Но я скорблю, старина, вы это знаете.
– Да, да. Однако дело не в этом. Полагают, моя жена совершила самоубийство.
Одно слово привлекло внимание Рейса. Брови его взметнулись.
– Полагают?
– Прочтите.
Бартон сунул ему два письма. Брови Рейса еще более изогнулись.
– Анонимные письма?
– Да. И я им верю.
Рейс в раздумье покачал головой.
– А это уже опасно. Вы удивитесь, узнав, какое множество лживых писем вызывает всякое событие, получившее огласку в печати.
– Я это знаю. Но они написаны не сразу же – они написаны спустя шесть месяцев.
Рейс кивнул.
– Это другое дело. Кто, вы думаете, их написал?
– Не знаю. Не представляю. Дело в том, что я им верю. Моя жена была убита.
Рейс положил трубку. Слегка выпрямился.
– С чего это вы взяли? Раньше что-нибудь подозревали? А полиция?
– Когда все это случилось, я был ошеломлен – просто обескуражен. Выводы следствия сомнений не вызывали. Моя жена перенесла инфлюэнцу, была истощена. Никаких подозрений не возникало: самоубийство, и все. Понимаете, у нее в сумочке нашли яд.
– Какой яд?
– Цианид.
– Понимаю. Она отравила им шампанское.
– Да. В то время это казалось вполне правдоподобным.
– Она когда-нибудь угрожала самоубийством?
– Никогда. Розмари любила жизнь.
Рейс кивнул. Он лишь однажды видел жену Джорджа. Она показалась ему милой дурочкой, но, вне всякого сомнения, совсем не расположенной к меланхолии.
– Каково медицинское заключение о состоянии рассудка и все такое прочее?
– Доктор Розмари – пожилой человек, он лечил их семью, когда они еще были детьми. Так он в это время путешествовал по морю. Его молодой партнер посещал Розмари во время болезни. Я запомнил все, что он сказал: по его мнению, подобная разновидность инфлюэнцы может дать очень серьезные нервные осложнения. Джордж помолчал, а затем продолжил:
– Пока я не получил эти письма, я не разговаривал с постоянным врачом Розмари. Разумеется, о письмах я ничего не сказал – просто обсудили случившееся. Он сказал мне, что происшедшее очень его удивило. Он бы никогда этому не поверил. Розмари не имела ни малейшей склонности к самоубийству. Случившееся, по его мнению, свидетельствует о том, что поведение пациента предсказать невозможно.
Джордж опять замолчал, потом снова заговорил.
– После разговора с ним я понял, насколько сомнительно предположение о самоубийстве. Кроме того, я хорошо знал мою собственную жену. Она была очень неуравновешенной. Могла рассердиться из-за пустяка, могла совершить опрометчивый и необдуманный поступок, но у меня не было никаких оснований предполагать, что ей взбредет мысль «разом покончить со всем».
Рейс смущенно пробормотал:
– Может быть, у нее были какие-то иные причины для самоубийства, не зависящие от нервного истощения? Не была ли она чем-то расстроена?
– Я… нет… она, возможно, была немного нервной. Стараясь не глядеть на своего друга, Рейс сказал:
– Не любила ли она позировать? Вы знаете, я лишь однажды видел ее. Но есть люди, которые… хм… могут выкинуть такое коленце… обычно, если они с кем-нибудь поссорятся. Действуют по-ребяческому принципу: «вот я тебе покажу».
– Розмари со мной не ссорилась.
– Нет. Должен сказать, факт употребления цианида, как правило, исключает подобное предположение. Не такое это средство, с которым можно безопасно по-обезьянничать – и всем это известно.
– Разумеется. Кстати, если бы Розмари решилась что-то с собой поделать, отважилась бы она на такое? Болезненно и… и отвратительно. Более подошла бы солидная доза снотворного.
– Согласен. Известно, где она купила или достала цианид?
