Особое внимание обратила на себя бесподобная красота Ауристелы, и все ее славили — хоть и не так, как она того заслуживала, но в ту меру, в какую это было доступно лучшим умам города. В одно мгновение дом, где остановились путники, окружила толпа, — римлян влекло сюда любопытство и желание посмотреть на это собрание красот, о котором все только и говорили. Желание это было столь сильно, что люди выражали его громкими криками и просили путешественниц и странниц выглянуть хотя бы в окно, но тем хотелось отдохнуть с дороги. Особенно настойчиво требовали Ауристелу, и все же ни одна из женщин так и не показалась толпе.
Вместе с другими паломниками, в таких же, как и они, одеждах вступили в город Арнальд и герцог, и стоило им заметить друг друга, как у них задрожали колени и сильно забились сердца.
Периандр увидел их из окна, указал на них Крорьяно, и оба выбежали на улицу, дабы предотвратить несчастье, коим могла окончиться встреча двух ревнивых соперников. Периандр заговорил с Арнальдом, Крорьяно — с герцогом, и Арнальд сказал Периандру следующее:
— К несноснейшим тяготам, которые мне приходится терпеть из-за Ауристелы, я причисляю мучительную мысль, что француз, о коем я слыхал, будто это герцог Намюрский, является как бы владельцем портрета Ауристелы; правда, портрет находится у тебя, однако ж мне представляется, что герцог этим обстоятельством доволен единственно потому, что портрет не у меня. Послушай, друг Периандр: тот недуг, который влюбленные называют ревностью, правильнее было бы назвать бешенством отчаяния, и к нему еще примешиваются ненависть и зависть, и вот когда эти чувства овладевают любящею душой, то тут уже голос рассудка немеет, тут уже все средства бессильны. Как бы ни были незначительны поводы для ревности, последствия ее ужасны: в лучшем случае ревность отнимает у человека разум, в наилучшем же случае — жизнь, ибо ревнивый влюбленный предпочтет лучше умереть от отчаяния, нежели жить ревнуя. Тому, кто любит воистину, ревновать свою любимую не подобает, но хотя бы он и достигнул нравственного совершенства и поборол ревность к любимому существу, все же ревность гнездится у него в душе — он начинает испытывать ревность к своему собственному счастью, а ведь за свое счастье никогда нельзя быть спокойным: владелец сокровищ и драгоценностей, которому они и правда дороги, вечно за них дрожит, вечно боится их потерять, и вот эту страсть вырвать из любящего сердца невозможно, она к нему приросла. Итак, я советую тебе, друг Периандр, — если только человек, который самому себе ничего не может посоветовать, имеет право советовать другим, — прими в соображение, что я король, что я горячо люблю Ауристелу, и ты на множестве примеров мог удостовериться и познать, что слово у меня никогда не расходится с делом, а я тебе уже объявил, что мне не нужно иного приданого за твоею сестрой — несравненною Ауристелой, кроме того драгоценного приданого, которое у нее есть, а именно добродетели и красоты, и что я не стану наводить справки о ее родословной; мне и без того ясно, что природа не откажет в благах Фортуны тому, кого она сама одарила столь щедро. Никогда или, вернее, только в редких случаях высокие добродетели избирают своим обиталищем предметы низкие, равно как красота телесная есть знак красоты душевной. Дабы долго не распространяться, я повторю сейчас то, что ты уже слышал от меня не раз: я обожаю Ауристелу, и мне нет дела до того, явилась она к нам из края надзвездного или же из недр земли. Мы находимся в Риме, то есть там, где мне ею обещано осуществление моих надежд, и я рассчитываю, брат мой, на твое содействие, а я за то сделаю тебя своим соправителем, — не дай мне умереть от руки герцога, внуши той, кого я боготворю, доброе чувство ко мне.
На все эти речи, предложения и обещания Периандр ответил так:
— Когда бы моя сестра была повинна в том, чем досадил тебе герцог, я бы, может статься, и не наказал ее, но во всяком случае пожурил, а это уже было бы для нее тяжким наказанием, однако мне хорошо известно, что она не виновата, — чем же я могу тебе тут помочь? Что касается обещанного тебе осуществления твоих чаяний по приезде в Рим, то я не имею понятия, какие именно надежды я тебе подал, — что же я могу тебе ответить? Что же касается тех предложений, которые ты мне делал прежде и делаешь теперь, то я тебе за них признателен в той мере, в какой должен быть признателен такому человеку, как ты, такой человек, как я. Скажу тебе без ложной скромности, доблестный Арнальд: может статься, убогая пелерина странника — это облако, а ведь самое маленькое облачко способно закрыть от нас солнце. Ну, а теперь успокойся: ведь мы только вчера прибыли в Рим, неужели же чьи-либо козни, происки и подвохи успели за это время свести на нет наши усилия достигнуть желанного, счастливого конца путешествия? Избегай по возможности встреч с герцогом, ибо любовника отвергнутого, влюбленного безнадежно чувство досады толкает на новые домогательства, хотя бы и в ущерб любимому существу.
