Брауэра ждал обед с джутовым магнатом; такие обеды проводились весьма
церемонно, с соблюдением всех формальностей. И вот, вскоре после того, как
подали второе блюдо, - а сидели они на открытой террасе, над многолюдной
улицей, - снизу послышалось знакомое чихание и рев мотора, сопровождаемые
визгом и улюлюканьем.
Один отважный мальчишка, сын какого-то гуру, залез в кабину,
пребывая, вероятно, в убеждении, что без сидящего за рулем белого человека
дракон, который прячется в этой груде железа, не сможет выскочить наружу.
И надо же было такому случиться, что Брауэр, настроенный на предстоящие
переговоры, не выключил зажигание, а искра возьми да и проскочи.
Нетрудно себе представить, как мальчишка осмелел на глазах у своих
сверстников, как он трогал, вертел руль и издавал губами звуки в
подражание клаксону. Всякий раз, когда он поддразнивал притаившегося
дракона, зрители, надо думать, приходили в священный экстаз.
Вероятно, чтобы не сползти вниз, одной ногой мальчик уперся в педаль
сцепления, и тут он ненароком нажал на кнопку стартера. Двигатель был
разогрет и заработал мгновенно. Перепугавшись насмерть, мальчишка должен
был отдернуть ногу и приготовиться выпрыгнуть из кабины. Была бы машина
старая или в неважном состоянии, мотор, скорее всего, заглох бы. Но Брауэр
содержал автомобиль в образцовом порядке, и тот рванулся вперед, скачками,
с воем и урчанием. Брауэр выскочил из-за стола и кинулся на улицу.
Мальчика погубила роковая случайность. Он так отчаянно пытался
выбраться, что, вероятно, зацепил локтем дроссельный клапан... или надавил
на него в безумной надежде, что таким способом белый человек лишает
дракона его могущества. А вышло все наоборот, увы. Автомобиль, развив
убийственную скорость, помчался под уклон по оживленной, весело галдящей
улице, перескакивая через тюки и узлы, давя плетеные корзинки с домашними
животными на продажу, разбивая в щепы тележки с цветами. На перекрестке он
перелетел через бордюр, врезался в стену дома и, взорвавшись, запылал как
гигантский факел.
Джордж переместил трубку в другой угол рта.
- Вот, собственно, все, что мог поведать мне Гриэр, со слов
Брауэра... все, с точки зрения здравого смысла. Остальное - его горячечный
бред на тему фантастических последствий столкновения двух столь несхожих
культур. Перед тем как Брауэр был отозван из Бомбея, к нему явился отец
погибшего мальчика, чтобы швырнуть в убийцу зарезанного цыпленка. И
сопроводить это проклятьем. Дойдя до этого места, Гриэр улыбнулся, давая
мне понять, что мы-то с ним люди без предрассудков, и, закурив, добавил:
- В подобных случаях непременно жди проклятий. Эти несчастные
язычники не могут без театральных жестов. Они зарабатывают себе этим на
хлеб.
- И в чем же заключалось проклятье?
- Разве вы еще не догадались? - удивился Гриэр. - Индус этот сказал
ему: "Тот, кто применил колдовство против ребенка, станет отверженным,
парией". И еще он сказал: "Все живое, к чему ни прикоснешься, ждет скорая
смерть". Отныне и вовеки, аминь.
Гриэр хмыкнул.
- И что же Брауэр? Поверил в проклятье?
- Похоже, что так. Не забывайте, для Брауэра это был страшный шок. И,
судя по тому, что я сейчас от вас услышал, эта его мания прогрессирует.
- Я спросил домашний адрес Брауэра, - продолжал Джордж. - Гриэр
порылся в бумагах и наконец нашел нужную.
- Не гарантирую, что вы его там найдете, - сказал он. - Брауэру, сами
понимаете, никто не спешит давать место, так что с деньгами у него,
по-моему, негусто.
