Отец, к которому обратился Миранда, поспешил обогнать группу, точно получил приказ предотвратить какую-то неловкость.
Они дошли до кипарисовой аллеи, отделявшей маленький стадион от остального парка, когда Фани поняла, сама взволновавшись еще больше, чем отец Миранда, причину его смущения: на площадке, в трусах и белых спортивных тапочках, голые до пояса, стояли Эредиа и двадцать мальчиков. Площадка была расчерчена белыми параллельными линиями, между которыми находились разного рода препятствия. Шестеро юных спортсменов, построенные в ряд, замерли, стоя на одном колене и уперев руки в землю, и ждали знака учителя, чтобы сорваться с места. Фани не знала, могла ли она увидеть более неожиданное, более волнующее и более прекрасное зрелище – не спортивную площадку, конечно, а нагое тело Эредиа. Никто из спортсменов не заметил их приближения. Секунд десять они шли молча: отцы – в замешательстве, Фани – затаив дыхание, Лесли – иронически улыбаясь. Как раз в этот момент Эредиа свистнул и мальчики помчались вперед. За несколько секунд Фани успела разглядеть его тело. Оно было такое же нежно-смуглое, с оливковым оттенком, как и лицо. У него были широкие плечи, тонкая талия, закругленные и стройные бедра. Ото всей его фигуры веяло изяществом античной статуи.
– У тебя недурной вкус! – пробормотал Лесли.
– Молчи!.. – шепнула Фани и невольно замедлила шаг, чтобы подольше смотреть на это прекрасное тело.
Бегуны достигли конца площадки и понеслись назад между белыми параллельными линиями. Эредиа смотрел на них критически и ждал с хронометром в руке, чтобы засечь время победителя. Фани подумала, что, заметив их, монах будет неприятно поражен. И только теперь с халатом в руке откуда-то прибежал отец, посланный Мирандой.
– Отец Рикардо!.. – стыдливо произнес Миранда. – Наденьте халат!
Эредио обернулся. Первое, что выразило его лицо, было удивление, вслед за тем – сдержанный гнев. Он посмотрел на отца Миранду с упреком, точно хотел сказать: «Что это значит? Зачем вы привели этих людей, не предупредив меня?» Отец Миранда замигал виновато и беспомощно, полностью сознавая, на какой позор он выставил своего коллегу. Эредиа быстро надел халат и наглухо застегнул его до самой шеи.
– Добрый день, отец!.. – сказала Фани непринужденно, точно его нагота не произвела на нее никакого впечатления. И это было бы верно, не будь он так прекрасен.
– Добрый день, миссис Хорн! – ответил Эредиа без всякого смущения.
– Продолжайте, отец!.. – весело попросила его Фани. – Я очень люблю бег на двести метров. Есть хорошие результаты?
– Один из мальчиков почти достиг каталонского рекорда.
– Поразительно!.. Какие виды спорта вы практикуете?
– Теннис, плавание и легкую атлетику.
– У нас было совсем другое представление о ваших школах.
– Мы стараемся следовать принципам современного воспитания.
– Ваши ученики изучают схоластику?
– Изучают, миссис Хорн!
– Я думаю, что и о схоластике у нас совершенно ложное представление?
– Безусловно, ложное! Схоластика – философия христианства и основа нашего мировоззрения.
Он отвечал вежливо, улыбаясь, без всякой враждебности, но Фани казалось, что в его улыбке проскальзывает снисходительная ирония, точно он хотел сказать: «Зачем ты сюда пришла? Почему не едешь со своими друзьями жариться на солнце в Сан-Себастьяне? Что тебе в нашей схоластике?» Пока они вели этот разговор, Фани как завороженная рассматривала цветущую и мужественную красоту его лица, его открытый взгляд, сильную грудь, распиравшую халат. Ей казалось, что не может быть счастья полнее, чем наслаждение потонуть в объятиях этих сильных, нежно-смуглых рук. И вместе с тем аскетические складки в углах его губ внушали ей, что нет ничего более далекого и более недоступного, чем это тело, чем этот человек. Вежливо-ироническая улыбка по-прежнему держалась на его лице, и это приводило ее в отчаяние.
