Это — граф И. Г. Головин. Он занимался сочинительством, любой ценой пытаясь снискать снисхождение русского правительства, которое рассердилось на него по какому-то поводу. Но даже неумеренная хвала Николаю I ему не помогла. Головин так и остался в эмиграции, вечно искал денег, затевал разнообразнейшие аферы.
Граф Дорер написал интересную статью в либеральном журнале «Ле корреспонданс», в которой давал объективную оценку книге де Кюстина. «Долгое пребывание в России, — писал граф Дорер, — дает нам возможность засвидетельствовать величайшую справедливость всего сказанного де Кюстином, особенно же его мыслей по поводу нетерпимости, столь активно проявляющейся в политике русского правительства настоящего царствования. Ничто в Европе не похоже на совершенный деспотизм русского царя, который, если бы ему было доступно, отнял бы у человека возможность думать».
Значение книги де Кюстина первым понял Герцен. «Теплое начало его души, — писал он вскоре по выходе книги, — сделало особенно важной эту книгу; она вовсе не враждебна России. Напротив, он более с любовью изучал нас и, любя, не мог не бичевать многого, что нас бичует».
Пять лет спустя после выхода книги де Кюстина Герцен снова высказывается о ней. Сначала он признавался, что глубоко страдал от трагической истины, которую услышал о России из уст этого иностранца. «Книга эта действует на меня, как пытка, как камень, приваленный к груди, и я не смотрю на его промахи, основа воззрения верна. И это страшное общество, и эта страна — Россия».
С течением времени эти чувства улеглись. Герцен дает более спокойную и объективную оценку этому литературному труду. В своей статье «Россия» он отмечал, что книга де Кюстина содержит много преувеличений и в ней заметно неумение отличить качества народа от характера правительства. Герцен писал, чго придворные впечатления от Петербурга у этого путешественника так сильны, что этим цветом он окрашивает все остальное виденное и слышанное. «Его наблюдения ограничились лишь тем миром, который он удачно назвал „миром фасадов“. Он виноват, конечно, в том, что ничего не захотел увидеть позади этих фасадов. Величайшим заблуждением поэтому является утверждение Кюстина, что в России царский двор составляет все. Эти качества книги Кюстина не мешают, однако, оставаться ей столь же блестящей в той части, которая характеризует императора и его двор. Кюстин совершенно прав по отношению к тому мирку, который он избрал центром своей деятельности, и если он пренебрег двумя третями русской жизни, то прекрасно понял его последнюю треть и мастерски охарактеризовал ее».
Целые десятилетия после появления книги «Россия в 1839 году» не прекращалась полемика вокруг нее. Книга была страстным политическим памфлетом против николаевской России. Надменное лицо Николая I получило одновременно карикатурный и жестокий вид. Этот осмеянный образ не могли приукрасить ни царское великолепие беспрерывных празднеств в Петербурге, ни фальсификации его раболепных литературных слуг. Француз де Кюстин нарисовал правдивый портрет кровавого самодержца, который жестоко преследовал каждого, кто думал не так, как он.
«Я поклялась…»
Француженка Камилла Ле-Дантю спустя пять лет после восстания декабристов получила право называться декабристкой!
Одна из самых романтических историй, связанных с заточением героев 14 декабря, — это судьба ротмистра Василия Ивашева, сына знаменитого генерала П. Ивашева, начальника штаба генералиссимуса Суворова…
Молодой декабрист Ивашев был осужден на 20 лет каторги в Сибири. Он не может свыкнуться с заточением в Петровском заводе. Три года терпит обиды, живет в тесной камере, мерзнет от холода, копает руду, его охраняют солдаты как опасного преступника. Он находится в одной камере с декабристами Мухановым и Завалишиным. Они вместе делят все невзгоды. Но Василий Ивашев непримирим. У него буйная голова, гордый и независимый характер.
Ивашев решает бежать.
Он связывается с каким-то уголовным каторжником, который начинает его убеждать, что бежать совсем нетрудно. Он уже приготовил в ближайшем лесу укрытие с запасом продуктов. Предлагает декабристу вывести его из тюрьмы, сопровождать до подземного укрытия в лесу и затем на лодке по Амуру бежать в Китай.
Этот план был настолько авантюристским и опасным, что его товарищи решительно воспротивились побегу. Муханов рассказал Басаргину о планах Ивашева, просил поговорить с ним, разубедить его.
Басаргин пользовался большим уважением и авторитетом у сосланных на каторгу декабристов. Но даже он не смог повлиять на молодого Ивашева! Басаргин твердил, что доверяться уголовнику очень опасно. Тот может предать его, чтобы получить вознаграждение от властей, или просто убить в лесу с целью ограбления. У Ивашева было 1500 рублей, которые его отец через верных людей прислал ему в Сибирь…
Много дней и ночей товарищи Ивашева спорили, просили его отказаться от этой глупости. Но он отвечал им, что предпочитает погибнуть, но погибнуть на свободе! Он говорил, что не может больше терпеть унизительное рабское положение, в котором находится. Мечтает побыть на свободе хотя бы несколько часов.
