– При теперешних обстоятельствах даже это в ваших интересах, – дерзко заметил он.
Борис бросил на него презрительный взгляд:
– Позвольте мне самому знать, что в моих интересах, а что нет. Я не меньше вашего уверен, что англичане не допустят создания красных республик на Балканах. И кроме того, государство гарантировало стоимость моего табака в Беломорье. Следовательно, я ничего не потеряю, если не позволю вам обвести себя вокруг пальца.
Наступило молчание, и Кондоянис растерялся.
– Чего же вы, собственно, хотите? – спросил он немного погодя.
– Настоящей цены за мой табак.
– Фабрика уравновешивает его стоимость.
– Я не уверен в пригодности машин.
Кондоянис посмотрел в окно. Немецкая машина все еще стояла на шоссе, а урод с непомерно коротким носом по-прежнему возился с мотором. Альбинос с красными глазами сидел в машине и читал газету, время от времени посматривая в сторону фабрики. Все это показалось Кондоянису очень похожим на приемы агентов гестапо. Если они следят не за Борисом, а за ним, подумал он, надо ожидать неприятностей. Грек вдруг понял, что времени терять нельзя.
– Малони! – обернулся он к итальянцу. – У вас есть связи с немцами… Не смогли бы вы попросить у них трансформатор и несколько тюков табака?
– Не смешите меня, – сказал Малони. – Когда вы видели, чтобы немцы оказывали услуги?
Кондоянис посмотрел на Бориса, как бы желая сказать: «Вот видите? Ничего не поделаешь».
– В таком случае я не могу подписать договор, – повторил Борис.
Грек обернулся к окну и опять увидел немецкую машину. Немцы флегматично курили с видом людей, которым спешить некуда. К машине приблизился мотоциклист в военной форме и с пистолетом на поясе. Альбинос сделал ему знак рукой. Мотоциклист свернул на улицу, идущую от шоссе, очевидно, с намерением занять задний выход. Кондоянис не вытерпел и обратил внимание Бориса на маневры агентов.
– Торговый отдел гестапо напал на наш след, – заметил он угрюмо. – Если вы не поторопитесь, будет поздно.
– Немцев я не боюсь, – небрежно произнес Борис.
Грек промолчал и злобно подумал: «Естественно! Дела с ними улаживает твоя жена». Но его опасения, что сделка расстроится, все нарастали.
– Говорите же, в конце концов, что нам делать? – спросил он нетерпеливо.
– Поскольку фабрику принять невозможно, я настаиваю па том, чтобы ее стоимость была выплачена в швейцарских франках.
– Это исключено! – Лицо грека перекосилось от злости и побагровело. – Абсолютно исключено!
Голова у Бориса болела все сильнее, тело обливалось холодным потом. Он едва держался на ногах, но все-таки спросил совершенно спокойным тоном:
– Мы можем рассчитывать на вашу машину для возвращения в Каваллу?
– Разумеется, – сказал грек. – Но вы требуете невозможного! Я не могу прибавить вам ни франка.
Борис равнодушно взглянул на него мутными глазами. Наступило молчание. Один Костов понимал эту драму. Больной, одряхлевший, стоящий перед крахом своего мира, генеральный директор «Никотианы» напрягался до предела и наносил удар, достойный поры его наивысшего могущества. Борис был близок к возможности выпутаться без потерь из авантюры в Беломорье. Другие фирмы не могли и мечтать об этом. Еще немного, думал Костов, и он получит за свой табак настоящую цену в швейцарских франках, неофициальный курс которых во много раз превосходит обесцененные бумажные марки. Даже в этот катастрофический момент, когда другие табачные фирмы погибают, «Никотиана» не упустит своего в Беломорье, успеет насосаться иностранной валюты. И все это зависело от одного мгновения, от последних остатков хладнокровия, от готовности идти на риск, от решения человека, который управлял «Никотианой» двенадцать лет. Итальянец и греки с натянутыми до предела нервами ждали этого решения. И дождались. Борис покачал головой и направился к выходу. Остальные молча последовали за ним.
Когда они шли по двору, Кондоянис приблизился к Борису и почти простонал:
– Я согласен. Приходите после обеда к нотариусу, подпишем договор.
У Бориса едва хватило сил добраться до машины Кондояниса, и он в изнеможении упал на сиденье. Безжалостное солнце и горячая морская влага были ему нестерпимы.
Грек остался на тротуаре.
– Его надо отвезти прямо в гостиницу и позвать врача, – сказал он Костову. – Я бы рад был предложить свою квартиру, да боюсь, что это вызовет подозрение у немцев.
– А вы? – спросил эксперт.
– Мы с Малони пойдем пешком. Я хочу узнать, за кем поедут эти собаки.
Кондоянис указал взглядом на агентов.
– Когда же мы подпишем договор?
– Мой адвокат приготовит его немедленно. Если здоровье вашего шефа ухудшится, найдите способ сообщить об этом мне на квартиру, тогда я приду с нотариусом в гостиницу. Дорога каждая минута.
Костов сел рядом с Борисом. Инженер отправился на склад болгарского интендантства спросить, не пойдет ли военная машина в Каваллу, – он хотел уехать в тот же день.
Шофер повел автомобиль к гостинице для болгарских офицеров, а Кондоянис, Малони и нотариус пошли по тротуару пешком.
Автомобиль с гестаповцами в штатском по-прежнему не двигался с места. Кондоянис, желая от них отделаться, наивно предложил направиться в верхнюю часть города, по узким и крутым уличкам которой нельзя было проехать на автомобиле. Минуту спустя нотариус оглянулся.
– Машина движется за нами, – сказал он встревоженно.
– Значит, опять придется раскрывать кошелек. – Грек презрительно усмехнулся. – Немцам приходится туго. Их тайная полиция превратилась в банду вымогателей, которые любой ценой стараются добыть иностранную валюту, чтобы обеспечить себе бегство в Южную Америку.
– Оно и понятно! – сказал Малони. – Эти субъекты могут найти убежище только там или в Швейцарии. Но, может быть, они хотят вас арестовать по другой причине.
– По какой? – нервно спросил Кондоянис.
– Просто чтобы прикарманить табак после ухода болгар. Сейчас они не могут конфисковать запасы «Никотианы». А если они конфискуют их у вас, им придется в случае поражения платить за табак вдвойне, в порядке репараций. Им выгоднее, если после эвакуации болгар табак «Никотианы» останется здесь, превратившись в имущество без хозяина, – тогда они постараются по мере сил нагреть на нем руки. Война между немцами и болгарами – вопрос часов.
Кондоянис не отозвался. Все трое шли молча под нещадно палящим солнцем.
– Вы сказали – «часов»? – рассеянно переспросил грек.
– Болгарская дивизия в Халкидике начала отходить по горам.
– Ну так что же?
– Болгары не хотят идти через Салоники. В окрестностях города расположены сильные немецкие части, которые могут их окружить.
– Тут сам черт не разберет, – уныло проговорил грек. – Но договору, мне кажется, это не угрожает… Германский папиросный концерн получил указание из Америки не препятствовать сделке. Вы думаете, что, не будь этого, фон Гайер сидел бы до сих пор сложа руки?
– Боюсь, что бараньи головы в гестапо не всегда слушают фон Гайера, – возразил итальянец. – Вчера я встретил на главной улице Лихтенфельда…
– Барон не гестаповец, – заметил Кондоянис.
– Знаю, – продолжал Малони. – Но с ним была красавица Дитрих.
– Дитрих? Что за Дитрих?
– Особа, с которой не стал бы спать и последний солдат. Служит в Германском папиросном концерне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251