не притронулся к биноклю, высунулся так, чтобы шапку или что другое не продырявило, впился острыми глазами в рощу.
Загудело в небесном пространстве незримое, потом отстало ухнуло за рекой. Правее и дальше рощи прянуло в зенит четыре темных конуса, высверкнули исподу, стали распадаться. Секунду спустя обрушенно донесся грохот.
- Ого! - восхитился Игнат Пахомов.
- Не ого, а гаубичные,- поправил его Пятницкий.- Левее ноль двадцать, прицел...
Счетверенный взрыв переместился, рванул по опушке в дранье изорванной рощи.
- Ладно? - спросил Пятницкий у Игната.- Или по леску закатать?
- Черт их знает, где их гуще.
- Сделаем так: гаубичную по самой роще пристреляю, а пушечные седьмую и восьмую на опушку выведу.
Игнату Пахомову притащили связь. Он обстоятельно доложил командиру батальона о возможностях артиллеристов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53