Я. Вышинский, адмирал Н. Г. Кузнецов, генерал Ф. И. Голиков, генеральный секретарь наркоминдела А. А. Соболев и другие, как потом оповещали московские газеты, официальные лица. У главного здания аэропорта, на фланге почетного караула, играл, захлебываясь в упругих порывах ветра, духовой оркестр. Мелодии гимнов Англии и США, а также гимн Советского Союза «Интернационал» прозвучали без особой торжественности, чему, видимо, были виной непогодная хмурь и настороженность зенитных орудий, смотревших в небо расчехленными стволами прямо с обочин взлетных полос аэродрома.
Послы Англии и США, приготовившиеся к тому, чтобы сопровождать посланцев своих государств в расположение посольств, крайне удивились, услышав от Молотова, что обеим делегациям предоставлена лучшая в Москве гостиница – «Националь», куда и направится сейчас их автомобильный кортеж. А Вышинский, чтобы развеять недоумение послов, объяснил: ночная Москва, мол, находится под постоянной угрозой бомбовых ударов немецкой авиации, и высокие зарубежные гости будут иметь возможность, в случае необходимости, пользоваться в качестве бомбоубежища станцией метро «Площадь Революции», которая в двух шагах от гостиницы «Националь»…
В этот же день, 28 сентября 1941 года (это был понедельник), Гарримана и Бивербрука (без послов их стран) пригласили к Сталину. В 9 часов вечера, когда Москва была уже затемнена, на одном из посольских автомобилей они приехали в Кремль. Сталин встретил гостей скупой улыбкой, крепкими рукопожатиями и приветственной тирадой, выражавшей удовлетворение их благополучным путешествием по морскому и воздушному пути в Москву. Поинтересовался самочувствием президента Рузвельта и премьера Черчилля. Каждая его фраза тут же звучала по-английски – переводчик хорошо знал свое дело.
Затем Сталин шагнул в сторону, давая гостям возможность поздороваться с Молотовым и выполнявшим роль переводчика Максимом Литвиновым.
Сегодня Молотову отводилась роль молчаливого участника этой первой встречи – так они условились со Сталиным, учитывая, что в августовских переговорах тридцать девятого года с немецким имперским министром фон Риббентропом, завершившихся подписанием соглашения о взаимном ненападении, он, Молотов, по мнению руководящих кругов Англии и Америки, играл заглавную роль. И сейчас ему оставалось только наблюдать, как Бивербрук пожимал руку Литвинову, хлопал его по плечу и скороговоркой напоминал об их былых встречах, особенно в Женеве, когда в Лиге Наций они, ко всеобщей нынешней печали, не сумели договориться о коллективной безопасности, и вот теперь пожинают плоды тогдашней неуступчивости. Гарриман, как и Бивербрук, тоже был знаком с Литвиновым. Он с некоторым недоумением всматривался в его одутловатое лицо, окидывая взглядом надетый на нем поношенный костюм. Невдомек было высоким гостям, что работники Наркоминдела СССР в «пожарном» порядке разыскали бывшего пока не у дел Литвинова и еле успели привезти его в Кремль к назначенному времени; именно Гарриман за три часа до начала встречи высказал пожелание видеть Литвинова в качестве переводчика.
Литвинов, сконфуженно улыбаясь, кидал тревожные взгляды на Сталина, давая понять Гарриману и Бивербруку, что они своим к нему вниманием в столь ответственные, может, даже исторические минуты ставят его в неловкое положение, хотя Сталин объяснил главам союзнических миссий, что Максим Литвинов, бывший Нарком иностранных дел СССР, является на этом совещании членом советской делегации, которую официально возглавляет нынешний Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов.
Все расселись за продолговатым столом. Гарриман и Бивербрук – по одну сторону, Сталин и Молотов – напротив них. Литвинов сел у торца стола, как предложил ему Сталин – для удобства выслушивания обеих сторон и для перевода. На другом торце стола, спиной к двери, казалось безучастный ко всему, сидел помощник Сталина Поскребышев и записывал в толстую тетрадь ход переговоров, касаясь только их конкретной сути…
Как и ожидалось, разговор начал Сталин. Его сдержанная улыбка спряталась под усы, лицо помрачнело и сделалось непроницаемым:
– Москва, весь советский народ и наши Вооруженные Силы сердечно приветствуют вас, господа, на нашей земле. Мы очень рады вашему прибытию, хотя за эти месяцы, как началась против нас фашистская агрессия, мы отвыкли чему-либо радоваться. Буду предельно откровенным с вами: ситуация на наших фронтах остро критическая… – И Сталин начал подробно излагать оперативно-тактическую обстановку на всех участках советско-германского фронта, ни в какой мере не упрощая ее и не приукрашивая.
