смотрите, существует множество форм протеста. Борьбу за мир во всяком случае нужно вести мирными средствами, потому что мы убеждены: мира возможно достичь только мирным путем и воевать с истэблишментом, используя его оружие и его методы, просто бессмысленно. Это ни к чему не приведет, потому что они победят нас все равно, как они уже не раз побеждали тысячу лет. Они прекрасно знают правила своей игры в насилие, но они бессильны перед юмором, перед мирным юмором, а это и есть наше оружие».
Левые считали пацифизм Джона глупым чудачеством. Однако газета «Виллидж войс» отреагировала на акцию Леннона, поделившись со своими читателями интересными наблюдениями. «Любая революция - дело малоприятное, а та, в которой ты терпишь поражение, вообще на хрен не нужна. Но уж если революции свершаются, то от них никуда не деться и приходится принимать чью-то сторону. Выбор Джона Леннона правилен: насилие лишь порождает новое насилие… Но Леннон никогда бы не пришел к этой мысли, если бы не опыт тысяч его предшественников, которые были вынуждены заниматься куда более занудным делом, чем организация маршей протеста, и которым были настолько дороги их идеалы и жизнь, что они рисковали ради этого собственной головой».
Если пресса левых откликнулась на «постельную забастовку» довольно-таки прохладно, то пресса истэблишмента прямо-таки взбесилась - особенно лондонские газеты, вылившие на Джона потоки грязи. Один обозреватель написал так: «Этот поступок - наверное, единственная за всю человеческую историю демонстрация, проведенная с целью удовлетворить праздную блажь ее участников». Другой посчитал, что Джон «дошел до той опасной грани, когда уже кажется, что он просто свихнулся».
Йоко оправдывала их «постельную забастовку», ссылаясь на невозможность иных форм протеста. «Мы не можем выйти на Трафальгарскую площадь - это вызовет столпотворение. Мы не можем возглавить марш протеста или мирное шествие - тогда не будет отбоя от жаждущих получить автограф. Нам пришлось найти для себя наиболее приемлемую форму, и эти «постельные забастовки» стали, по-моему, самым разумным вариантом».
Хотя «забастовки в постели» могли показаться только эпатирующей пацифистской акцией, на деле у Джона и Йоко были вполне серьезные намерения. Йоко, в частности, пыталась, как это и было ей, художнице, свойственно, соединить искусство «представления» с политическим радикализмом. Они с Джоном стремились преодолеть аполитичность новейшего авангарда, чтобы в то же время найти альтернативу традиционным формам политической активности, в частности маршам протеста. Кроме того, эти «постельные забастовки» стали первым опытом информационной политики в духе «новых левых». В отличие от многих политических радикалов и активистов антивоенного движения, Джон и Йоко не считали печать и телевидение всего лишь инструментом давления большого бизнеса на общественное сознание. Оба они искали пути проникновения в прессу истэблишмента, чтобы почаще использовать ее в борьбе против системы, внутри и ради которой эта пресса существовала. В такой стратегии, конечно, таилось немало подводных камней, но все же это была смелая попытка прорвать изоляцию старого движения за мир: ведь в основе этой стратегии лежало стремление завоевать новую аудиторию, увлечь ее идеями политического радикализма. Джон и Йоко со всей серьезностью использовали новые формы популярной культуры, которые уже утвердились в общественной жизни.
Конечно, как событие в высшей степени сенсационное, «постельная забастовка» попала и на первые полосы газет, и в выпуски теленовостей. Но помогла ли она антивоенному движению? Сумели ли Джон и Йоко этой ненасильственной акцией донести свое слово до аполитичных поклонников «Битлз»? Связать популярный рок с политическим радикализмом было очень непросто даже в 1982 году, когда Джо Страммер, лидер группы «Клэш», рассказывал о своих отчаянных попытках растормошить апатичных рок-слушателей и «вдарить» по монополиям и расизму. «Каждый раз на наших концертах я не перестаю удивляться: что же у нас за зрители? - говорил он в интервью еженедельнику «Лос-Анджелес уикли». - Может быть, для большинства из них наш концерт - это только развлечение. Но это не так уж печально, если вдуматься - а чем же мы их развлекаем?! И приходится надеяться, что кто-то из них после концерта станет думать по-другому. Это все равно что воевать, воевать, воевать, время от времени одерживая одну победу, другую - и никогда не знать, какая же из побед окажется великой… Я бы предпочел обращаться к наивным людям, а не к циникам. Конечно, у нас на концертах много наивных юнцов, но их по крайней мере можно расшевелить».
