Медведь сильно ослабел.
В это время Фома принес ему большую свежую рыбину и решил не обронить ее, не бросить, а отдать с приветливым поклоном в лапы как угощение. Они оба - и человек, и медведь - смертельно боялись друг друга, ждали самого коварного выпада и сходились медленно-медленно, по вершочку, с остановками, вздохами. Но кончилось все мирно, Фома подал рыбину с добрым говорком: "Бери, бери, не стесняйся", а медведь принял ее с довольным урчанием. Через день Фома снова принес рыбину. Медведь встретил его доверчивей и разрешил погладить себя. В пятый приход Фома снял с него капкан. С той поры охотник и зверь стали друзьями.
Мы подъехали почти к самой берлоге. Там Фома привязал оленей к дереву, прихватил вяленую рыбину и пошел на свидание. Шел и говорил:
- Талла, таллушка [Медведь, медведюшко], ты где? Не залег, не уснул? Выйди, возьми рыбу.
Вскоре из берлоги, прикрытой ворохом опавшей листвы, выполз огромный бурый медведь с черной полоской вдоль хребта, принял от лопаря рыбину и принялся рвать ее. Чтобы не тревожить оленей, почуявших медведя, мы тут же уехали.
- Теперь что скажешь? - спросил меня Фома. - Что писать будешь?
Я твердо, отчетливо написал: "Самый ближайший сосед - медведь".
- Умный, понимает, как надо жить рядом, у меня не обидел ни одного олешка, ни одну собаку, - похвалил зверя Фома.
МЕДВЕДЬ-ГЕОЛОГ
В первую же поездку в Лапландию [Лапландия - северная часть Кольского полуострова] на строительство Мурманской железной дороги этот край сильно полюбился мне. Полюбился красотой гор, бурных рек, водопадов, голубых озер, красотой весеннего незакатного солнца, зимних северных сияний, гостеприимством народа, его честной трудовой жизнью.
Как только затихла гражданская война и открылись в Лапландию пути-дороги, я снова нанялся туда рабочим, на этот раз в маленькую геологическую партию. В ней были: один инженер - Суслов, один коллектор - я и один проводник - молодой лопарь Колян Данилов. Суслов и я собирали образцы горных пород, ненужные крупные из них мельчили, затем перетаскивали все отобранные в пустующую охотничью избушку, где была наша база. Колян указывал нам горные подъемы, спуски, тропы, повороты, добывал дичь, рыбу, варил еду.
И вдруг среди спокойной жизни началась история со многими неизвестными, началась неожиданно, даже противоестественно - при ярком солнце и безоблачном небе прокатился в наших горах сильный рокот. Мы, только что пришедшие оттуда, снова оглядели эти горы. Они стояли в свете солнца и синеве неба.
- Однако, гром, гроза, - сказал Колян. А Суслов свое - геологическое:
- Больше похоже на камнепад.
Тут рокот прокатился вторично, затем еще и еще, всего пять раз. Не обедая, а только сжевав по сухарю, мы пошли узнать, что же рокочет, и обнаружили возле одной из высот пять большущих груд только что упавших камней. Над ними еще клубилась пыль, поднятая падением. Было интересно понять, отчего же получился камнепад, и мы полезли вверх. Осмотрели все места, где прошлись каменные потоки, и ничего не поняли. Привычное объяснение: камням пришло время падать - их довели до этого бегучие воды и летучие ветры, - тут не годилось. Очень уж дружно упали они в пяти местах. Правдоподобней было такое: в высоте столкнул кто-то большие камни, и они при полете захватили другие.
Но кто столкнул первые камни, зачем? - озадачило нас.
- Играет кто-то, - сказал Колян.
- Кто, например? - вцепился в него Суслов.
- Другой геолог.
- Геологов, кроме нас, тут нет, - заметил Суслов.
- Охотник. Когда он долго ходит один - любит шутить, - добавил Колян.