Гарриман и Бивербрук не отрывали глаз от выщербленного оспой усталого лица Сталина, с волнением вникали в каждую его фразу, видимо сопоставляя услышанное с тем, что им было известно из сообщений сотрудников своих посольств, которые с твердой убежденностью предсказывали неминуемое и скорое падение Москвы.
Сталин, конечно, догадывался об этой главной тревоге союзников.
– Москву мы уже потеряли бы, – продолжил он, – если б Гитлер наступал сейчас не на трех фронтах одновременно, а сосредоточил все свои главные силы на московском направлении… Москву же нам надо удержать любой ценой не только по политическим соображениям. Москва – главный нервный центр всех наших будущих военных операций. И мы делаем все возможное и сверхвозможное, чтоб не отдать врагу столицу.
– А если не удастся этого сделать? – не удержался от вопроса Бивербрук, промокая платком морщинистый лоб и глубокую залысину.
В ответ Сталин неожиданно засмеялся и тут же пояснил причину своего минутного веселья:
– В одной американской газете мы видели забавную карикатуру. На ней изображены Сталин, Тимошенко и Молотов со шпорами на голых пятках в гигантском прыжке через Уральский хребет – якобы удираем от немцев… Так вот: если союзники и не окажут нам помощи, все равно мы готовы вести оборонительную, отступательную войну вплоть до Уральских гор…
Сталин вдруг поднялся, подошел к книжному шкафу, сдвинул стеклянную заслонку и взял книгу в жестком зеленом переплете. Это были «Мысли и воспоминания» Бисмарка. Он начал перелистывать ее, пытаясь найти нужную ему страницу, но она не попадалась, и Сталин, захлопнув книгу, встряхнув ею в поднятой руке, пояснил:
– Железный канцлер Бисмарк, на что обратил внимание Ленин, еще в те времена понимал силу и непобедимость русского народа!.. Не потому, что канцлер извлекал уроки из походов в Россию Карла Двенадцатого и Наполеона Первого… Он видел широкие российские пространства, понимал их стратегическое значение. В этой книге Бисмарк утверждает, что даже при счастливом ходе войны против России никто не сумеет победить ее из-за необъятных возможностей огромной страны… Но мы рассчитываем, поразмышляв над нашей военной и экономической стратегией и проницательно вглядевшись в нашу всеобъемлющую тактику, что немцам, поддавшимся на авантюру ефрейтора Гитлера, будет поворот уже от Московских ворот. – Сталин поставил на полку книгу, сел за стол и продолжил: – И это даже при том условии, что у них, вместе с их сателлитами, пока полное превосходство в авиации, танках, артиллерии, в количестве дивизий и в резервах для боевых действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Послы Англии и США, приготовившиеся к тому, чтобы сопровождать посланцев своих государств в расположение посольств, крайне удивились, услышав от Молотова, что обеим делегациям предоставлена лучшая в Москве гостиница – «Националь», куда и направится сейчас их автомобильный кортеж. А Вышинский, чтобы развеять недоумение послов, объяснил: ночная Москва, мол, находится под постоянной угрозой бомбовых ударов немецкой авиации, и высокие зарубежные гости будут иметь возможность, в случае необходимости, пользоваться в качестве бомбоубежища станцией метро «Площадь Революции», которая в двух шагах от гостиницы «Националь»…
В этот же день, 28 сентября 1941 года (это был понедельник), Гарримана и Бивербрука (без послов их стран) пригласили к Сталину. В 9 часов вечера, когда Москва была уже затемнена, на одном из посольских автомобилей они приехали в Кремль. Сталин встретил гостей скупой улыбкой, крепкими рукопожатиями и приветственной тирадой, выражавшей удовлетворение их благополучным путешествием по морскому и воздушному пути в Москву. Поинтересовался самочувствием президента Рузвельта и премьера Черчилля. Каждая его фраза тут же звучала по-английски – переводчик хорошо знал свое дело.
Затем Сталин шагнул в сторону, давая гостям возможность поздороваться с Молотовым и выполнявшим роль переводчика Максимом Литвиновым.
Сегодня Молотову отводилась роль молчаливого участника этой первой встречи – так они условились со Сталиным, учитывая, что в августовских переговорах тридцать девятого года с немецким имперским министром фон Риббентропом, завершившихся подписанием соглашения о взаимном ненападении, он, Молотов, по мнению руководящих кругов Англии и Америки, играл заглавную роль. И сейчас ему оставалось только наблюдать, как Бивербрук пожимал руку Литвинову, хлопал его по плечу и скороговоркой напоминал об их былых встречах, особенно в Женеве, когда в Лиге Наций они, ко всеобщей нынешней печали, не сумели договориться о коллективной безопасности, и вот теперь пожинают плоды тогдашней неуступчивости. Гарриман, как и Бивербрук, тоже был знаком с Литвиновым. Он с некоторым недоумением всматривался в его одутловатое лицо, окидывая взглядом надетый на нем поношенный костюм. Невдомек было высоким гостям, что работники Наркоминдела СССР в «пожарном» порядке разыскали бывшего пока не у дел Литвинова и еле успели привезти его в Кремль к назначенному времени; именно Гарриман за три часа до начала встречи высказал пожелание видеть Литвинова в качестве переводчика.