- Что-то меня резануло в этих словах, - признался нам Джордж, - но я
промолчал. Было в Гриэре что-то самодовольное, высокомерное, и казалось
незаслуженным, что именно он располагает пусть даже такой скудной
информацией о Генри Брауэре. Я поднялся, и вдруг у меня непроизвольно
вырвалось:
- Вчера ночью я был свидетелем того, как Брауэр пожал лапу шелудивой
дворняге. Через пятнадцать минут собака сдохла.
- Правда? Как интересно. - Гриэр удивленно вскинул брови, словно
сказанное не имело никакого отношения к теме разговора.
- Я направился к выходу, - продолжал Джордж, - но раньше открылась
дверь, и на пороге возникла секретарша Гриэра.
- Извините, вы, кажется, мистер Грегсон?
- Да.
- Только что позвонил мистер Бейкер. Он просил вам передать, чтобы вы
незамедлительно прибыли по адресу: 19-я стрит, дом N 23.
- Я вздрогнул, - признался нам Джордж, - я ведь совсем недавно,
утром, заходил туда, но Дэвидсон еще спал. Я направился к дверям, а Гриэр
преспокойно погрузился в "Уолл-стрит джорнэл", попыхивая трубочкой. Больше
я его не видел и, знаете, как-то не жалею об этом. Я ушел со смутным
ощущением чего-то страшного - чего-то такого, что никогда не примет
очертания реального страха, связанного с конкретным предметом, - слишком
это все чудовищно, слишком невероятно, чтобы подходить с обычными мерками.
Тут я прервал его повествование:
- Помилуйте, Джордж, уж не хотите ли вы сказать нам, что ваш друг
Дэвидсон был мертв?
- Именно так, - последовал ответ. - Я прибыл туда почти одновременно
со следователем, который констатировал смерть от коронарного тромба. Через
шестнадцать дней Дэвидсону должно было исполниться двадцать три года.
Почти неделю я убеждал себя: это всего-навсего роковое совпадение, о
котором лучше забыть. Меня мучила бессонница, и даже мой добрый друг
"Катти Сарк", врач, был бессилен мне помочь. Я говорил себе: надо
разделить выигрыш между тремя участниками и забыть о том, что Генри Брауэр
однажды ворвался в нашу жизнь. Не получалось. Я выписал чек на
соответствующую сумму и отправился по адресу, который дал мне Гриэр, - в
Гарлем.
Брауэр там уже не жил. Мне дали другой адрес, на Ист-сайде; не такой,
может быть, шикарный квартал, но вполне респектабельный. Выяснилось,
однако, что оттуда он тоже съехал, примерно за месяц до нашего покерного
свидания, и перебрался в Ист-Вилледж, район трущоб.
Домовладелец, костлявый мужчина, у ног которого предупреждающе
зарычал огромный черный дог, сообщил мне, что Брауэр с ним рассчитался
третьего апреля, на следующий день после нашей игры. Я спросил новый
адрес; домовладелец запрокинул голову и выдал руладу, точно горло
прополоскал:
- Когда отсюда уезжают, бос, адрес один: Преисподняя, до
востребования. Правда, иногда по дороге останавливаются в Бауэри.
В те дни Бауэри, превратившийся с годами в загородную зону, являл
собой нечто такое, что и вообразить-то сегодня трудно: обитель бездомных,
последнее прибежище потерявших человеческий облик несчастных, мечтающих о
бутылке дешевого вина или о понюшке белого порошка, чтобы забыться. Я
отправился в Бауэри. Там были десятки ночлежек, несколько домов призрения,
куда пустили бы на ночь любого забулдыгу, и множество тесных улочек,
пригодных для того, чтобы расстелить прямо на мостовой старый тюфяк с
клопами. Я увидел людей-призраков, иссушенных алкоголем и наркотиками.
Подлинные имена были здесь не в ходу. Какое имя может быть у того, кто
скатился на самое дно.
1 2 3 4 5 6