В результате, за исключением сравнительно немногих «белых ворон», выжили те, кто сумел приспособиться к условиям тоталитаризма и кого тот сделал такими, каковы они есть. Остальным было просто не выжить.
Такова была формальная социальная структура советского об­щества, и за десяток лет после крушения СССР она, конечно же, не могла серьезно измениться ни в одной из его республик, начиная с России.
Перейдем теперь от формальной к фактической стороне дела. Отметим, что советские догматики напрасно выдумыва­ли догмы о социальной структуре общества. За пять тысяч лет до них это гораздо лучше сделали совсем другие люди, жившие в таком же разбойничьем государстве, каким, по сути, является каж­дая империя. Они создали классификацию, которую можно уверен­но применять к каждому государству с древнейших времен до наших дней. Специфика в каждом случае, конечно, имеется. Но в общем трудно ошибиться: всюду одно и то же. С американской, допу­стим, спецификой я знаком поверхностно, зато советскую (включая российскую) знаю досконально, как социолог-профессионал.
Шайку отъявленных разбойников, которые силой оружия подчи­няют себе остальных, эти умные люди в Древней Индии назвали «кшатрии» (воины). А тех, кто уговаривает их жертвы не сопротив­ляться, – «брахманы» (жрецы). Из прочих, тех, кто устроился по­приличнее, – «вайшии» (торговцы), остальных – «шудры» (крестьяне, ремесленники, слуги). Наконец, совсем уж обездоленных, за­видующих даже шудрам, – «парии» (это слово вошло во все языки мира и перевода не требует).
В царской России эта классификация сохранялась очень четко: кшатрии – дворяне; брахманы—духовенство, чиновничество (за рамками дворянства), немногочисленные деятели науки и искусст­ва; вайшии – купцы и мещане (мелкие торговцы, зажиточные ре­месленники); шудры – крестьяне, рабочие, прислуга; парии – ди­кие кочевники. В Советском Союзе та же классификация выглядит сложнее. Но она – та же, а не какая-нибудь другая.
Вот советские «кшатрии». Формально это 43 млн. служащих, вклю­чая 18 млн. начальников всех степеней и 4 млн. солдат (1985 г.) – с семьями треть населения страны. Но фактически отсюда надо ис­ключить «нищее дворянство» – низших и средних начальников, чей образ жизни не отличим от шудр или, в лучшем случае, самых бед­ных вайшиев. Не относятся сюда и солдаты, которые намного ближе к париям. Зато фактически сюда надо причислить верхушку брахма­нов и вайшиев, чей образ жизни не отличим от аристократии совет­ского общества. В итоге получается всего 2—3 млн. чел. на весь быв­ший СССР (с семьями – не более 10 млн., т.е. примерно 2—3% насе­ления). Количественно каста совершенно ничтожная, но политичес­ки – огромная, всемогущая сила, подлинные хозяева страны (вплоть до сегодняшнего дня).
Кшатрии на советском новоязе назывались «номенклатурой» (буквально: перечень должностей). Формально это понятие отно­сится ко всем служащим, только разного уровня: существовала но­менклатура районного комитета партии, областного, республикан­ского, наконец, центрального. Но когда термин употреблялся без пояснений, все понимали, что речь идет только о последнем звене.
Если отбросить в сторону многочисленные формальности, ко­торые только мешают разглядеть подлинное положение вещей, то нетрудно увидеть, что речь идет не просто о разных должностях – о существенной разнице в уровне, качестве, стиле, во всем образе жизни. В этом отношении советские кшатрии отличались от брахма­нов и вайшиев (кроме верхушки тех и других), не говоря уже о шуд­рах и тем более о париях, гораздо больше, чем типичный американ­ский миллионер от типичного безработного. Здесь разница более похожа на различие между знатным и богатым французским или английским дворянином и бедняком из простонародья.
Типичный шудра (а также низшие слои брахманов и вайшиев) живет в многоквартирном доме, который в любом городе Северной Америки или Западной Европы отнесли бы к разряду гарлемских трущоб. Живет на жилой площади в среднем по 5 кв.м на человека, редко выше 10 кв.м, нередко меньше 2—3 кв.м (и тогда долгими годами, иногда лет двадцать, стоит в очереди «на улучшение жилищ­ных условий»). Счастье, если квартира отдельная, т.е. в одной комна­те спят родители, в другой – дети, в одной обедают и смотрят теле­визор, в другой – читают или учат уроки. Несчастье, если квартира коммунальная, т.е. в каждой из нескольких комнат живет по семье, и тогда бесконечные скандалы на общей кухне из-за пользования об­щим туалетом и прихожей неизбежны. При этом без конца перебои с водой и электричеством, а зимой – с центральным отоплением (до сего дня включительно!).
Питается шудра дома, в основном, хлебом, картофелем, кашей, супом из овощей. Мясо, молоко, сыр, творог, фрукты – роскошь, далеко не каждый день. И за продуктами надо было почти ежеднев­но стоять в очереди 2—3 часа. Работающие, учащиеся, дети в детса­дах получали свой ленч (который здесь называется обедом) в обще­ственной столовой, причем почти всегда такого отвратительного качества, что столовые презрительно называют «отравиловка». Ка­чество продуктов вообще всюду настолько низкое, что работники иностранных посольств предпочитали привозить все (включая питьевую воду) из-за рубежа.
Одевается шудра в произведения отечественных фабрик, которые европейский или американский потребитель не купил бы даже на распродаже по цене 1 доллар за костюм, обувь или за пластиковую сумку, набитую бельем. Но и на такую одежду приходилось откладывать из зарплаты полгода-год, выстаивая в многочасовых очередях за тем, что подешевле. Пределом мечтаний были импортные куртка, джинсы, кроссовки – но это так дорого, что родители собирали своим любимым детям деньги, словно на автомашину.
Отпуск шудра проводит в собственном жилье и на лавочке у подъезда собственного дома. Только некоторым детям был гарантирован летом один месяц «пионерского лагеря» (неотличимого от ус­ловий школы), да еще время от времени кому-то доставалась льгот­ная путевка по символической цене в дом отдыха – полная цена большинству была и остается недоступной, – но и там спальная палата на четверых-восьмерых и питание во все той же «отравиловке».
Если шудра заболеет, он идет в очередь из полусотни человек в бесплатную поликлинику, и после двух-трех часов ожидания его в течение 5 минут осмотрят, выпишут рецепт и выставят за дверь с возгласом: «Следующий!». О систематическом медицинском наблю­дении не может быть и речи. Если шудра заболеет серьезно – его кладут в бесплатную больницу примерно на тех же условиях, что и в дом отдыха (палата на 4, 8, 12 и даже 24 койки, «отравиловка» и пр.).
Наконец, когда шудра умрет (а он обычно не особенно долго заживается на этом свете), начинаются бесконечные мучения с его похоронами. Его хоронят на «обычном» кладбище, подальше от го­рода, куда потом трудно будет ездить ухаживать за могилой. При этом каждый шаг – от обязательного свидетельства о смерти до опускания гроба в землю – оплачивается по нарастающей все бо­лее крупной купюрой, для чего в каждой семье долгими годами копится специальный денежный фонд. Мучения на похоронах сопо­ставимы по своей огорчительности только с мучениями матери в «обычном» родильном доме, где болезнетворные микробы (такие родильные дома обычно заражены стафилококком) успешно со­перничают с привычной грубостью обслуживающего персонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113