Литвинов, сконфуженно улыбаясь, кидал тревожные взгляды на Сталина, давая понять Гарриману и Бивербруку, что они своим к нему вниманием в столь ответственные, может, даже исторические минуты ставят его в неловкое положение, хотя Сталин объяснил главам союзнических миссий, что Максим Литвинов, бывший Нарком иностранных дел СССР, является на этом совещании членом советской делегации, которую официально возглавляет нынешний Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов.
Все расселись за продолговатым столом. Гарриман и Бивербрук – по одну сторону, Сталин и Молотов – напротив них. Литвинов сел у торца стола, как предложил ему Сталин – для удобства выслушивания обеих сторон и для перевода. На другом торце стола, спиной к двери, казалось безучастный ко всему, сидел помощник Сталина Поскребышев и записывал в толстую тетрадь ход переговоров, касаясь только их конкретной сути…
Как и ожидалось, разговор начал Сталин. Его сдержанная улыбка спряталась под усы, лицо помрачнело и сделалось непроницаемым:
– Москва, весь советский народ и наши Вооруженные Силы сердечно приветствуют вас, господа, на нашей земле. Мы очень рады вашему прибытию, хотя за эти месяцы, как началась против нас фашистская агрессия, мы отвыкли чему-либо радоваться. Буду предельно откровенным с вами: ситуация на наших фронтах остро критическая… – И Сталин начал подробно излагать оперативно-тактическую обстановку на всех участках советско-германского фронта, ни в какой мере не упрощая ее и не приукрашивая.
Гарриман и Бивербрук не отрывали глаз от выщербленного оспой усталого лица Сталина, с волнением вникали в каждую его фразу, видимо сопоставляя услышанное с тем, что им было известно из сообщений сотрудников своих посольств, которые с твердой убежденностью предсказывали неминуемое и скорое падение Москвы.
Сталин, конечно, догадывался об этой главной тревоге союзников.
– Москву мы уже потеряли бы, – продолжил он, – если б Гитлер наступал сейчас не на трех фронтах одновременно, а сосредоточил все свои главные силы на московском направлении… Москву же нам надо удержать любой ценой не только по политическим соображениям. Москва – главный нервный центр всех наших будущих военных операций. И мы делаем все возможное и сверхвозможное, чтоб не отдать врагу столицу.
– А если не удастся этого сделать? – не удержался от вопроса Бивербрук, промокая платком морщинистый лоб и глубокую залысину.
В ответ Сталин неожиданно засмеялся и тут же пояснил причину своего минутного веселья:
– В одной американской газете мы видели забавную карикатуру. На ней изображены Сталин, Тимошенко и Молотов со шпорами на голых пятках в гигантском прыжке через Уральский хребет – якобы удираем от немцев… Так вот: если союзники и не окажут нам помощи, все равно мы готовы вести оборонительную, отступательную войну вплоть до Уральских гор…
Сталин вдруг поднялся, подошел к книжному шкафу, сдвинул стеклянную заслонку и взял книгу в жестком зеленом переплете. Это были «Мысли и воспоминания» Бисмарка. Он начал перелистывать ее, пытаясь найти нужную ему страницу, но она не попадалась, и Сталин, захлопнув книгу, встряхнув ею в поднятой руке, пояснил:
– Железный канцлер Бисмарк, на что обратил внимание Ленин, еще в те времена понимал силу и непобедимость русского народа!.. Не потому, что канцлер извлекал уроки из походов в Россию Карла Двенадцатого и Наполеона Первого… Он видел широкие российские пространства, понимал их стратегическое значение. В этой книге Бисмарк утверждает, что даже при счастливом ходе войны против России никто не сумеет победить ее из-за необъятных возможностей огромной страны… Но мы рассчитываем, поразмышляв над нашей военной и экономической стратегией и проницательно вглядевшись в нашу всеобъемлющую тактику, что немцам, поддавшимся на авантюру ефрейтора Гитлера, будет поворот уже от Московских ворот. – Сталин поставил на полку книгу, сел за стол и продолжил: – И это даже при том условии, что у них, вместе с их сателлитами, пока полное превосходство в авиации, танках, артиллерии, в количестве дивизий и в резервах для боевых действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65