Давши слово так именно и поступить, Арнальд предложил Периандру денег и драгоценностей, дабы ни он, ни француженки не стеснялись в расходах и жили на широкую ногу.
Другого рода разговор произошел у Крорьяно с герцогом: герцог прямо объявил, что если Арнальд не отступится от портрета Ауристелы, то он, герцог, его отберет. Он попросил Крорьяно быть посредником между ним и Ауристелой и уговорить ее выйти за него замуж, внушив ей, что по своему положению он, герцог, не ниже Арнальда и что род его — один из славнейших во всей Европе. Коротко говоря, герцог показал себя в этой беседе заносчивым ревнивцем, как и подобает пылкому влюбленному, Крорьяно дал слово переговорить с Ауристелой и потом сообщить ему, каков будет ее ответ на лестное для нее предложение герцога стать его женой.
Глава пятая
На этом два ревнивых и влюбленных соперника, коих надежды были решительно ни на чем не основаны, распрощались — один с Периандром, другой с Крорьяно, пообещав, что впредь они будут умерять свои порывы и таить чувство обиды по крайней мере до тех пор, пока сама Ауристела им не откроется; каждый при этом надеялся, что Ауристела изберет именно его, ибо, казалось им, королевство или же богатейшее герцогство способны поколебать любое твердое решение и кого угодно заставить изменить первоначальному намерению: ведь честолюбие, стремление возвыситься — это в натуре человека и особенно это свойственно женщинам.
Ауристела ничего об этом не подозревала: все ее помыслы были теперь направлены на постижение душеспасительных истин. Она возросла в краях и землях дальних — там, где правая вера католическая не исповедуется во всей ее чистоте; Ауристела же испытывала потребность утвердиться в правой вере и того ради посетить римские храмы, где богослужение совершается строго по уставу.
К Периандру, как скоро он простился с Арнальдом, приблизился некий испанец и сказал:
— Если не ошибаюсь, ваша милость — испанец, а у меня для вас есть письмо.
Сказавши это, он вручил Периандру запечатанное письмо; на конверте было написано: «Именитому сеньору Антоньо де Вильясеньор, по прозванию Варвар».
Периандр спросил незнакомца, как к нему попало это письмо. Незнакомец ответил, что письмо от испанца, сидящего в тюрьме, в так называемой Тор ди Нона, и вместе со своею красавицею подружкой, по прозвищу Талаверка, приговоренного за убийство не более не менее, как к повешению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Вместе с другими паломниками, в таких же, как и они, одеждах вступили в город Арнальд и герцог, и стоило им заметить друг друга, как у них задрожали колени и сильно забились сердца.
Периандр увидел их из окна, указал на них Крорьяно, и оба выбежали на улицу, дабы предотвратить несчастье, коим могла окончиться встреча двух ревнивых соперников. Периандр заговорил с Арнальдом, Крорьяно — с герцогом, и Арнальд сказал Периандру следующее:
— К несноснейшим тяготам, которые мне приходится терпеть из-за Ауристелы, я причисляю мучительную мысль, что француз, о коем я слыхал, будто это герцог Намюрский, является как бы владельцем портрета Ауристелы; правда, портрет находится у тебя, однако ж мне представляется, что герцог этим обстоятельством доволен единственно потому, что портрет не у меня. Послушай, друг Периандр: тот недуг, который влюбленные называют ревностью, правильнее было бы назвать бешенством отчаяния, и к нему еще примешиваются ненависть и зависть, и вот когда эти чувства овладевают любящею душой, то тут уже голос рассудка немеет, тут уже все средства бессильны. Как бы ни были незначительны поводы для ревности, последствия ее ужасны: в лучшем случае ревность отнимает у человека разум, в наилучшем же случае — жизнь, ибо ревнивый влюбленный предпочтет лучше умереть от отчаяния, нежели жить ревнуя. Тому, кто любит воистину, ревновать свою любимую не подобает, но хотя бы он и достигнул нравственного совершенства и поборол ревность к любимому существу, все же ревность гнездится у него в душе — он начинает испытывать ревность к своему собственному счастью, а ведь за свое счастье никогда нельзя быть спокойным: владелец сокровищ и драгоценностей, которому они и правда дороги, вечно за них дрожит, вечно боится их потерять, и вот эту страсть вырвать из любящего сердца невозможно, она к нему приросла. Итак, я советую тебе, друг Периандр, — если только человек, который самому себе ничего не может посоветовать, имеет право советовать другим, — прими в соображение, что я король, что я горячо люблю Ауристелу, и ты на множестве примеров мог удостовериться и познать, что слово у меня никогда не расходится с делом, а я тебе уже объявил, что мне не нужно иного приданого за твоею сестрой — несравненною Ауристелой, кроме того драгоценного приданого, которое у нее есть, а именно добродетели и красоты, и что я не стану наводить справки о ее родословной; мне и без того ясно, что природа не откажет в благах Фортуны тому, кого она сама одарила столь щедро. Никогда или, вернее, только в редких случаях высокие добродетели избирают своим обиталищем предметы низкие, равно как красота телесная есть знак красоты душевной. Дабы долго не распространяться, я повторю сейчас то, что ты уже слышал от меня не раз: я обожаю Ауристелу, и мне нет дела до того, явилась она к нам из края надзвездного или же из недр земли. Мы находимся в Риме, то есть там, где мне ею обещано осуществление моих надежд, и я рассчитываю, брат мой, на твое содействие, а я за то сделаю тебя своим соправителем, — не дай мне умереть от руки герцога, внуши той, кого я боготворю, доброе чувство ко мне.
