(Даже мысли такой ни у кого не должно возникать). Никогда не бери без спроса чужие вещи, не присаживайся на чужую нару, а вещи, предназначенные для общего пользования, всегда клади туда, откуда взял. Как видишь, всё очень просто.
Это, вопервых. Теперь, вовторых. Давай рассудим вместе, где лучше. Бесспорно, для общения и в плане накопления «бесценного жизненного опыта» тридцать девять потенциальных преступников лучше, чем три. Пока пройдешь из одного конца камеры в другой, пообщаешься с одним, вторым, третьим — вот уже и день заканчивается.
В камере на четыре человека, в так называемом «тройнике», особо общаться не с кем. (Да и зачем, если и так есть, чем занять мозги?). Сказать, что в «тройнике» нет пространства — всё равно, что не сказать ничего. В ширину — два метра, в длину — четыре. Теперь поместим в этот прямоугольник сваренные в два яруса четыре железные нары, стол, скамейку, ржавый умывальник, пробьем дырку в полу — и что же останется из свободного места? Когда один из арестантов выпадает на тасы, остальным не остается ничего другого, как находиться на нарах.
В этом отношении в больших камерах, казалось бы, места побольше. Но это только на первый взгляд. Разделив общую площадь на количество человек, получаем в итоге пространство размером в 1,6 кв. метра на человека. В «тройнике» получается 1,9.
Немаловажно и то, сколько человек ходит на одну парашу — сорок или четыре. В «тройниках» намного спокойней и больше порядка. Кто бы там ни сидел, а найти общий язык с тремя легче, чем с тридцатью девятью. Кроме того, в «тройниках» есть ещё и то преимущество, что если вас там сидит четыре человека, то вы и будете сидеть вчетвером. Большие хаты всегда переполнены. Арестантов значительно больше, чем нар. Приходится спать в две смены, что также не прибавляет удобств.
Когда попадаешь в тюрьму, понимаешь — ты здесь надолго. Ждать суда приходится по несколько лет. Ктото не выдерживает и тихо, как бы сам по себе, умирает. Другой пытается покончить с собой. Третий, махнув на всё рукой, опускается и уже ничем не отличается от вонючей бродячей собаки.
То, что стало привычным потом, в первый день вызвало состояние шока, в чемто более сильного, чем сам арест. Я шел сквозь обыски, снятие отпечатков пальцев и прокуренные бетонные боксы, в которых люди от недостатка кислорода теряли сознание, балансируя на лопастях сатанинской мясорубки, перемалывающей человеческую глину в однородную кровавосерую массу. Под насмешки надзирателей. Под лай собак. На пороге двадцать первого века.
Я понял, что выжить можно лишь в том случае, когда твердо знаешь зачем и во имя чего, когда есть четкая цель, а слова любить и ненавидеть уже не просто слова, а смысл оставшейся жизни.
Не такто легко оставаться внешне спокойным, когда исполинская волна глухой злобы и желание мстить переполняют всё естество, наполняют терпким ядом каждую клетку. Нервы не выдерживают, ты переступаешь черту, за которой все тормоза убраны, и ты готов абсолютно на всё, не задумываясь о возможных последствиях. И в этот неотвратимый и роковой миг приходит на помощь Его Величество Смех, спасающий тебя от неминуемого расстрела, а когото из оловянных солдатиков от бесславной гибели в середине рабочего дня.
Поверь: в тюрьме есть над чем посмеяться. Посмотри на себя в зеркало, на то, кем ты был и кем стал. Посмотри на сокамерников, на их быт, на всё, что тебя окружает, как бы со стороны. Не правда ли, похоже на комнату смеха? Только шизофреник, упорно не понимающий, почему дважды два будет четыре, способен придумать такую веселую пьесу.
Одно фотографирование чего стоит!
Насколько я помню из книги Ю. Торвальда «Сто лет криминалистики», смысл фотографирования состоит в том, чтобы идентифицировать личность и в случае чего при помощи фотографии разыскать для скамьи подсудимых недостающего пассажира. По логике, фотография должна быть максимально приближена к оригиналу. Это по логике, но где в нашем обществе, а тем более в тюрьме, ты эту самую логику видел? Менты не ищут легких путей. Сначала человека помещают в КПЗ, где он не бреется, не стрижется, не моется и т. д. и т. п., с каждым днем становясь всё меньше похожим на того, кем он был на свободе. По прошествии двух месяцев его перевозят в тюрьму и фотографируют. Затем отправляют в камеру, где арестант уже имеет возможность побриться, постричься, болееменее сносно помыться. В результате человек на фотографии прилично отличается не только от того парня, который когдато разгуливал на свободе, но и от того, кто уже отдыхает, развалившись на нарах.
Я както наблюдал за тем, как проходит опознание по фотографии. Следователь подсовывает свидетелю однуединственную фотографию, закрывает левой рукой лоб и прическу, а правой всё, что ниже переносицы. На малюсенькой фотографии три на четыре остаются видны только глаза.
