Теперь она могла без всякого угрызения совести войти посреди ночи в его палатку, броситься ему на шею и достичь той цели, ради которой она сюда приехала, – это ничуть бы его не оскорбило и не возмутило, лишь бы она продолжала усердно работать в больнице и покрывать дефицит из собственных средств…
Часть третья
Фани против Лойолы
I
Да, эта упрямая и жестокая мысль незаметно прокралась в сознание Фани, когда она в одну из душных кастильских ночей, страдая от одиночества и неврастении, лежала в своей палатке с открытыми глазами, несмотря на большую дозу снотворного. Эта мысль подхлестнула ее и заставила вскочить с постели. Кармен спала глубоким сном. Равномерное дыхание девушки сливалось с шелестом маслины, а шакалы, как всегда по ночам, пронзительно и тоскливо выли в степи. Она закурила. Сделала глубокую затяжку и закашлялась от дыма. Пока она старалась подавить кашель (ей не хотелось будить Кармен), ее обожгло ощущение близости той цели, к которой она постепенно подвигалась. Это ощущение было таким острым и реальным, что она испытала почти физическое возбуждение. Она еще не составила никакого плана действий, а мысль ее уже текла среди пленительных образов такого близкого теперь, такого доступного счастья, что надо лишь протянуть руку, чтобы его поймать. И она даже бессознательно сделала это движение рукой, потому что в этот миг перед ней возник монах, каким она видела его на уроке гимнастики в колледже Ареналес. Все, что она испытывала до сих пор к Эредиа – эта сложная смесь противоречивых чувств гнева и восхищения, мистического страха и обожания, готовности пожертвовать за него своей жизнью и разодрать ему лицо ногтями, – все казалось ей теперь самообманом, который она наконец-то разгадала и который сводился к жажде его тела. Больше ей ничего не было нужно. Уже долгие годы больше ей ничего не было нужно. Ее связи почти со всеми мужчинами, которых, как ей казалось, она любила, сводились именно к этому. Духовный элемент у этих мужчин был только формой, которая вносила необходимое разнообразие в неизменную тему наслаждения. Когда-то ее привлекал Мюрье – своим цинизмом, своим остроумием, своим искусством обольщать женщин. Теперь ее привлекал Эредиа абсурдной верой в своего бога, фанатическим целомудрием, а может быть, и тем, что он испанский монах, что образ его расцвечен страстными красками экзотики. От Эредиа она хотела взять только то, что уже взяла от Мюрье, – всего несколько недель, несколько дней или даже часов самого исступленного опьянения духа, самых острых спазм плоти, а потом она бы уехала, послав ему на прощанье усталую и грустную улыбку, какую туристы посылают Красным башням Альгамбры, покидая Гранаду. Как она обманывала себя до сих пор! Как она воображала, что любит его, что не может без него жить! Она рассмеялась про себя, вспомнив, что временами думала о нем как о полубоге, о сверхъестественном существе, когда, в сущности, он всего лишь безумец, просто безумец!.. Наконец-то она увидела Эредиа в ясном свете своего разума. Это иезуит, мрачный, сумасшедший иезуит! Ради своего Христа, ради миража католической империи, ради ордена он продаст свой народ, свою мать, самого себя!.. Да, даже самого себя! Ну что ж, хорошо! Именно его Фани и хочет купить.
Но какой дорогой ценой, с какими муками, подвергаясь какому риску, какой смертельной опасности, она его купит!.. Нет, надо быть идиоткой, чтобы решиться это сделать. Внезапно Фани почувствовала себя еще более униженной и жалкой, чем раньше, и затосковала о своей прежней жизни, о постели, в которую можно лечь, не опасаясь, что туда заползут зараженные вши, о мужчине, с которым можно пойти в дансинг, пошутить и беззаботно потанцевать, не разговаривая о боге, о ближнем, о смерти, о сыпном тифе!.. Пора покончить с этой авантюрой, убраться отсюда как можно скорей! Но мысль о том, чтобы навсегда расстаться с Эредиа, чтобы отступить, как последняя трусиха, униженная, испугавшаяся тифа, расстроила ее снова. Значит, она капитулирует!.. Значит, она оказалась непоследовательной и трусливой именно сейчас, когда надо действовать смело. Значит, она отказывается от добычи в самый последний момент, когда осталось только протянуть руку и схватить ее. Зачем же она потратила столько денег, положила столько усилий, подвергалась такому риску? Нет!.. Надо быть настоящей англичанкой, идти до конца, до конца!.. И мысль о том, что она пойдет до конца, снова привела ее в возбуждение. Но теперь она представляла себе свою цель иначе, не расцвеченной экзотикой, магнетизмом и мрачным сладострастием этой страны. В ее сознании возникла только гротескная сцена обольщения, нет, покупки некоего монаха. Ведь так отдался бы любой продажный тип! Нет, опять не то! До чего она смешна, жалка и беспомощна! Она не может принять никакого решения, не может ничего сделать… Голова у нее кружилась, кровь шумела в ушах, нервная испарина покрывала тело. И тогда она почувствовала, что зашла в тупик. Ей захотелось исчезнуть из жизни, забыть все, что происходит и с ней и вокруг нее, пить, пить до бесчувствия…
Она зажгла электрический фонарик и налила себе виски. Шакалы тоскливо выли в ночи. Теперь они крутились вокруг овражка с мертвецами и старались откопать неглубоко зарытые трупы. Стояла непроглядная темень. Полотнище, закрывавшее вход в палатку, слабо колыхалось под ветром со Сьерра-Дивисории.