После «постельной забастовки» Джону и Йоко часто задавали вопрос, отвечая на который они с трудом сдерживали раздражение: «Это прошло с успехом?» В интервью «Радио Люксембург» Джон сказал: «С таким успехом, что все, кто брал у нас интервью, спрашивали: «Это прошло с успехом?» То, как отреагировали на нашу акцию, можно считать успехом». Во всяком случае, все, кого волновала «эффективность» данной демонстрации, упустили одну очень важную деталь. Либералы постоянно критиковали антивоенное движение за «неэффективность» и утверждали, что добиться перемен в обществе можно, лишь работая внутри системы. Джон и Йоко, подобно «новым левым» и идеологам контркультуры, отвергали эту точку зрения. Они считали, что участие в повседневной политике не решит всех проблем. А вот разрушение устоявшихся методов политической деятельности и самый отказ от привычных ее форм были исполнены радикально-политического смысла. В течение недели лежа в постели в знак протеста против войны, «занимаясь своими делами», Джон и Йоко сознательно опровергали либеральное представление об эффективном политическом действии.
Об их ощущениях после «забастовки» Йоко говорила так: «Все только и повторяли, что мы с ума сошли, и это на нас подействовало: мы впали в глубокую депрессию. Мы решили: «Ну, наверное, они правы. Мы же ничего не добились. Мы никому не помогли». Мы были очень опечалены тем, что не последовало никакой реакции. Но потом, уже к концу года, мы стали получать огромное количество замечательных писем. И это вселило в нас надежду».
Джон привел один пример: «Какой-то парень нам написал: «Теперь, после вашего выступления в Амстердаме, я отказываюсь идти в армию и отращиваю волосы». Интервьюер скептически поинтересовался, что означало, хотя бы символически, их недельное лежание в постели. Джон ответил: «Представьте себе, что вся американская армия в течение недели не вылезает из постели». Но интервьюера этот ответ не удовлетворил: «Не лучше ли вывести людей на улицу и что-нибудь устроить?!» - «Если вы можете сделать что-нибудь лучше - делайте! - отпарировал Джон. - Вперед! Переплюньте нас». - «Многие смеялись над вами, не так ли? Вас не восприняли серьезно», - продолжал наступать интервьюер. «Но в этом и состояла наша цель, - ответил Джон, - чтобы нас по возможности не воспринимали серьезно. Наши противники, кто бы они ни были, что бы они ни делали, не умеют воспринимать юмор. Мы - юмористы, мы - Лорел и Харди [Популярные американские киноактеры-комики эксцентрического жанра] . В этом жанре у нас больше шансов на успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Левые считали пацифизм Джона глупым чудачеством. Однако газета «Виллидж войс» отреагировала на акцию Леннона, поделившись со своими читателями интересными наблюдениями. «Любая революция - дело малоприятное, а та, в которой ты терпишь поражение, вообще на хрен не нужна. Но уж если революции свершаются, то от них никуда не деться и приходится принимать чью-то сторону. Выбор Джона Леннона правилен: насилие лишь порождает новое насилие… Но Леннон никогда бы не пришел к этой мысли, если бы не опыт тысяч его предшественников, которые были вынуждены заниматься куда более занудным делом, чем организация маршей протеста, и которым были настолько дороги их идеалы и жизнь, что они рисковали ради этого собственной головой».
Если пресса левых откликнулась на «постельную забастовку» довольно-таки прохладно, то пресса истэблишмента прямо-таки взбесилась - особенно лондонские газеты, вылившие на Джона потоки грязи. Один обозреватель написал так: «Этот поступок - наверное, единственная за всю человеческую историю демонстрация, проведенная с целью удовлетворить праздную блажь ее участников». Другой посчитал, что Джон «дошел до той опасной грани, когда уже кажется, что он просто свихнулся».
Йоко оправдывала их «постельную забастовку», ссылаясь на невозможность иных форм протеста. «Мы не можем выйти на Трафальгарскую площадь - это вызовет столпотворение. Мы не можем возглавить марш протеста или мирное шествие - тогда не будет отбоя от жаждущих получить автограф. Нам пришлось найти для себя наиболее приемлемую форму, и эти «постельные забастовки» стали, по-моему, самым разумным вариантом».