Назначен день побега. Уголовный каторжник подпилил деревянную ограду тюрьмы.
И тогда решительно и твердо вмешался Басаргин. Он пришел к своему младшему товарищу и заявил, что побег не является его чисто «личным делом». Любой такой план следует обсудить с товарищами-декабристами, чтобы уяснить все детали и возможные неожиданности. Но для этого необходимо время. И он попросил Ивашера отложить побег на неделю.
— А если я не согласен откладывать побег? — спросил Ивашев.
— Если ты не согласен, — с жаром воскликнул Басаргин, — ты заставишь меня из любви к тебе сделать то, чего я сам гнушаюсь. Сразу же попрошу встречи с комендантом и расскажу ему обо всем. Ты меня хорошо знаешь и поверишь, что я это сделаю по убеждению, что это единственный способ спасти тебя.
Муханов и другие декабристы, знавшие о намерении Ивашева, поддержали Басаргина.
Ивашев обещал подождать неделю.
И спустя всего лишь три дня после этого разговора, когда у Ивашева и Басаргина снова разгорелся спор о побеге, появился унтер-офицер и сообщил Ивашеву, что его вызывает комендант Лепарский.
Ивашев с ужасом взглянул на своего товарища. У него вспыхнуло подозрение, что раскрыт план его побега. Подозрение пало на Басаргина.
Басаргин спокойно выдержал этот взгляд младшего товарища. Ивашев покраснел и проговорил:
— Прости меня, дружище Басаргин, за минутное подозрение. Но что все-таки это может означать? Зачем меня вызывает генерал? Ничего не понимаю.
Прошло два часа, а Ивашев все еще не возвращался. Это были минуты большой тревоги и опасения. Декабристы думали, что план побега раскрыт.
Поздно вечером Ивашев вернулся к своим товарищам. Он был сильно взволнован. Друзья попросили его успокоиться и рассказать обо всем спокойно.
Оказывается, что генерал Лепарский вызывал его, чтобы показать ему два письма. Их прислала коменданту его мать. В них были копии переписки между его матерью и матерью француженки Камиллы Ле-Дантю.
Камилла Ле-Дантю с юных лет жила в доме генерала Ивашева и воспитывалась вместе с его дочерьми, сестрами ротмистра Василия Ивашева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Граф Дорер написал интересную статью в либеральном журнале «Ле корреспонданс», в которой давал объективную оценку книге де Кюстина. «Долгое пребывание в России, — писал граф Дорер, — дает нам возможность засвидетельствовать величайшую справедливость всего сказанного де Кюстином, особенно же его мыслей по поводу нетерпимости, столь активно проявляющейся в политике русского правительства настоящего царствования. Ничто в Европе не похоже на совершенный деспотизм русского царя, который, если бы ему было доступно, отнял бы у человека возможность думать».
Значение книги де Кюстина первым понял Герцен. «Теплое начало его души, — писал он вскоре по выходе книги, — сделало особенно важной эту книгу; она вовсе не враждебна России. Напротив, он более с любовью изучал нас и, любя, не мог не бичевать многого, что нас бичует».
Пять лет спустя после выхода книги де Кюстина Герцен снова высказывается о ней. Сначала он признавался, что глубоко страдал от трагической истины, которую услышал о России из уст этого иностранца. «Книга эта действует на меня, как пытка, как камень, приваленный к груди, и я не смотрю на его промахи, основа воззрения верна. И это страшное общество, и эта страна — Россия».
С течением времени эти чувства улеглись. Герцен дает более спокойную и объективную оценку этому литературному труду. В своей статье «Россия» он отмечал, что книга де Кюстина содержит много преувеличений и в ней заметно неумение отличить качества народа от характера правительства. Герцен писал, чго придворные впечатления от Петербурга у этого путешественника так сильны, что этим цветом он окрашивает все остальное виденное и слышанное. «Его наблюдения ограничились лишь тем миром, который он удачно назвал „миром фасадов“. Он виноват, конечно, в том, что ничего не захотел увидеть позади этих фасадов. Величайшим заблуждением поэтому является утверждение Кюстина, что в России царский двор составляет все. Эти качества книги Кюстина не мешают, однако, оставаться ей столь же блестящей в той части, которая характеризует императора и его двор. Кюстин совершенно прав по отношению к тому мирку, который он избрал центром своей деятельности, и если он пренебрег двумя третями русской жизни, то прекрасно понял его последнюю треть и мастерски охарактеризовал ее».