— Он?! — то ли спрашивает, то ли утверждает представитель законности и порядка.
Свидетель нервно посматривает на часы — он явно хочет домой и мычит нечто невразумительное.
Следователь расплывается в довольной улыбке:
— Я так и думал. Значит, он. Расписывайтесь. Вот тут!
Свидетель снова мычит, покрываясь каплями пота. Следователь смотрит исподлобья и повышает тон:
— Расписывайтесь и идите. Мы вас вызовем!
Звучит как ультиматум. Не распишешься — посадят, а по дороге домой ещё нужно зайти в химчистку, продукты купить, ребенка забрать из детского садика. Свидетель расписывается и спешит распрощаться.
Я незаметно подошел к столу и глянул через плечо на фотографию: натуральный фоторобот среднестатистического гражданина. Укажи на любого — не ошибешься.
В тюрьме человек постепенно привыкает к замкнутому пространству, к отсутствию света, к придурковатым сокамерникам. Однако есть вещи, к которым невозможно привыкнуть.
То, что собаками травят арестантов, сущий пустяк в сравнении с жизнью в камере, примыкающей к псарне. Постоянная вонь, нескончаемый лай днем и пронзительный вой по ночам. В шесть утра и в восемь вечера псиный винегрет из запахов и звуков увеличивается десятикратно. Собачек кормят. Если уши ещё есть чем заткнуть, то об армейском противогазе вспоминаешь с глубоким чувством признательности и теплотой.
Не пойму — почему на Западе такие чистые тюрьмы? Куда они девают мусор и грязь? Почему там, за бугром, в еде не плавает мусор и нет проблем с водой и электричеством? В каких инкубаторах выращивают полицейских без явных признаков болезни Дауна на лице? Для меня сие остается загадкой.
Както попалась на глаза книга Д. Мерфи, отсидевшего неполные двадцать лет в самых строгих тюрьмах США. Читаешь как фантастику. Сидят же люди! Чем не пятизвездочный Хилтон?
Когда я был маленьким, Мама часто мне говорила: «Зайди в троллейбус и прочти самое главное правило в жизни: „Не высовывайся!“. Я пытался, но жить, не привлекая к себе внимание окружающих, почемуто не получается.
В тюрьме изза плохого освещения очень быстро падает зрение. Для того, чтобы окончательно не угробить глаза, я попросил достать мне настольную лампу. Оказывается, до меня такая идея никому не приходила в голову. Никогда не думал, что появление столь привычного в быту предмета вызовет такой неподдельный интерес у окружающих.
Вначале понадобилось вмешательство отдельных руководителей государства, чтобы лампа попала в камеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Это, вопервых. Теперь, вовторых. Давай рассудим вместе, где лучше. Бесспорно, для общения и в плане накопления «бесценного жизненного опыта» тридцать девять потенциальных преступников лучше, чем три. Пока пройдешь из одного конца камеры в другой, пообщаешься с одним, вторым, третьим — вот уже и день заканчивается.
В камере на четыре человека, в так называемом «тройнике», особо общаться не с кем. (Да и зачем, если и так есть, чем занять мозги?). Сказать, что в «тройнике» нет пространства — всё равно, что не сказать ничего. В ширину — два метра, в длину — четыре. Теперь поместим в этот прямоугольник сваренные в два яруса четыре железные нары, стол, скамейку, ржавый умывальник, пробьем дырку в полу — и что же останется из свободного места? Когда один из арестантов выпадает на тасы, остальным не остается ничего другого, как находиться на нарах.
В этом отношении в больших камерах, казалось бы, места побольше. Но это только на первый взгляд. Разделив общую площадь на количество человек, получаем в итоге пространство размером в 1,6 кв. метра на человека. В «тройнике» получается 1,9.
Немаловажно и то, сколько человек ходит на одну парашу — сорок или четыре. В «тройниках» намного спокойней и больше порядка. Кто бы там ни сидел, а найти общий язык с тремя легче, чем с тридцатью девятью. Кроме того, в «тройниках» есть ещё и то преимущество, что если вас там сидит четыре человека, то вы и будете сидеть вчетвером. Большие хаты всегда переполнены. Арестантов значительно больше, чем нар. Приходится спать в две смены, что также не прибавляет удобств.
Когда попадаешь в тюрьму, понимаешь — ты здесь надолго. Ждать суда приходится по несколько лет. Ктото не выдерживает и тихо, как бы сам по себе, умирает. Другой пытается покончить с собой. Третий, махнув на всё рукой, опускается и уже ничем не отличается от вонючей бродячей собаки.
То, что стало привычным потом, в первый день вызвало состояние шока, в чемто более сильного, чем сам арест. Я шел сквозь обыски, снятие отпечатков пальцев и прокуренные бетонные боксы, в которых люди от недостатка кислорода теряли сознание, балансируя на лопастях сатанинской мясорубки, перемалывающей человеческую глину в однородную кровавосерую массу. Под насмешки надзирателей. Под лай собак. На пороге двадцать первого века.