Во время их беседы отец Миранда завел с Лесли серьезный разговор о воспитании, а остальные отцы слушали их с почтительным вниманием. На несколько минут – а разве не ради этих минут она сюда пришла? – Фани и Эредиа оказались в стороне.
– Боюсь, что я вам надоедаю, – сказала она о горечью. – Вы можете подумать, что я расспрашиваю вас, как мои друзья в тот вечер на постоялом дворе.
– Я далек от такого предположения, – сказал Эредиа.
– И еще одно, отец!.. – промолвила Фани умоляюще, и волнение в ее голосе прогнало ироническую улыбку с лица монаха. – Скажите, вы были уверены, что на суде… я скажу правду?
– Вполне, миссис.
– Я могла и не сказать.
– Знаю. Но я был уверен, что вы скажете.
– Почему?
– Потому что вы не похожи на своих друзей.
– Эта уверенность не пропала у вас и сейчас?
– Разумеется, – сказал он.
И в этот миг Фани поняла, что к нему ведет только один путь – только правда, только полный отказ от всяких хитростей.
– Вы будете сегодня на обеде у мистера Блеймера? – быстро спросила Фани.
– Не могу, – ответил Эредиа. – После обеда я уезжаю по делам в Пенья-Ронду. Я как раз собирался извиниться перед мистером Блеймером.
– Мне очень жаль!.. – сказала Фани глухо.
Ей показалось, что отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, не ускользнуло от монаха.
– И мне тоже! – сказал он. – Мы поговорили бы о схоластике. Отец Сандовал говорил мне, что вы начали задумываться о переходе в лоно католической церкви.
Взгляды их встретились, и Фани опять прочитала в его глазах добродушную и снисходительную иронию.
– Я не думаю, чтобы отец Сандовал был от этого в восторге, – твердо сказала Фани.
Ироническая улыбка в глазах монаха опять потухла. Фани почувствовала, что он оценил ее честное решение разговаривать напрямик.
– Вероятно, он увидел в вашем желании скорее эксцентрический жест, чем убежденность.
– Мое желание было просто поводом попасть в резиденцию.
Он замолчал, и взгляд его стал строгим.
– Вы искренний человек, миссис Хорн, – сказал он после паузы.
– Не со всеми.
– По крайней мере с теми, с кем нужно.
– Тогда, – проговорила она затаив дыхание, с волнением и надеждой, которые открыли ему все, – тогда вы позволите мне поработать летом в Пенья-Ронде больничной сестрой?
Брови отца Эредиа дрогнули. В лицо бросилась кровь. Но то было лишь мгновенное волнение, тотчас подавленное железной волей, жестоким аскетическим сжатием губ.
– Нет, миссис Хорн, – произнес он твердо.
– Почему?
– Потому что вы принадлежите миру, а я своему ордену.
Лесли выдержал обед терпеливо. Фани без Эредиа перенесла его как пытку. Вечером она попросила своего друга пойти с ней во «Флориду». Над открытым дансингом висело неизменное черно-лиловое мадридское небо. Звезды таинственно мерцали. От Сьерра-де-Гвадаррамы веял ветерок, чуть колыхая листья пальм. Джаз заунывно играл аргентинские танго. Фани упорно и мрачно опорожняла рюмки с виски. Лесли молча наблюдал за ней. Он никогда не видел ее в таком состоянии.
– Мой тебе совет немедленно бежать из Испании, – сказал он. – Почему бы тебе не поехать в Биарриц?
Но Фани думала о Пенья-Ронде.