Кармен проснулась от света фонарика.
– Сеньора, вам что-нибудь нужно? – спросила она.
– Нет. Не вставай.
– Нынче вечером смердит ужасно… Наверное, тот, кто дежурит возле мертвецов, не мог уместить все трупы в палатке.
– Разве и при трупах есть дежурный? – спросила Фани рассеянно.
– О да, сеньора!.. Мы никогда не оставляем мертвецов одних, потому что тогда их души не найдут покоя.
Девушка повернулась на другой бок и заснула. Опять наступила прежняя тишина, которую нарушали знакомые тоскливые шумы. Фани выпила еще виски. Голова ее затуманилась, но никакого облегчения не наступило. Вдруг она услышала шум легковой машины и вслед за тем – приближающиеся шаги. Вероятно, это был Мюрье. Почти каждый вечер он отправлялся играть в покер или пьянствовать с местными аристократами. Обычно его увозили и привозили обратно на машине участники этих сборищ. Ей показалось, что на этот раз Мюрье вернулся раньше обычного. Наверное, он решил зайти к ней, привлеченный светом в ее палатке.
– Фани!.. – позвал он тихо, не приподнимая полотнища над входом.
– Что случилось? – спросила она с любопытством.
Мюрье каждый раз приносил из города новости.
– Ты одета?
– Нет.
– Тогда спокойной ночи!
– Подожди!.. Я оденусь и приду к тебе.
– Если тебе не трудно… – попросил он нерешительно.
Фани показалось, что голос у него усталый и нетвердый. Она быстро надела пеньюар и вошла к нему в палатку. Мюрье уже зажег керосиновую лампу и сидел на складном стульчике в смокинге, подперев голову ладонью.
– Что с тобой? – спросила она тревожно.
– Не знаю… Кажется, у меня температура… Пришлось уйти с покера у Досфуэнтеса.
Ночь была теплая и душная, но Фани вдруг зазнобило. Она приложила руку ко лбу Мюрье. Лоб его пылал. Глаза замутились и покраснели. Она уже видела в палатках десятки таких глаз.
– Жак!.. – прошептала она в отчаянии. – Жак!..
Руки ее инстинктивно протянулись вперед и сжали его плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Часть третья
Фани против Лойолы
I
Да, эта упрямая и жестокая мысль незаметно прокралась в сознание Фани, когда она в одну из душных кастильских ночей, страдая от одиночества и неврастении, лежала в своей палатке с открытыми глазами, несмотря на большую дозу снотворного. Эта мысль подхлестнула ее и заставила вскочить с постели. Кармен спала глубоким сном. Равномерное дыхание девушки сливалось с шелестом маслины, а шакалы, как всегда по ночам, пронзительно и тоскливо выли в степи. Она закурила. Сделала глубокую затяжку и закашлялась от дыма. Пока она старалась подавить кашель (ей не хотелось будить Кармен), ее обожгло ощущение близости той цели, к которой она постепенно подвигалась. Это ощущение было таким острым и реальным, что она испытала почти физическое возбуждение. Она еще не составила никакого плана действий, а мысль ее уже текла среди пленительных образов такого близкого теперь, такого доступного счастья, что надо лишь протянуть руку, чтобы его поймать. И она даже бессознательно сделала это движение рукой, потому что в этот миг перед ней возник монах, каким она видела его на уроке гимнастики в колледже Ареналес. Все, что она испытывала до сих пор к Эредиа – эта сложная смесь противоречивых чувств гнева и восхищения, мистического страха и обожания, готовности пожертвовать за него своей жизнью и разодрать ему лицо ногтями, – все казалось ей теперь самообманом, который она наконец-то разгадала и который сводился к жажде его тела. Больше ей ничего не было нужно. Уже долгие годы больше ей ничего не было нужно. Ее связи почти со всеми мужчинами, которых, как ей казалось, она любила, сводились именно к этому. Духовный элемент у этих мужчин был только формой, которая вносила необходимое разнообразие в неизменную тему наслаждения. Когда-то ее привлекал Мюрье – своим цинизмом, своим остроумием, своим искусством обольщать женщин. Теперь ее привлекал Эредиа абсурдной верой в своего бога, фанатическим целомудрием, а может быть, и тем, что он испанский монах, что образ его расцвечен страстными красками экзотики. От Эредиа она хотела взять только то, что уже взяла от Мюрье, – всего несколько недель, несколько дней или даже часов самого исступленного опьянения духа, самых острых спазм плоти, а потом она бы уехала, послав ему на прощанье усталую и грустную улыбку, какую туристы посылают Красным башням Альгамбры, покидая Гранаду. Как она обманывала себя до сих пор! Как она воображала, что любит его, что не может без него жить! Она рассмеялась про себя, вспомнив, что временами думала о нем как о полубоге, о сверхъестественном существе, когда, в сущности, он всего лишь безумец, просто безумец!.. Наконец-то она увидела Эредиа в ясном свете своего разума. Это иезуит, мрачный, сумасшедший иезуит! Ради своего Христа, ради миража католической империи, ради ордена он продаст свой народ, свою мать, самого себя!.. Да, даже самого себя! Ну что ж, хорошо! Именно его Фани и хочет купить.