Я понял, что выжить можно лишь в том случае, когда твердо знаешь зачем и во имя чего, когда есть четкая цель, а слова любить и ненавидеть уже не просто слова, а смысл оставшейся жизни.
Не такто легко оставаться внешне спокойным, когда исполинская волна глухой злобы и желание мстить переполняют всё естество, наполняют терпким ядом каждую клетку. Нервы не выдерживают, ты переступаешь черту, за которой все тормоза убраны, и ты готов абсолютно на всё, не задумываясь о возможных последствиях. И в этот неотвратимый и роковой миг приходит на помощь Его Величество Смех, спасающий тебя от неминуемого расстрела, а когото из оловянных солдатиков от бесславной гибели в середине рабочего дня.
Поверь: в тюрьме есть над чем посмеяться. Посмотри на себя в зеркало, на то, кем ты был и кем стал. Посмотри на сокамерников, на их быт, на всё, что тебя окружает, как бы со стороны. Не правда ли, похоже на комнату смеха? Только шизофреник, упорно не понимающий, почему дважды два будет четыре, способен придумать такую веселую пьесу.
Одно фотографирование чего стоит!
Насколько я помню из книги Ю. Торвальда «Сто лет криминалистики», смысл фотографирования состоит в том, чтобы идентифицировать личность и в случае чего при помощи фотографии разыскать для скамьи подсудимых недостающего пассажира. По логике, фотография должна быть максимально приближена к оригиналу. Это по логике, но где в нашем обществе, а тем более в тюрьме, ты эту самую логику видел? Менты не ищут легких путей. Сначала человека помещают в КПЗ, где он не бреется, не стрижется, не моется и т. д. и т. п., с каждым днем становясь всё меньше похожим на того, кем он был на свободе. По прошествии двух месяцев его перевозят в тюрьму и фотографируют. Затем отправляют в камеру, где арестант уже имеет возможность побриться, постричься, болееменее сносно помыться. В результате человек на фотографии прилично отличается не только от того парня, который когдато разгуливал на свободе, но и от того, кто уже отдыхает, развалившись на нарах.
Я както наблюдал за тем, как проходит опознание по фотографии. Следователь подсовывает свидетелю однуединственную фотографию, закрывает левой рукой лоб и прическу, а правой всё, что ниже переносицы. На малюсенькой фотографии три на четыре остаются видны только глаза.
— Он?! — то ли спрашивает, то ли утверждает представитель законности и порядка.
Свидетель нервно посматривает на часы — он явно хочет домой и мычит нечто невразумительное.
Следователь расплывается в довольной улыбке:
— Я так и думал. Значит, он. Расписывайтесь. Вот тут!
Свидетель снова мычит, покрываясь каплями пота. Следователь смотрит исподлобья и повышает тон:
— Расписывайтесь и идите. Мы вас вызовем!
Звучит как ультиматум. Не распишешься — посадят, а по дороге домой ещё нужно зайти в химчистку, продукты купить, ребенка забрать из детского садика. Свидетель расписывается и спешит распрощаться.
Я незаметно подошел к столу и глянул через плечо на фотографию: натуральный фоторобот среднестатистического гражданина. Укажи на любого — не ошибешься.
В тюрьме человек постепенно привыкает к замкнутому пространству, к отсутствию света, к придурковатым сокамерникам. Однако есть вещи, к которым невозможно привыкнуть.
То, что собаками травят арестантов, сущий пустяк в сравнении с жизнью в камере, примыкающей к псарне. Постоянная вонь, нескончаемый лай днем и пронзительный вой по ночам. В шесть утра и в восемь вечера псиный винегрет из запахов и звуков увеличивается десятикратно. Собачек кормят. Если уши ещё есть чем заткнуть, то об армейском противогазе вспоминаешь с глубоким чувством признательности и теплотой.
Не пойму — почему на Западе такие чистые тюрьмы? Куда они девают мусор и грязь? Почему там, за бугром, в еде не плавает мусор и нет проблем с водой и электричеством? В каких инкубаторах выращивают полицейских без явных признаков болезни Дауна на лице? Для меня сие остается загадкой.
Както попалась на глаза книга Д. Мерфи, отсидевшего неполные двадцать лет в самых строгих тюрьмах США. Читаешь как фантастику. Сидят же люди! Чем не пятизвездочный Хилтон?
Когда я был маленьким, Мама часто мне говорила: «Зайди в троллейбус и прочти самое главное правило в жизни: „Не высовывайся!“. Я пытался, но жить, не привлекая к себе внимание окружающих, почемуто не получается.
В тюрьме изза плохого освещения очень быстро падает зрение. Для того, чтобы окончательно не угробить глаза, я попросил достать мне настольную лампу. Оказывается, до меня такая идея никому не приходила в голову. Никогда не думал, что появление столь привычного в быту предмета вызовет такой неподдельный интерес у окружающих.
Вначале понадобилось вмешательство отдельных руководителей государства, чтобы лампа попала в камеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66