IV
В следующие дни Фани отдалась мукам безнадежной любви. Она провела почти целую неделю в непрерывном пьянстве, выкурила много сигарет с опиумом, два раза накричала на Робинзона, извела Лесли и наконец отправилась путешествовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Они дошли до кипарисовой аллеи, отделявшей маленький стадион от остального парка, когда Фани поняла, сама взволновавшись еще больше, чем отец Миранда, причину его смущения: на площадке, в трусах и белых спортивных тапочках, голые до пояса, стояли Эредиа и двадцать мальчиков. Площадка была расчерчена белыми параллельными линиями, между которыми находились разного рода препятствия. Шестеро юных спортсменов, построенные в ряд, замерли, стоя на одном колене и уперев руки в землю, и ждали знака учителя, чтобы сорваться с места. Фани не знала, могла ли она увидеть более неожиданное, более волнующее и более прекрасное зрелище – не спортивную площадку, конечно, а нагое тело Эредиа. Никто из спортсменов не заметил их приближения. Секунд десять они шли молча: отцы – в замешательстве, Фани – затаив дыхание, Лесли – иронически улыбаясь. Как раз в этот момент Эредиа свистнул и мальчики помчались вперед. За несколько секунд Фани успела разглядеть его тело. Оно было такое же нежно-смуглое, с оливковым оттенком, как и лицо. У него были широкие плечи, тонкая талия, закругленные и стройные бедра. Ото всей его фигуры веяло изяществом античной статуи.
– У тебя недурной вкус! – пробормотал Лесли.
– Молчи!.. – шепнула Фани и невольно замедлила шаг, чтобы подольше смотреть на это прекрасное тело.
Бегуны достигли конца площадки и понеслись назад между белыми параллельными линиями. Эредиа смотрел на них критически и ждал с хронометром в руке, чтобы засечь время победителя. Фани подумала, что, заметив их, монах будет неприятно поражен. И только теперь с халатом в руке откуда-то прибежал отец, посланный Мирандой.
– Отец Рикардо!.. – стыдливо произнес Миранда. – Наденьте халат!
Эредио обернулся. Первое, что выразило его лицо, было удивление, вслед за тем – сдержанный гнев. Он посмотрел на отца Миранду с упреком, точно хотел сказать: «Что это значит? Зачем вы привели этих людей, не предупредив меня?» Отец Миранда замигал виновато и беспомощно, полностью сознавая, на какой позор он выставил своего коллегу. Эредиа быстро надел халат и наглухо застегнул его до самой шеи.
– Добрый день, отец!.. – сказала Фани непринужденно, точно его нагота не произвела на нее никакого впечатления. И это было бы верно, не будь он так прекрасен.
– Добрый день, миссис Хорн! – ответил Эредиа без всякого смущения.
– Продолжайте, отец!.. – весело попросила его Фани. – Я очень люблю бег на двести метров. Есть хорошие результаты?
– Один из мальчиков почти достиг каталонского рекорда.
– Поразительно!.. Какие виды спорта вы практикуете?
– Теннис, плавание и легкую атлетику.
– У нас было совсем другое представление о ваших школах.
– Мы стараемся следовать принципам современного воспитания.
– Ваши ученики изучают схоластику?
– Изучают, миссис Хорн!
– Я думаю, что и о схоластике у нас совершенно ложное представление?
– Безусловно, ложное! Схоластика – философия христианства и основа нашего мировоззрения.
Он отвечал вежливо, улыбаясь, без всякой враждебности, но Фани казалось, что в его улыбке проскальзывает снисходительная ирония, точно он хотел сказать: «Зачем ты сюда пришла? Почему не едешь со своими друзьями жариться на солнце в Сан-Себастьяне? Что тебе в нашей схоластике?» Пока они вели этот разговор, Фани как завороженная рассматривала цветущую и мужественную красоту его лица, его открытый взгляд, сильную грудь, распиравшую халат. Ей казалось, что не может быть счастья полнее, чем наслаждение потонуть в объятиях этих сильных, нежно-смуглых рук. И вместе с тем аскетические складки в углах его губ внушали ей, что нет ничего более далекого и более недоступного, чем это тело, чем этот человек. Вежливо-ироническая улыбка по-прежнему держалась на его лице, и это приводило ее в отчаяние.
