12 октября 1770 года.
Мария-Жозефина Савойская, невеста Станни, уже три дня как прибыла в Версаль, и все только и говорят о том, какая она уродина.
Она не только невысокая и толстая, но вдобавок над верхней губой у нее растут самые настоящие черные усы, а брови густые и черные, совсем как у отца Куниберта. Лицо ее отвратительного кирпично-красного цвета, испещрено оспинами, а волосы уложены в прическу, которая вышла из моды при нашем дворе (ага, я уже называю его «нашим» двором) вот уже как год.
– Моя супруга, может быть, и не самая красивая женщина при дворе, но ее родственники уверяют, что она исключительно плодовита, – заявил Станни в ответ на критику в адрес своей нареченной. – У матери Жозефины было четырнадцать сыновей и дочерей, а ее бабушка родила аж девятнадцать отпрысков.
– И все они были такими же уродливыми, – ядовито поинтересовалась мадам Дю Барри, – или не повезло только ей одной?
Станни уставился на любовницу своего деда, и голос его был преисполнен презрения, равно как и его взгляд.
– Зато все они были особами королевской крови, – многозначительно ответил он, – и среди них не нашлось ни единой шлюхи.
Король, кажется, вообще не замечает будущей супруги Станни. Впрочем, один раз он заметил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– По-моему, ей нужно чаще мыть шею.
Прекрасно помня, как одиноко и грустно мне было в самом начале жизни во Франции, я пригласила Жозефину на партию в пикет. А потом даже дала ей поносить кое-какие из своих драгоценностей, поскольку собственных украшений у нее очень мало, а Станни жаден и не озаботился подарить ей несколько безделушек. Такое впечатление, что состояние семьи Савойских заключается в детях, а не в золоте и драгоценностях. Ходят слухи, что приданое Жозефины составляет всего лишь жалких пятнадцать тысяч флоринов и что большая его часть никогда не будет выплачена.
Мы с Жозефиной понравились друг другу, хотя она старается вести себя тихо и незаметно, а по-французски говорит с сильным итальянским акцентом. Впрочем, она изрекает лишь банальности вроде «Передайте мне, пожалуйста, пирожные к чаю» или «Ваш мопс необыкновенно мил». Теперь у меня уже две новые комнатные собачки, и я пообещала подарить ей щенка из следующего помета.
28 октября 1770 года.
Жена Эрика раздается в талии буквально на глазах. Всякий раз, глядя на нее и вспоминая о том, чьего ребенка она носит, я испытываю болезненный укол ревности.
4 ноября 1770 года.
Сегодня вечером Луи устраивает бал в честь моего пятнадцатилетия. Ради того, чтобы оказать мне честь и доставить удовольствие, он надел один из своих великолепных костюмов, отделанных серебром, и даже попытался танцевать. Он уже некоторое время раз в неделю берет уроки танцев, стараясь выучить движения полонеза. И вот на балу, чтобы сделать мне приятное, он изо всех сил пытался совладать со своими ногами и двигаться в такт мелодии, которую наигрывал скрипач. Я благодарна ему за усердие. Я ведь знаю, как он ненавидит праздничные наряды и танцы. Я также знаю, что нынче вечером он старался изо всех сил, но не сумел преодолеть свою неуклюжесть, а потому гости избегали смотреть на него, пока он танцевал.
Станни и Жозефина тоже присутствовали на балу, и когда Станни за спиной брата принялся передразнивать его неловкие движения, то со всех сторон раздались приглушенные смешки. Кто-то, я не видела, кто именно, негромким голосом затянул гнусный памфлет о Людовике.
Тук-тук, где же твой член?
Он не влезает в дофину?
Часы бьют раз,
Где твой сын?
Когда часы пробьют два,
Дофина превратится в шлюху.
Луи так расстроился, что когда в полночь подали угощение, то принялся за обе щеки уплетать жареного поросенка с трюфелями и черепаховый суп, заедая все это сладким заварным кремом. Естественно, его стошнило прямо на стол.
Станни громко расхохотался, а герцог де Шуазель поднялся на ноги и громко объявил, что бал закончен, после чего разогнал музыкантов. Гости и приглашенные поспешно разошлись. Мой день рождения оказался безнадежно испорчен.
19 ноября 1770 года .
Сегодня ко мне приходил граф Мерси. По выражению его лица я сразу же заключила, что он намерен сообщить нечто важное, и внутренне подобралась. Он обладает обходительными манерами, но при этом всегда знает, чего хочет, и добивается своего. Я уже начала страшиться наших с ним разговоров.
– Антония, дорогая моя, я вижу, что вы уже совершенно оправились… – начал он, удобно устроившись в моей гостиной и небрежным движением руки отсылая слуг.
– Благодарю вас, граф. Со мной все в порядке.
Он приветливо кивнул, не торопясь перейти к делу, ради которого нанес мне визит. Я терпеливо ждала.
– Антония, я раздумывал над решением дилеммы – вашей и Людовика. Вы, должно быть, отдаете себе отчет в том, что обязательно должны подарить Луи сына. А лучше двух или трех. И если уж он не способен зачать этих детей сам, мне кажется, мы вполне можем прибегнуть к невинному обману – ради блага всей семьи и сохранения династии.
– К обману? К чему вы клоните, граф? – недоуменно поинтересовалась я.
– Буду с вами откровенен. Мы можем подыскать другого мужчину, который занял бы место вашего мужа.
Я смотрела на него во все глаза и решительно не знала, что сказать.
– Без сомнения, вы понимаете, сколь много поставлено на карту. Союз Австрии и Франции необходимо укрепить, а сделать это может только рождение ребенка. Две династии должны стать одной. В противном случае наши враги могут воспользоваться сложившимся положением. Не стану скрывать, в Версале уже поговаривают о том, чтобы аннулировать ваш брак и отправить вас назад в Вену.
Сердце замерло, а потом радостно забилось у меня в груди. Я была бы счастлива, если бы представилась возможность вернуться домой – к маме, Иосифу и своей семье. Но, разумеется, возвращение мое будет сопряжено с унижением – я не смогла сделать того, чего от меня ожидали. Я неизбежно навлеку позор и бесчестье на свою семью. А если верить Мерси, и политическую катастрофу тоже.
Я сделала попытку разобраться в последствиях.
– Если наш брак будет аннулирован, означает ли это начало войны? – после долгого молчания спросила я.
– Очень возможно.
– Мама отнюдь не обрадуется тому, что наши армии снова должны будут сражаться.
– Поэтому всегда предпочтительнее отыскать альтернативу военным действиям. Именно об этом я и говорю. Я предлагаю найти сильного, здорового, благоразумного и сдержанного молодого дворянина, похожего на вашего супруга телосложением, цветом волос и глаз, который согласится занять его место в вашей постели. И когда ваши дети появятся на свет, они будут похожи на Людовика, пусть даже отцом их будет другой мужчина. Никто и никогда не узнает правды, за исключением меня, вас и Людовика. И этого дворянина, естественно.
– Но ведь это будет означать обман!
– Назовем это ложью во спасение.
Я посмотрела графу прямо в глаза.
– Ложь всегда остается ложью. Или действительно существует ложь во спасение?
– Я всю жизнь служу дипломатом, ваше высочество, и могу вас уверить, что такое понятие действительно имеет место быть.
Воцарилось долгое молчание: я размышляла над предложением графа. То есть для сохранения своего брака и чтобы послужить Австрии, мой родине, я должна буду нарушить клятву супружеской верности и зачать ребенка от другого мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85