Он долго-долго не раскрывал рта. И Спантамано
показалось, будто Танаоксар заснул. Огорченный согдиец хотел уже уйти, но
массагет заговорил опять:
- Скажи, человек, зачем ты явился ко мне?
Не утомят ли тебя мои слова, отец?
- Нет. Меня... уже ничего не утомляет. Рассказывай.
- Я страдаю, отец... - Потомок Сиавахша вздохнул; вздох его походил
скорей на стон. - С детских лет я всегда к чему-то стремился. Искал
богатства. Хотел славы. Жаждал женской ласки. И что же? Все оказалось
пустым, как дым вот этого костра. Уже ничего не радует меня на земле.
Чувствую, конец мой близок, и нет мне утешения, ибо я не знаю, для чего
жил и для чего страдал. Скажи: есть ли на свете что-нибудь, что примирило
бы человека с грядущим? Или человек самой судьбой обречен мучиться здесь и
с мукой уходить туда, во тьму, кляня и жизнь и смерть?
Спантамано с тоской глядел на Танаоксара.
Массагет опять долго молчал, потом заговорил так же задумчиво,
медленно и глухо, словно рассказывал древнее предание:
- Двести лет... Двести лет прошло с тех пор, как я родился от моей
матери и от моего отца. Много видели за это время мои глаза. Но я... не
помню, уже не помню всего. Все, что было мелко, то забыто. Но важное...
оно держится в моей памяти и сейчас.
Массагет склонил голову и подпер подбородок руками.
- Вижу как сегодня... воинов персидского царя Дариавуша Первого,
бредущих по нашей земле. Это было... сто девяносто лет назад. Я был тогда
ребенком и еще не носил на груди родового знака. Персы убивали наших
отцов. Продавали в рабство матерей. Разрушали жилища. Великое бедствие
постигло страну массагетов. У нас не хватало воинской силы. И враги уже
били в барабаны и пели песню победы...
Но вот нашелся человек, который решил принести себя в жертву ради
спасения родного племени. То был простой пастух. Его звали Ширак. Он
перебежал к персам и выдал себя за их друга. Он завел врага в пустыню, и
войско Дариавуша пропало среди песчаных бугров. Ширака убили. Но массагет
умер с легким сердцем. А почему? Потому, что он старался не ради себя. Он
шел на гибель ради всех. Ширак погиб, зато его народ, благодаря мужеству
пастуха, живет по своим законам и сейчас.
Ты слышишь, мой сын? Ради всех! А ты жил только для себя. Для себя
хотел богатства. Для себя жаждал славы. Для себя искал радостей. Поэтому
тебе и страшно перед концом, - ведь когда ты уйдешь туда, откуда нет
возврата, и богатства, и слава, и любовь твоя развеются как дым. Не
исчезает та слава, которую человек добыл, борясь не за свой живот, а за
всех. Вот, прошло сто девяносто лет, а слава Ширака не померкла среди
массагетов. И никогда не померкнет. А кто помнит имена кичливых и глупых
людей, считавших себя лучшими на земле? Так забудется и твое имя, если не
отдашь жизнь свою за народ.
- Я на стороне народа, - грустно сказал Спантамано, - однако душе
моей от этого не легче.
- Ты на стороне народа? - Старец медленно покачал головой. - Послушай
голос твоего существа и скажи: что у тебя на стороне народа - разум или
сердце?
Спантамано поразился. Разум или сердце? Ему вспомнилась Мараканда.
Войско распадается. Спантамано приходится выбирать между двумя Согдианами.
И он выбирает Согдиану простых людей. Почему? Он видел тогда: за народом -
сила. Значит, разум... разум заставил его сделать этот шаг? А сердце? А
сердце не болело за народ, оно болело за потомка Сиавахша. Спантамано
растерялся... и ничего не сказал.
- Вот видишь? - усмехнулся Танаоксар, как бы читая в душе согдийца.