Во время их беседы отец Миранда завел с Лесли серьезный разговор о воспитании, а остальные отцы слушали их с почтительным вниманием. На несколько минут – а разве не ради этих минут она сюда пришла? – Фани и Эредиа оказались в стороне.
– Боюсь, что я вам надоедаю, – сказала она о горечью. – Вы можете подумать, что я расспрашиваю вас, как мои друзья в тот вечер на постоялом дворе.
– Я далек от такого предположения, – сказал Эредиа.
– И еще одно, отец!.. – промолвила Фани умоляюще, и волнение в ее голосе прогнало ироническую улыбку с лица монаха. – Скажите, вы были уверены, что на суде… я скажу правду?
– Вполне, миссис.
– Я могла и не сказать.
– Знаю. Но я был уверен, что вы скажете.
– Почему?
– Потому что вы не похожи на своих друзей.
– Эта уверенность не пропала у вас и сейчас?
– Разумеется, – сказал он.
И в этот миг Фани поняла, что к нему ведет только один путь – только правда, только полный отказ от всяких хитростей.
– Вы будете сегодня на обеде у мистера Блеймера? – быстро спросила Фани.
– Не могу, – ответил Эредиа. – После обеда я уезжаю по делам в Пенья-Ронду. Я как раз собирался извиниться перед мистером Блеймером.
– Мне очень жаль!.. – сказала Фани глухо.
Ей показалось, что отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, не ускользнуло от монаха.
– И мне тоже! – сказал он. – Мы поговорили бы о схоластике. Отец Сандовал говорил мне, что вы начали задумываться о переходе в лоно католической церкви.
Взгляды их встретились, и Фани опять прочитала в его глазах добродушную и снисходительную иронию.
– Я не думаю, чтобы отец Сандовал был от этого в восторге, – твердо сказала Фани.
Ироническая улыбка в глазах монаха опять потухла. Фани почувствовала, что он оценил ее честное решение разговаривать напрямик.
– Вероятно, он увидел в вашем желании скорее эксцентрический жест, чем убежденность.
– Мое желание было просто поводом попасть в резиденцию.
Он замолчал, и взгляд его стал строгим.
– Вы искренний человек, миссис Хорн, – сказал он после паузы.
– Не со всеми.
– По крайней мере с теми, с кем нужно.
– Тогда, – проговорила она затаив дыхание, с волнением и надеждой, которые открыли ему все, – тогда вы позволите мне поработать летом в Пенья-Ронде больничной сестрой?
Брови отца Эредиа дрогнули. В лицо бросилась кровь. Но то было лишь мгновенное волнение, тотчас подавленное железной волей, жестоким аскетическим сжатием губ.
– Нет, миссис Хорн, – произнес он твердо.
– Почему?
– Потому что вы принадлежите миру, а я своему ордену.
Лесли выдержал обед терпеливо. Фани без Эредиа перенесла его как пытку. Вечером она попросила своего друга пойти с ней во «Флориду». Над открытым дансингом висело неизменное черно-лиловое мадридское небо. Звезды таинственно мерцали. От Сьерра-де-Гвадаррамы веял ветерок, чуть колыхая листья пальм. Джаз заунывно играл аргентинские танго. Фани упорно и мрачно опорожняла рюмки с виски. Лесли молча наблюдал за ней. Он никогда не видел ее в таком состоянии.
– Мой тебе совет немедленно бежать из Испании, – сказал он. – Почему бы тебе не поехать в Биарриц?
Но Фани думала о Пенья-Ронде.
IV
В следующие дни Фани отдалась мукам безнадежной любви. Она провела почти целую неделю в непрерывном пьянстве, выкурила много сигарет с опиумом, два раза накричала на Робинзона, извела Лесли и наконец отправилась путешествовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73