Мы так и решили: пошутил, скорей всего, охотник для своей забавы.
Но шутки пошли дальше - упавшие камни начали переселяться к нашей избушке. Переселяться только в те моменты, когда нас не было дома. Мы осмотрели переселенцев, попробовали шевельнуть, приподнять. Некоторые были явно непосильны одному человеку. Шутковала какая-то компания. Колян, знаток звериных следов, определил по ним:
- Шуткует один большой медведь. Шибко большой. Камни продолжали переселяться, от гор к нашей избушке
вполне ясно легла медвежья дорога. Продолжались и камнепады. Мы решили выследить медведя. Он действовал умно - камнепады устраивал только тогда, когда мы были дома, а перетаскивал камни к базе, когда были в горах. Раскусив медвежью тактику, мы переменили и свою - стали уходить вдвоем, а третий дежурил на базе. И вскоре все воочию убедились, что камни перетаскивал медведь, обнимая передними лапами. В точности так, как делали иногда и мы.
Мы постарались не отпугнуть медведя, доглядеть до конца, к чему ведет он свое дело. История была интересная, но решительно непонятная. Колян, правда, уверял:
- Медведь помогает нам, тоже геолог. Он зверь умный, все понимает и любит делать, как человек.
Я не знал, что подумать. Суслов тревожился, кипел:
- А вдруг косолапому шутнику, безмозглому ахиду взбредет в пустую башку перетаскать камни обратно в горы; заодно со своими он перетаскает и наши образцы, сведет на нет работу целого сезона.
Убить медведя у нас не было надежного оружия, к тому же зверь пока не заслужил такой кары, и было интересно доглядеть его затею до конца. Оставалось одно - постоянно кому-либо стеречь нашу избушку. Но медведь, похоже, и не зарился на избушку, на наши камни, а напротив, подваливал свои. Он был мирный, совсем не угрожал нам и не боялся нас. Когда мы заставали его у избушки, он не убегал, а уходил неторопливо, важно и совсем недалеко. Охотно принимал от нас угощенье - сухари, мясо, рыбу, особенно сахар, - правда, не из рук. На приветствия: "Здорово живешь, Михаиле Пота-пыч! Доброе утро!" - отвечал немым недоумением.
- Это оттого, что медведь совсем не понимает русского языка, - решил Колян и перешел с ним на лопарский. При каждой встрече сыпал ласково: "Талла, таллушка", но медведь и тут не выказывал ни внимания, ни понимания.
На зиму мы разъехались по домам: Суслов в Ленинград читать лекции студентам, я в Москву писать книжку о Лапландии, Колян в свой поселок охотиться и рыбачить. А медведь... право, не знаю, где и как зимовал он. Возможно, не ложился в берлогу и всю зиму занимался своей геологией. Когда новой весной мы собрались продолжать неоконченные поиски, в нашей избушонке все нашли в полной сохранности, даже с большой прибылью камней. Медведь окружил ими избушонку сплошным валом, загромоздил крыльцо, сени. Застали мы его за той же работой. Посоветовавшись, мы решили избавиться от непрошеного помощника и открыли пальбу в воздух. Медведь перепугался и удрал на этот раз без всякой важности. Время от времени он устраивал камнепады, а переноску породы к избушке забросил.
Сначала мы соглашались с объяснением этой истории, какое давал ей Колян: медведи - звери умные и очень любят делать, как люди. Этот определенно делает геологию, помогает нам. Но со временем появилась новая догадка. Присматриваясь к медвежьим следам, мы обнаружили медвежью берлогу. Устланная еловым лапником, опавшими листьями, сухой травой, мхом, она была явно обитаема, еще полна медвежьего духу. Невдалеке от берлоги возвышался тот горный гребень, с которого медведь посылал нам камнепады.