Целые десятилетия после появления книги «Россия в 1839 году» не прекращалась полемика вокруг нее. Книга была страстным политическим памфлетом против николаевской России. Надменное лицо Николая I получило одновременно карикатурный и жестокий вид. Этот осмеянный образ не могли приукрасить ни царское великолепие беспрерывных празднеств в Петербурге, ни фальсификации его раболепных литературных слуг. Француз де Кюстин нарисовал правдивый портрет кровавого самодержца, который жестоко преследовал каждого, кто думал не так, как он.
«Я поклялась…»
Француженка Камилла Ле-Дантю спустя пять лет после восстания декабристов получила право называться декабристкой!
Одна из самых романтических историй, связанных с заточением героев 14 декабря, — это судьба ротмистра Василия Ивашева, сына знаменитого генерала П. Ивашева, начальника штаба генералиссимуса Суворова…
Молодой декабрист Ивашев был осужден на 20 лет каторги в Сибири. Он не может свыкнуться с заточением в Петровском заводе. Три года терпит обиды, живет в тесной камере, мерзнет от холода, копает руду, его охраняют солдаты как опасного преступника. Он находится в одной камере с декабристами Мухановым и Завалишиным. Они вместе делят все невзгоды. Но Василий Ивашев непримирим. У него буйная голова, гордый и независимый характер.
Ивашев решает бежать.
Он связывается с каким-то уголовным каторжником, который начинает его убеждать, что бежать совсем нетрудно. Он уже приготовил в ближайшем лесу укрытие с запасом продуктов. Предлагает декабристу вывести его из тюрьмы, сопровождать до подземного укрытия в лесу и затем на лодке по Амуру бежать в Китай.
Этот план был настолько авантюристским и опасным, что его товарищи решительно воспротивились побегу. Муханов рассказал Басаргину о планах Ивашева, просил поговорить с ним, разубедить его.
Басаргин пользовался большим уважением и авторитетом у сосланных на каторгу декабристов. Но даже он не смог повлиять на молодого Ивашева! Басаргин твердил, что доверяться уголовнику очень опасно. Тот может предать его, чтобы получить вознаграждение от властей, или просто убить в лесу с целью ограбления. У Ивашева было 1500 рублей, которые его отец через верных людей прислал ему в Сибирь…
Много дней и ночей товарищи Ивашева спорили, просили его отказаться от этой глупости. Но он отвечал им, что предпочитает погибнуть, но погибнуть на свободе! Он говорил, что не может больше терпеть унизительное рабское положение, в котором находится. Мечтает побыть на свободе хотя бы несколько часов.
Назначен день побега. Уголовный каторжник подпилил деревянную ограду тюрьмы.
И тогда решительно и твердо вмешался Басаргин. Он пришел к своему младшему товарищу и заявил, что побег не является его чисто «личным делом». Любой такой план следует обсудить с товарищами-декабристами, чтобы уяснить все детали и возможные неожиданности. Но для этого необходимо время. И он попросил Ивашера отложить побег на неделю.
— А если я не согласен откладывать побег? — спросил Ивашев.
— Если ты не согласен, — с жаром воскликнул Басаргин, — ты заставишь меня из любви к тебе сделать то, чего я сам гнушаюсь. Сразу же попрошу встречи с комендантом и расскажу ему обо всем. Ты меня хорошо знаешь и поверишь, что я это сделаю по убеждению, что это единственный способ спасти тебя.
Муханов и другие декабристы, знавшие о намерении Ивашева, поддержали Басаргина.
Ивашев обещал подождать неделю.
И спустя всего лишь три дня после этого разговора, когда у Ивашева и Басаргина снова разгорелся спор о побеге, появился унтер-офицер и сообщил Ивашеву, что его вызывает комендант Лепарский.
Ивашев с ужасом взглянул на своего товарища. У него вспыхнуло подозрение, что раскрыт план его побега. Подозрение пало на Басаргина.
Басаргин спокойно выдержал этот взгляд младшего товарища. Ивашев покраснел и проговорил:
— Прости меня, дружище Басаргин, за минутное подозрение. Но что все-таки это может означать? Зачем меня вызывает генерал? Ничего не понимаю.
Прошло два часа, а Ивашев все еще не возвращался. Это были минуты большой тревоги и опасения. Декабристы думали, что план побега раскрыт.
Поздно вечером Ивашев вернулся к своим товарищам. Он был сильно взволнован. Друзья попросили его успокоиться и рассказать обо всем спокойно.
Оказывается, что генерал Лепарский вызывал его, чтобы показать ему два письма. Их прислала коменданту его мать. В них были копии переписки между его матерью и матерью француженки Камиллы Ле-Дантю.
Камилла Ле-Дантю с юных лет жила в доме генерала Ивашева и воспитывалась вместе с его дочерьми, сестрами ротмистра Василия Ивашева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116