Спантамано слушал Танаоксара затаив дыхание; иногда оно прерывалось
глубоким, судорожным вздохом, затем становилось тихим и послушным.
- Танаоксар знает: тебе трудно, - продолжал слепой. - Чем владел,
того лишился. Во что верил, в том разуверился. Чего желал, того не
добился. Знатные не поддержали тебя. Простые поддерживают, но плохо
владеют оружием. Жена собирается тебя покинуть. Искендер Зулькарнейн не
побежден. Так я говорю?
- Так, - прошептал согдиец.
- Ну и что же? - Голос Танаоксара окреп. - Зато ты положил начало
славной войне против Искендера. Твое имя послужит путеводной звездой для
грядущих поколений. Через год будет сто Спантамано. Через десять лет -
тысячи Спантамано. Через сто лет - десятки тысяч Спантамано! Из одного
зерна, брошенного тобой в землю, вырастет много, без конца много зерен. И
они тоже прорастут. Они тоже дадут новые зерна. И рано или поздно враг
понесет заслуженную кару. Великие дела не свершаются сразу. Нападай!
Сражайся! Когда нужно, отступай. И не забывай, во имя чего борешься.
Танаоксар замолчал, откинулся назад и прислонился к стене. Тысячи
путаных мыслей пролетали в голове Спантамано, как стаи обгоняющих друг
друга стрижей.
- Подбрось в костер толстых сухих ветвей, - приказал Танаоксар.
Спантамано повиновался. В храме стало светло, как днем. Старик жестом
показал согдийцу место у своих ног. - Лежи! Думай!..
Спантамано растянулся на ковре. Он думал до рассвета. Перед
Спантамано развернулось победное шествие необозримых толп. Они шли
огромным волнующимся скопищем откуда-то снизу, из холодной черной мглы,
ровным шагом проходили мимо Спантамано и двигались куда-то вверх, к
розовым вершинам, за которыми разливалось ослепительным морем радостное
сияние. Несметные ряды высоких, плечистых мужчин и тонких женщин выступали
из темноты, гордо откинув голову и протянув руки вперед, к свету, и
растворялись наверху в сверкающих лучах. Их лица были суровы и спокойны, а
поступь тверда и размашиста. Из-под их ног по временам вырывались какие-то
мерзкие твари. Они злобно ощеряли свои пасти и с визгом пропадали в
колеблющемся тумане. Иногда из рядов выходили какие-то бледные, жалкие
существа; они отставали от неудержимого потока, садились у дороги и
плакали. И гремел и разливался над миром чудесный гимн; голоса мужчин,
женщин и детей сливались в захватывающем, крылатом напеве. Целую вечность
мысленно глядел Спантамано на шествие, но ему не было конца.
Под утро он забылся в коротком сне и поднялся освеженный и
удовлетворенный. Лицо его стало суровым и спокойным, как у тех людей,
которых он увидел в ночных размышлениях. В сердце уже не было горечи. Он
знал, для чего существует и ради чего умрет.
- Прощай, отец. - Спантамано поклонился Танаоксару до самой земли. -
Ты, слепой, открыл мне глаза. И пока они не закроются навсегда, я буду
сражаться.
- Возьми и привяжи к своей пике, - сказал Танаоксар, доставая длинную
прядь черных до блеска волос. - И за тобою пойдет каждый честный массагет.
Это волосы Ширака.
С трепетом принял Спантамано дар старого Танаоксара.
- Живи долго, отец.
- Ступай, и да будет тебе благо.
Спантамано быстро вышел из храма и остолбенел. В глаза ударило солнце
- не то, которое вот уже два месяца висело бледным пятном среди туч, а
настоящее солнце юга. За одну ночь ветер переменился и теперь дул со
стороны Марга - теплый, родной, веселый. Небо очистилось и сверкало
прозрачной голубизной. Снег стал рыхлым и с хлюпаньем проваливался под
ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69