Хотя «забастовки в постели» могли показаться только эпатирующей пацифистской акцией, на деле у Джона и Йоко были вполне серьезные намерения. Йоко, в частности, пыталась, как это и было ей, художнице, свойственно, соединить искусство «представления» с политическим радикализмом. Они с Джоном стремились преодолеть аполитичность новейшего авангарда, чтобы в то же время найти альтернативу традиционным формам политической активности, в частности маршам протеста. Кроме того, эти «постельные забастовки» стали первым опытом информационной политики в духе «новых левых». В отличие от многих политических радикалов и активистов антивоенного движения, Джон и Йоко не считали печать и телевидение всего лишь инструментом давления большого бизнеса на общественное сознание. Оба они искали пути проникновения в прессу истэблишмента, чтобы почаще использовать ее в борьбе против системы, внутри и ради которой эта пресса существовала. В такой стратегии, конечно, таилось немало подводных камней, но все же это была смелая попытка прорвать изоляцию старого движения за мир: ведь в основе этой стратегии лежало стремление завоевать новую аудиторию, увлечь ее идеями политического радикализма. Джон и Йоко со всей серьезностью использовали новые формы популярной культуры, которые уже утвердились в общественной жизни.
Конечно, как событие в высшей степени сенсационное, «постельная забастовка» попала и на первые полосы газет, и в выпуски теленовостей. Но помогла ли она антивоенному движению? Сумели ли Джон и Йоко этой ненасильственной акцией донести свое слово до аполитичных поклонников «Битлз»? Связать популярный рок с политическим радикализмом было очень непросто даже в 1982 году, когда Джо Страммер, лидер группы «Клэш», рассказывал о своих отчаянных попытках растормошить апатичных рок-слушателей и «вдарить» по монополиям и расизму. «Каждый раз на наших концертах я не перестаю удивляться: что же у нас за зрители? - говорил он в интервью еженедельнику «Лос-Анджелес уикли». - Может быть, для большинства из них наш концерт - это только развлечение. Но это не так уж печально, если вдуматься - а чем же мы их развлекаем?! И приходится надеяться, что кто-то из них после концерта станет думать по-другому. Это все равно что воевать, воевать, воевать, время от времени одерживая одну победу, другую - и никогда не знать, какая же из побед окажется великой… Я бы предпочел обращаться к наивным людям, а не к циникам. Конечно, у нас на концертах много наивных юнцов, но их по крайней мере можно расшевелить».
После «постельной забастовки» Джону и Йоко часто задавали вопрос, отвечая на который они с трудом сдерживали раздражение: «Это прошло с успехом?» В интервью «Радио Люксембург» Джон сказал: «С таким успехом, что все, кто брал у нас интервью, спрашивали: «Это прошло с успехом?» То, как отреагировали на нашу акцию, можно считать успехом». Во всяком случае, все, кого волновала «эффективность» данной демонстрации, упустили одну очень важную деталь. Либералы постоянно критиковали антивоенное движение за «неэффективность» и утверждали, что добиться перемен в обществе можно, лишь работая внутри системы. Джон и Йоко, подобно «новым левым» и идеологам контркультуры, отвергали эту точку зрения. Они считали, что участие в повседневной политике не решит всех проблем. А вот разрушение устоявшихся методов политической деятельности и самый отказ от привычных ее форм были исполнены радикально-политического смысла. В течение недели лежа в постели в знак протеста против войны, «занимаясь своими делами», Джон и Йоко сознательно опровергали либеральное представление об эффективном политическом действии.
Об их ощущениях после «забастовки» Йоко говорила так: «Все только и повторяли, что мы с ума сошли, и это на нас подействовало: мы впали в глубокую депрессию. Мы решили: «Ну, наверное, они правы. Мы же ничего не добились. Мы никому не помогли». Мы были очень опечалены тем, что не последовало никакой реакции. Но потом, уже к концу года, мы стали получать огромное количество замечательных писем. И это вселило в нас надежду».
Джон привел один пример: «Какой-то парень нам написал: «Теперь, после вашего выступления в Амстердаме, я отказываюсь идти в армию и отращиваю волосы». Интервьюер скептически поинтересовался, что означало, хотя бы символически, их недельное лежание в постели. Джон ответил: «Представьте себе, что вся американская армия в течение недели не вылезает из постели». Но интервьюера этот ответ не удовлетворил: «Не лучше ли вывести людей на улицу и что-нибудь устроить?!» - «Если вы можете сделать что-нибудь лучше - делайте! - отпарировал Джон. - Вперед! Переплюньте нас». - «Многие смеялись над вами, не так ли? Вас не восприняли серьезно», - продолжал наступать интервьюер. «Но в этом и состояла наша цель, - ответил Джон, - чтобы нас по возможности не воспринимали серьезно. Наши противники, кто бы они ни были, что бы они ни делали, не умеют воспринимать юмор. Мы - юмористы, мы - Лорел и Харди [Популярные американские киноактеры-комики эксцентрического жанра] . В этом жанре у нас больше шансов на успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95