Все это возбудило в нас догадку, что медведь и не думал помогать нам своей геологией, а оберегал себя, свое жилище. Он рассуждал примерно так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
В это время Фома принес ему большую свежую рыбину и решил не обронить ее, не бросить, а отдать с приветливым поклоном в лапы как угощение. Они оба - и человек, и медведь - смертельно боялись друг друга, ждали самого коварного выпада и сходились медленно-медленно, по вершочку, с остановками, вздохами. Но кончилось все мирно, Фома подал рыбину с добрым говорком: "Бери, бери, не стесняйся", а медведь принял ее с довольным урчанием. Через день Фома снова принес рыбину. Медведь встретил его доверчивей и разрешил погладить себя. В пятый приход Фома снял с него капкан. С той поры охотник и зверь стали друзьями.
Мы подъехали почти к самой берлоге. Там Фома привязал оленей к дереву, прихватил вяленую рыбину и пошел на свидание. Шел и говорил:
- Талла, таллушка [Медведь, медведюшко], ты где? Не залег, не уснул? Выйди, возьми рыбу.
Вскоре из берлоги, прикрытой ворохом опавшей листвы, выполз огромный бурый медведь с черной полоской вдоль хребта, принял от лопаря рыбину и принялся рвать ее. Чтобы не тревожить оленей, почуявших медведя, мы тут же уехали.
- Теперь что скажешь? - спросил меня Фома. - Что писать будешь?
Я твердо, отчетливо написал: "Самый ближайший сосед - медведь".
- Умный, понимает, как надо жить рядом, у меня не обидел ни одного олешка, ни одну собаку, - похвалил зверя Фома.
МЕДВЕДЬ-ГЕОЛОГ
В первую же поездку в Лапландию [Лапландия - северная часть Кольского полуострова] на строительство Мурманской железной дороги этот край сильно полюбился мне. Полюбился красотой гор, бурных рек, водопадов, голубых озер, красотой весеннего незакатного солнца, зимних северных сияний, гостеприимством народа, его честной трудовой жизнью.
Как только затихла гражданская война и открылись в Лапландию пути-дороги, я снова нанялся туда рабочим, на этот раз в маленькую геологическую партию. В ней были: один инженер - Суслов, один коллектор - я и один проводник - молодой лопарь Колян Данилов. Суслов и я собирали образцы горных пород, ненужные крупные из них мельчили, затем перетаскивали все отобранные в пустующую охотничью избушку, где была наша база. Колян указывал нам горные подъемы, спуски, тропы, повороты, добывал дичь, рыбу, варил еду.
И вдруг среди спокойной жизни началась история со многими неизвестными, началась неожиданно, даже противоестественно - при ярком солнце и безоблачном небе прокатился в наших горах сильный рокот. Мы, только что пришедшие оттуда, снова оглядели эти горы. Они стояли в свете солнца и синеве неба.
- Однако, гром, гроза, - сказал Колян. А Суслов свое - геологическое:
- Больше похоже на камнепад.
Тут рокот прокатился вторично, затем еще и еще, всего пять раз. Не обедая, а только сжевав по сухарю, мы пошли узнать, что же рокочет, и обнаружили возле одной из высот пять большущих груд только что упавших камней. Над ними еще клубилась пыль, поднятая падением. Было интересно понять, отчего же получился камнепад, и мы полезли вверх. Осмотрели все места, где прошлись каменные потоки, и ничего не поняли. Привычное объяснение: камням пришло время падать - их довели до этого бегучие воды и летучие ветры, - тут не годилось. Очень уж дружно упали они в пяти местах. Правдоподобней было такое: в высоте столкнул кто-то большие камни, и они при полете захватили другие.
Но кто столкнул первые камни, зачем? - озадачило нас.
- Играет кто-то, - сказал Колян.
- Кто, например? - вцепился в него Суслов.
- Другой геолог.
- Геологов, кроме нас, тут нет, - заметил Суслов.
- Охотник. Когда он долго ходит один - любит шутить, - добавил Колян.
