рока дама сенсо унитаз подвесной 

 

Знаю, что месяц здесь тянется очень тяжело и долго, но, когда он прожит, кажется, что он пролетел мгновенно.
Станция «Остров Дригальского»
Первое июня, понедельник. День сто шестьдесят третий. Вот и июнь, разгар зимы. Позёмка, ясно. Болит голова, хочется спать, однако пошли с Вадимом на завтрак. Вчера легли спать часа в три ночи. Вадим ночевал у нас, и мы долго разговаривали. Ходил на рацию, разговаривал со станцией «Остров Дригальского». Андрей сообщил мне, что они начали протаивать скважину моим термобуром. За три дня прошли около тридцати метров. Сначала бурили со скоростью проходки полтора метра в час, а по мере углубления скорость упала до одного метра. Однако главное сделано, «машина» работает, теперь надо только время.
День сто шестьдесят четвёртый. Утром проснулись нормально, то есть в половине девятого, вскочили, наспех плеснули воды в лицо — и в кают-компанию. Обычно мы приходим туда без пятнадцати девять и без одной минуты девять кончаем завтрак. Потом сразу бегу на рацию. В девять связь с Дригальским. Связь была плохой, понял только, что ребята сидят в палатке, работы в поле возобновить не могут из-за погоды, занимаются лишь моим протаиванием. Прошли уже тридцать три метра, то есть до той глубины, дальше которой не мог идти станок, привезённый нами из Москвы. Погода сегодня держалась приличной, чистое небо, ветер метров 9-15 в секунду, позёмка, но не сильная. Последнее время погода нас не баловала. В мае было двадцать три штормовых дня, из них три урагана со скоростью ветра до 40 метров в секунду. Позвонил Дралкину, сообщил, что сегодня могу поставить на припае косу термометров. Со мной пошли Серёжа и Олег. Втроём еле дотащили похожую на длинного удава косу до места на припае возле айсберга. Лёд там оказался толщиной семьдесят сантиметров и почти не прикрытый снегом. Быстро пробурили ручным буром лёд (не до конца), потом «разделали» лунку пешней. Когда пробил донышко, хлынула вода, солёная вода океана. Попробовал её и солёного снежку. Приятна и сама солёная вода после нашего дистиллята, и то, что океан — дорога домой, в тёплые страны.
Косу установили быстро, вывесили на треноге. Выглядит она солидно. Сфотографировались около неё, хотя погода начала портиться. По дороге домой часто оглядывались, любовались нашей работой. Я почувствовал, что Серёже и Олегу коса эта стала родной, так всегда бывает с тем, что сам делаешь. Когда добрались до Мирного, взошло солнышко. Как оно дорого теперь и как редко! Остановились и долго смотрели на него. Серёга даже сфотографировал это солнце.
Зашли по дороге к гидрофизику Леве Смирнову. У него обострилась язва желудка. Парень лежит, не встаёт. А ведь здесь из продуктов есть все, и ему готовят такие диетические блюда, какие и на материке не всегда приготовишь. И всё-таки он чахнет.
Прочитал в книге про плавание капитана Кука о том, что у него тоже была язва, когда он долго плыл где-то в южнополярных морях. Тогда врач вылечил капитана тем, что начал кормить его парным мясом. Но для этого доктор убил свою любимую собаку…
После ужина были политзанятия, а потом я занимался градуировкой прибора для измерения температуры нагревателя термобура во время его работы, так как решил, что измерять её необходимо.
День сто шестьдесят пятый. Вечером был на запуске шаров-зондов у метеорологов. Толстый, заранее испуганный Николай Николаевич Баранов, аэролог, взял свой прибор — маленький радиопередатчик с вертушкой и направился к месту старта шаров-зондов. Чтобы не сглазить запуск, он шёл, всячески ругая пургу, которая, по всей вероятности, сейчас разобьёт дело его рук. Василий Иванович Шляхов, его начальник, был веселее и более уверен в успехе. Ведь не он весь день собирал эти передатчики, один из которых сейчас, навернёте, разобьётся.
