Любой тоталитаризм плодит таких псевдоученых тысячами, советский за годы своего су­ществования успел наплодить миллионы. Собственно только они и могли процветать в существовавших условиях. Остальные, кроме немногих «белых ворон» типа Сахарова, оставались в тени или сжи­вались со света.
Реализация каждой из форм общественного сознания имеет свои особенности. Невозможно представить себе, например симфони­ческий оркестр, состоящий из одних первых скрипок, это будет совсемдругой оркестр. Невозможно представить себе выдающуюся певицу, которая одновременно была бы столь же выдающейся бале­риной, драматической актрисой, режиссером, художником, дири­жером, писателем и вдобавок еще архитектором собственного теат­ра. Невозможно представить себе и судью, который был бы одно­временно также прокурором, адвокатом и даже палачом. Тем не менее, именно такая авантюра была предпринята в сфере науки. Правда, она не имела ничего общего с собственно наукой.
Наука – не только одна из форм общественного сознания. Это еще и особая отрасль общественного производства – производства новых знаний. Поэтому ключевая фигура в науке – генератор идей. Это очень редкий дар, который дается лишь одному из ста хороших, добросовестных, настоящих научных работников. При этом обладатель такого дара, как правило, способен генерировать новые идеи всего несколько лет (обычно на третьем десятке лет жизни), после чего столь же обычно почивает на заслуженных лаврах, очень рев­ниво относится к другим новым идеям и старается их придушить, т.е. играет крайне реакционную, негативную роль в развитии науки. Кроме того, он обычно выдает свои идеи в виде очень сырого полуфабриката, который требует значительных усилий, чтобы стать доброкачественной научной продукцией, готовой для формирова­ния теории и внедрения ее в практику.
Вот почему генератору помогает очень много ученых совсем других, но отнюдь не маловажных способностей. Один из них – модератор – находит в работе генератора слабые места и подверга­ет их конструктивной критике. Другой – аниматор – открывает возможности развития сильных сторон. Третий – организатор – координирует деятельность научного коллектива и его связи с вне­шним миром. Четвертый – репродуктор – обладает даром донес­ти идеи генератора до общественности, правительства, студенчества и обеспечить им, таким образом, поддержку, развитие. Пятый (наи­более многочисленная разновидность научных работников) – разработчик, который доводит научную продукцию до нужных конди­ций. Шестой – вспомогательный научный работник, без которого все остальное просто повисает в воздухе. Седьмой – обслуживающий персонал, без которого «повисание в воздухе» остается, даже если остальные проблемы решены.
Требуется оптимальная социальная организация этого на­учного «симфонического оркестра». Во всем цивилизованном мире эта задача решается следующим образом. Основу организа­ции науки составляет автономный университет, независимый от государства. В нем разделяются научная, учебная и хозяйствен­ная часть, администрация которых подотчетна иерархии научных советов. То же самое можно сказать о ректоре университета, дека­нах факультетов, сообразно профилю изучаемых наук и преподава­емых дисциплин, а также заведующих кафедрами – основными ячейками университетов. На кафедрах организуется учебная рабо­та и ведутся фундаментальные исследования. В лабораториях при них ведутся прикладные исследования и проводится студенческая практика. При университете, если необходимо, создаются институ­ты или центры, где ведутся комплексные фундаментально-приклад­ные исследования. Если необходимо, создаются также опытные заводы или другие предприятия. Основная форма привлечения пре­подавателей и исследователей – контракт. Это может быть контракт только на чтение лекций и руководство семинаром или только на определенную исследовательскую работу, скажем, с подготовкой по ее итогам научной монографии, или, в определенной пропорции на то и другое, по заранее оговоренным условиям.
Никому не приходит в голову отрывать преподавательскую ра­боту от исследовательской. Ибо ученый без своей школы – науч­ный кастрат. А преподаватель без связи с наукой всего лишь плохой «репродуктор». Никому не приходит в голову и отрывать фунда­ментальные исследования от прикладных, а те, в свою очередь, – от опытно-практических разработок на их основе. Ибо в науке очень затруднителен формальный контроль за количеством и качеством научной продукции (можно нагромоздить ради отчета гору ненуж­ного или, как оказывается много позднее, гору вздорного). Важен только конечный результат в виде готовых знаний, имеющих хотя бы в перспективе практическое значение. Если же процесс разорвать, то фундаментальные исследования становятся бесплодной пожиз­ненной синекурой, прикладные сводятся к сплошному «научному прикрытию» политики начальства, обычно не имеющей ничего общего с наукой, а разработки и вовсе погрязают в рутине, оторванной от науки.
В качестве почетного члена Всемирной федерации исследований будущего и со-президента комитета исследований будущего Международной социологической ассоциации я имел обширные научные контакты с коллегами многих стран мира, побывал у многих из них, десятки из них являются моими добрыми знакомыми, нескольких считаю давними друзьями. В беседах со мною ни один не оценил социальную организацию науки в своей стране как безупречную – у всех нашлись серьезные критические замечания. Точно так же ни один из них не является восторженным поклонником своего правительства – обычный скепсис каждого настоящего ученого. Но если бы эти люди узнали, что произошло с наукой в Советском Союзе, – они признали бы организацию науки в своей стране идеальной, а свое правительство – гениальным.
Наука всегда была для всех фанатиков-авантюристов мира не формой общественного сознания и не производством новых знаний, а всего лишь инструментом для укрепления своего господства. Впрочем, это относится не только к науке – к любой другой форме общественного сознания. Не составляли исключения из это­го правила фанатики-авантюристы, пришедшие к власти в России, фашистской Германии и Италии, на Кубе, в Ираке, Северной Корее, других странах мира.
Перед Сталиным, когда он к 1927 г. стал единоличным дик­татором, встали две задачи: 1) привлечь в науку, подорванную Гражданской войной и разрухой после нее, достаточное количе­ство людского персонала; 2) полностью подчинить ученых сво­ему диктату, сделать их слепыми орудиями укрепления его все­властия.
Надо сказать, что обе задачи были решены блестяще, трагичес­кие последствия чего мы ощущаем до сих пор. Прежде всего, Ста­лин столкнулся с крайней скудостью кадрового потенциала, низким социальным престижем науки и нежеланием талантливой молоде­жи идти в науку.
В царской России насчитывалось всего чуть более 14 тыс. уче­ных. Из них подавляющее большинство – простые «репродукто­ры» на лекциях и семинарах в университетах. Собственно исследо­вателей было всего несколько сот человек – мы знаем сегодня по­чти всех их по именам. В ходе Гражданской войны многие были убиты, погибли от голода или болезней, эмигрировали или были изгнаны из страны, другие полностью деморализованы и отошли от научной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113