На все эти речи, предложения и обещания Периандр ответил так:
— Когда бы моя сестра была повинна в том, чем досадил тебе герцог, я бы, может статься, и не наказал ее, но во всяком случае пожурил, а это уже было бы для нее тяжким наказанием, однако мне хорошо известно, что она не виновата, — чем же я могу тебе тут помочь? Что касается обещанного тебе осуществления твоих чаяний по приезде в Рим, то я не имею понятия, какие именно надежды я тебе подал, — что же я могу тебе ответить? Что же касается тех предложений, которые ты мне делал прежде и делаешь теперь, то я тебе за них признателен в той мере, в какой должен быть признателен такому человеку, как ты, такой человек, как я. Скажу тебе без ложной скромности, доблестный Арнальд: может статься, убогая пелерина странника — это облако, а ведь самое маленькое облачко способно закрыть от нас солнце. Ну, а теперь успокойся: ведь мы только вчера прибыли в Рим, неужели же чьи-либо козни, происки и подвохи успели за это время свести на нет наши усилия достигнуть желанного, счастливого конца путешествия? Избегай по возможности встреч с герцогом, ибо любовника отвергнутого, влюбленного безнадежно чувство досады толкает на новые домогательства, хотя бы и в ущерб любимому существу.
Давши слово так именно и поступить, Арнальд предложил Периандру денег и драгоценностей, дабы ни он, ни француженки не стеснялись в расходах и жили на широкую ногу.
Другого рода разговор произошел у Крорьяно с герцогом: герцог прямо объявил, что если Арнальд не отступится от портрета Ауристелы, то он, герцог, его отберет. Он попросил Крорьяно быть посредником между ним и Ауристелой и уговорить ее выйти за него замуж, внушив ей, что по своему положению он, герцог, не ниже Арнальда и что род его — один из славнейших во всей Европе. Коротко говоря, герцог показал себя в этой беседе заносчивым ревнивцем, как и подобает пылкому влюбленному, Крорьяно дал слово переговорить с Ауристелой и потом сообщить ему, каков будет ее ответ на лестное для нее предложение герцога стать его женой.
Глава пятая
На этом два ревнивых и влюбленных соперника, коих надежды были решительно ни на чем не основаны, распрощались — один с Периандром, другой с Крорьяно, пообещав, что впредь они будут умерять свои порывы и таить чувство обиды по крайней мере до тех пор, пока сама Ауристела им не откроется; каждый при этом надеялся, что Ауристела изберет именно его, ибо, казалось им, королевство или же богатейшее герцогство способны поколебать любое твердое решение и кого угодно заставить изменить первоначальному намерению: ведь честолюбие, стремление возвыситься — это в натуре человека и особенно это свойственно женщинам.
Ауристела ничего об этом не подозревала: все ее помыслы были теперь направлены на постижение душеспасительных истин. Она возросла в краях и землях дальних — там, где правая вера католическая не исповедуется во всей ее чистоте; Ауристела же испытывала потребность утвердиться в правой вере и того ради посетить римские храмы, где богослужение совершается строго по уставу.
К Периандру, как скоро он простился с Арнальдом, приблизился некий испанец и сказал:
— Если не ошибаюсь, ваша милость — испанец, а у меня для вас есть письмо.
Сказавши это, он вручил Периандру запечатанное письмо; на конверте было написано: «Именитому сеньору Антоньо де Вильясеньор, по прозванию Варвар».
Периандр спросил незнакомца, как к нему попало это письмо. Незнакомец ответил, что письмо от испанца, сидящего в тюрьме, в так называемой Тор ди Нона, и вместе со своею красавицею подружкой, по прозвищу Талаверка, приговоренного за убийство не более не менее, как к повешению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113