Мы так и решили: пошутил, скорей всего, охотник для своей забавы.
Но шутки пошли дальше - упавшие камни начали переселяться к нашей избушке. Переселяться только в те моменты, когда нас не было дома. Мы осмотрели переселенцев, попробовали шевельнуть, приподнять. Некоторые были явно непосильны одному человеку. Шутковала какая-то компания. Колян, знаток звериных следов, определил по ним:
- Шуткует один большой медведь. Шибко большой. Камни продолжали переселяться, от гор к нашей избушке
вполне ясно легла медвежья дорога. Продолжались и камнепады. Мы решили выследить медведя. Он действовал умно - камнепады устраивал только тогда, когда мы были дома, а перетаскивал камни к базе, когда были в горах. Раскусив медвежью тактику, мы переменили и свою - стали уходить вдвоем, а третий дежурил на базе. И вскоре все воочию убедились, что камни перетаскивал медведь, обнимая передними лапами. В точности так, как делали иногда и мы.
Мы постарались не отпугнуть медведя, доглядеть до конца, к чему ведет он свое дело. История была интересная, но решительно непонятная. Колян, правда, уверял:
- Медведь помогает нам, тоже геолог. Он зверь умный, все понимает и любит делать, как человек.
Я не знал, что подумать. Суслов тревожился, кипел:
- А вдруг косолапому шутнику, безмозглому ахиду взбредет в пустую башку перетаскать камни обратно в горы; заодно со своими он перетаскает и наши образцы, сведет на нет работу целого сезона.
Убить медведя у нас не было надежного оружия, к тому же зверь пока не заслужил такой кары, и было интересно доглядеть его затею до конца. Оставалось одно - постоянно кому-либо стеречь нашу избушку. Но медведь, похоже, и не зарился на избушку, на наши камни, а напротив, подваливал свои. Он был мирный, совсем не угрожал нам и не боялся нас. Когда мы заставали его у избушки, он не убегал, а уходил неторопливо, важно и совсем недалеко. Охотно принимал от нас угощенье - сухари, мясо, рыбу, особенно сахар, - правда, не из рук. На приветствия: "Здорово живешь, Михаиле Пота-пыч! Доброе утро!" - отвечал немым недоумением.
- Это оттого, что медведь совсем не понимает русского языка, - решил Колян и перешел с ним на лопарский. При каждой встрече сыпал ласково: "Талла, таллушка", но медведь и тут не выказывал ни внимания, ни понимания.
На зиму мы разъехались по домам: Суслов в Ленинград читать лекции студентам, я в Москву писать книжку о Лапландии, Колян в свой поселок охотиться и рыбачить. А медведь... право, не знаю, где и как зимовал он. Возможно, не ложился в берлогу и всю зиму занимался своей геологией. Когда новой весной мы собрались продолжать неоконченные поиски, в нашей избушонке все нашли в полной сохранности, даже с большой прибылью камней. Медведь окружил ими избушонку сплошным валом, загромоздил крыльцо, сени. Застали мы его за той же работой. Посоветовавшись, мы решили избавиться от непрошеного помощника и открыли пальбу в воздух. Медведь перепугался и удрал на этот раз без всякой важности. Время от времени он устраивал камнепады, а переноску породы к избушке забросил.
Сначала мы соглашались с объяснением этой истории, какое давал ей Колян: медведи - звери умные и очень любят делать, как люди. Этот определенно делает геологию, помогает нам. Но со временем появилась новая догадка. Присматриваясь к медвежьим следам, мы обнаружили медвежью берлогу. Устланная еловым лапником, опавшими листьями, сухой травой, мхом, она была явно обитаема, еще полна медвежьего духу. Невдалеке от берлоги возвышался тот горный гребень, с которого медведь посылал нам камнепады.
Все это возбудило в нас догадку, что медведь и не думал помогать нам своей геологией, а оберегал себя, свое жилище. Он рассуждал примерно так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17