Путь наш идёт по длинному снежному туннелю, оканчивающемуся просторным помещением. Там находится «газовый завод», то есть аппаратура для производства водорода, три больших баллона аэростата — склады добытого водорода. Рядом уходит вверх четырехугольная башня. Мы сейчас на её дне. Шар быстро надувается водородом и начинает рваться вверх. Мы с Шляховым лежим на баллоне аэростата, выдавливаем из него газ. Николай Николаевич «колдует» с шаром.
— Хорош! — командует он.
Измеряем подъёмную силу шара на весах с гирьками и на тросике отпускаем его до «потолка» башни, потом поднимаемся к площадке у потолка сами. Открываем штору («дверь» из башни на улицу) с подветренной стороны. Ревёт пурга, в свете прожектора с трудом просматривается земля. Чутко прислушиваясь к гулу пурги, Шляхов выбирает момент затишья и бросает приёмник и шар. Шар взмывает, вытягивается в кишку, а потом сжимается. Все трое мы в экстазе кричим на него, топаем ногами: «Кыш, проклятый, лети!» Вдруг шар, подхваченный порывом ветра, как разъярённый зверь, прыгает обратно и бросается на Шляхова. Тот отскакивает в сторону. Шар поворачивается к Николаю Николаевичу, тот тоже пугается. Трудно представить себе, что шар не живой: сходство дополняет то, что он при этом отчаянно пищит. Это работает передатчик шара, и его сигналы транслируются через динамики, установленные здесь же, на площадке. Наконец шар, довольный тем, что всех так напугал, бросается куда-то в сторону, во тьму и скрывается из глаз. Ура!!! Все трое мы отплясываем дикий танец на площадке. «Ура!» — несётся из динамика. Это Ваня Горев из радиолокаторной, который по радио все слышал, тоже радуется, и его голос передаётся нам через динамик. Теперь главное — слушать. Разъярённо-беспорядочный писк шара сменяется добродушным монотонным попискиванием. Это значит, что шар идёт вверх, успокаивается. Теперь за ним следит Ваня.
Но описанное сейчас торжество случается редко. Обычно в такой ветер разбивается шар за шаром, а ведь при этом гибнет и работа по производству газа, и затраты на изготовление передатчика и аппаратуры, ну и сам шар, хотя его и не жалко. Иногда выпускают пять-шесть шаров подряд. Тогда Николай Николаевич чернее тучи.
День сто шестьдесят шестой. Сегодня снова метёт пурга,
хотя видимость довольно хорошая. Различается свет прожектора на рации, а до неё метров сто. С утра, как обычно, связь с островом Дригальского. Там тоже пурга, ветер, работать в поле невозможно. Вожак собачьей упряжки, убежавший неделю назад, так и не вернулся — очевидно, упал с барьера. После разговора с островом Дригальского мы решили немного поспать. Очень устали. Проспали до двенадцати. И я и Серёжа очень плохо засыпаем. Я лежу ночью часа два, прежде чем усну, а под утро начинают мучить кошмары. То мне снится, что дома, когда вернулся, все изменилось и я не могу найти никого из родных, то, что Валюша уехала ко мне в Антарктиду и ей придётся там зимовать, а я вернулся и мы разминулись в море… Сначала я очень переживал все это, думал, не случилось ли что. Сейчас я отношу все за счёт шестого материка. Вряд ли я почувствую, что у них плохо, даже если это будет так. Слишком большое расстояние между нами. Я в буквальном смысле на другом конце земли.
В двенадцать пошёл на аэродром за осветительной аэродромной ракетой, чтобы достать из неё магний. Магний нужен для работы. Дошёл до метеостанции, с трудом прошёл ещё сто метров. Справа еле видны мачты метео— и передающей станций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
 магазины сантехники Москве 

 плитка травертин