Но какой дорогой ценой, с какими муками, подвергаясь какому риску, какой смертельной опасности, она его купит!.. Нет, надо быть идиоткой, чтобы решиться это сделать. Внезапно Фани почувствовала себя еще более униженной и жалкой, чем раньше, и затосковала о своей прежней жизни, о постели, в которую можно лечь, не опасаясь, что туда заползут зараженные вши, о мужчине, с которым можно пойти в дансинг, пошутить и беззаботно потанцевать, не разговаривая о боге, о ближнем, о смерти, о сыпном тифе!.. Пора покончить с этой авантюрой, убраться отсюда как можно скорей! Но мысль о том, чтобы навсегда расстаться с Эредиа, чтобы отступить, как последняя трусиха, униженная, испугавшаяся тифа, расстроила ее снова. Значит, она капитулирует!.. Значит, она оказалась непоследовательной и трусливой именно сейчас, когда надо действовать смело. Значит, она отказывается от добычи в самый последний момент, когда осталось только протянуть руку и схватить ее. Зачем же она потратила столько денег, положила столько усилий, подвергалась такому риску? Нет!.. Надо быть настоящей англичанкой, идти до конца, до конца!.. И мысль о том, что она пойдет до конца, снова привела ее в возбуждение. Но теперь она представляла себе свою цель иначе, не расцвеченной экзотикой, магнетизмом и мрачным сладострастием этой страны. В ее сознании возникла только гротескная сцена обольщения, нет, покупки некоего монаха. Ведь так отдался бы любой продажный тип! Нет, опять не то! До чего она смешна, жалка и беспомощна! Она не может принять никакого решения, не может ничего сделать… Голова у нее кружилась, кровь шумела в ушах, нервная испарина покрывала тело. И тогда она почувствовала, что зашла в тупик. Ей захотелось исчезнуть из жизни, забыть все, что происходит и с ней и вокруг нее, пить, пить до бесчувствия…
Она зажгла электрический фонарик и налила себе виски. Шакалы тоскливо выли в ночи. Теперь они крутились вокруг овражка с мертвецами и старались откопать неглубоко зарытые трупы. Стояла непроглядная темень. Полотнище, закрывавшее вход в палатку, слабо колыхалось под ветром со Сьерра-Дивисории.
Кармен проснулась от света фонарика.
– Сеньора, вам что-нибудь нужно? – спросила она.
– Нет. Не вставай.
– Нынче вечером смердит ужасно… Наверное, тот, кто дежурит возле мертвецов, не мог уместить все трупы в палатке.
– Разве и при трупах есть дежурный? – спросила Фани рассеянно.
– О да, сеньора!.. Мы никогда не оставляем мертвецов одних, потому что тогда их души не найдут покоя.
Девушка повернулась на другой бок и заснула. Опять наступила прежняя тишина, которую нарушали знакомые тоскливые шумы. Фани выпила еще виски. Голова ее затуманилась, но никакого облегчения не наступило. Вдруг она услышала шум легковой машины и вслед за тем – приближающиеся шаги. Вероятно, это был Мюрье. Почти каждый вечер он отправлялся играть в покер или пьянствовать с местными аристократами. Обычно его увозили и привозили обратно на машине участники этих сборищ. Ей показалось, что на этот раз Мюрье вернулся раньше обычного. Наверное, он решил зайти к ней, привлеченный светом в ее палатке.
– Фани!.. – позвал он тихо, не приподнимая полотнища над входом.
– Что случилось? – спросила она с любопытством.
Мюрье каждый раз приносил из города новости.
– Ты одета?
– Нет.
– Тогда спокойной ночи!
– Подожди!.. Я оденусь и приду к тебе.
– Если тебе не трудно… – попросил он нерешительно.
Фани показалось, что голос у него усталый и нетвердый. Она быстро надела пеньюар и вошла к нему в палатку. Мюрье уже зажег керосиновую лампу и сидел на складном стульчике в смокинге, подперев голову ладонью.
– Что с тобой? – спросила она тревожно.
– Не знаю… Кажется, у меня температура… Пришлось уйти с покера у Досфуэнтеса.
Ночь была теплая и душная, но Фани вдруг зазнобило. Она приложила руку ко лбу Мюрье. Лоб его пылал. Глаза замутились и покраснели. Она уже видела в палатках десятки таких глаз.
– Жак!.. – прошептала она в отчаянии. – Жак!..
Руки ее инстинктивно протянулись вперед и сжали его плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73