– Нет, но она была с друзьями за городом, и там они травили осиные гнезда. Возможно, тогда она и взяла щепотку цианистого калия?
– Да… его нетрудно достать. У всех садовников он имеется в избытке.
Рейс сказал после непродолжительного молчания:
– Давайте подведем итог. Отсутствуют доказательства, подтверждающие самоубийство или какие бы то ни было приготовления к нему. Эта возможность, по-видимому, полностью исключается. Но в равной мере нет доказательств, указывающих на убийство, иначе полиция их непременно бы нащупала. У них, знаете, нюх на такие дела.
– Просто мысль об убийстве казалась совершенно не правдоподобной.
– Но не показалась таковой вам спустя шесть месяцев?
Джордж медленно произнес:
– Наверное, я чувствовал все время некоторую неудовлетворенность. И душу одолевали сомнения, поэтому, когда новая версия предстала передо мной, написанная черным по белому, я воспринял ее без колебаний.
– Да, – кивнул Рейс. – Ну что ж, попробуем разобраться. Кого вы подозреваете?
Джордж подался вперед – лицо свела судорога.
– Все это так чудовищно. Если Розмари была убита, значит, один из сидящих за столом людей, один из наших друзей, является ее убийцей. Никто больше не приближался к столу.
– А официанты? Кто разливал вино?
– Чарлз, главный официант «Люксембурга». Вы ведь знаете Чарлза.
Рейс не отрицал сказанного. Чарлза знали все. Мысль, будто бы Чарлз мог сознательно отравить клиента, казалась совершенно нелепой.
– А обслуживал нас Джузеппе. Мы хорошо знаем Джузеппе… Я знаю его много лет. Он всегда меня обслуживает. Очаровательный маленький весельчак.
– Итак, мы прибыли на банкет. Кто там присутствовал?
– Стефан Фаррадей, член парламента. Его жена леди Александра Фаррадей. Мой секретарь Руфь Лессинг. Один парень по имени Антони Браун. Ирис – сестра Розмари и я. Всего семь человек. С вами должно было быть восемь. Когда вы отказались, мы в последнюю минуту не смогли подыскать подходящего человека.
– Ясно. Ну что ж, Бартон, кто, как вы предполагаете мог это сделать?
– Не знаю! – закричал Джордж. – Я сказал вам, не знаю. Если бы я мог только предположить…
– Прекрасно… прекрасно… Мне подумалось, что у вас могли быть определенные подозрения. Впрочем, в подозрениях недостатка не будет. Как вы сидели – начиная с вас?
– Справа от меня – Сандра Фаррадей. С ней рядом – Антони Браун. Потом Розмари. Потом Стефан Фаррадей, Ирис и слева от меня Руфь Лессинг.
– Ясно. А ваша жена в тот вечер, до того, уже пила шампанское?
– Да. Бокалы наполнялись несколько раз. Все случилось во время кабаре. Стоял страшный шум – выступал один из негритянских ансамблей, и мы все были увлечены представлением. Она упала на стол, и вслед за этим загорелся свет. Может быть, она вскрикнула… или забилась в конвульсиях… но никто ничего не слышал. Врач сказал, что смерть наступила практически мгновенно. Бог милостив.
– Да, именно так. Ну что ж, Бартон, при поверхностном рассмотрении все совершенно очевидно.
– Вы имеете в виду…
– Разумеется, Стефана Фаррадея. Он сидел по правую руку от нее. Ее бокал с шампанским находился возле его левой руки. Легче всего положить яд, когда погасили огни, а внимание присутствующих было устремлено на сцену. Ни у кого другого не было такой благоприятной возможности. Я хорошо знаю, какие в «Люксембурге» столы. Они круглые и занимают значительную площадь – сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог бы дотянуться через стол, не будучи замеченным даже в темноте. То же самое можно сказать про парня слева от Розмари. Чтобы положить что-то в ее бокал, он должен был перегнуться через нее. Существует и другая возможность, но давайте сначала займемся первой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47