Мой отказ вызвал целую бурю несправедливых негодований, и в газетах появились заметки, которых нельзя было ожидать от ученых людей».
4 июня «Ермак» вышел из Тромсе на Шпицберген. Свежий ветер развел крупную волну, но корабль держался превосходно. Три дня шли, не встречая льда. Лишь в ночь на 8 июня на широте 78 o 00' и долготе 9 o 52' появились первые льдины.
Предстояла серьезная схватка с полярным льдом. Все на корабле, и прежде всего сам Макаров, находились в приподнятом настроении, как перед сражением.
Почти всю ночь из адмиральской каюты раздавались гулкие равномерные шаги. Макаров волновался. Да и трудно было оставаться спокойным, когда назавтра «Ермаку» предстояло держать экзамен, от результатов которого зависело все его будущее.
В 5 часов утра Васильев постучался в каюту адмирала и доложил, что впереди показались сплошные льды. Макаров быстро вышел наверх и приказал поднять пары во всех котлах. Были изморозь и туман, дул умеренный ветер с юга и разводил порядочную зыбь. Сквозь клочья расползавшегося тумана кое-где просвечивали мощные льдины, о которые разбивался прибой.
После недолгих колебаний Макаров приказал полным ходом идти вперед.
Неожиданный сильный удар заставил многих упасть. Слегка покачиваясь, ледокол вполз на льдину, с оглушительным треском проломил ее и пошел дальше, ломая ледяную кору. Льды послушно раздвигались и пропускали «Ермака». Три могучих винта подгребали куски льда и пенили воду.
Лицо адмирала преобразилось до неузнаваемости. И тени суровости не было на нем теперь. Он поглаживал свою бороду и русые большие усы, глаза его, казалось, ласково улыбались.
— Так… так, Ермаша, так, родной! — вполголоса говорил он. — Наддай еще маленько… вот так… Не выдай!
В своем дневнике Макаров потом записал: «Первое впечатление было самое благоприятное: льды раздвигались и легко пропускали своего гостя!»
Так произошла первая встреча «Ермака» с полярными льдами.
Собравшиеся на палубе моряки с восхищением наблюдали поразительную по грандиозности и красоте картину. Мощный лед ярко-синего цвета с оглушительным треском разламывался от ударов ледокола, медленно продвигавшегося вперед, на огромные глыбы. Обмер одной из них показал, что толщина льда превосходила четыре метра.
От ударов о лед корабль вздрагивал, корпус его трясся, как в лихорадке. Это начинало несколько беспокоить адмирала. К тому же передний винт действовал как бы толчками и часто останавливался.
Разница между льдом, который «Ермак» крошил в Балтийском море, и полярными льдами огромная. В Балтике от ударов ледокола лед распадался на мелкие куски и собирался настолько густо, что корабль останавливался. Здесь же, в Арктике, лед раскалывался на отдельные глыбы, среди которых можно было двигаться, но зато толчки этих глыб были настолько сильны, что вызывали невольные опасения за целость корабля.
И тем не менее «Ермак» все глубже забирался в гущу торосистых ледяных полей. На корабле кипела работа. Весь научный персонал экспедиции был занят делом. Лейтенант Ислямов с инженером Цветковым доставали с различных глубин воду и измеряли ее температуру. Астроном Кудрявцев, он же физик, определял удельный вес воды, а штурман Эльзингер, спустившись на лед, занялся распиловкой большой глыбы льда с целью выяснить ее крепость и структуру. Распилить глыбу было нелегко. На целых полчаса задержался «Ермак» на месте, пока был отпилен и поднят на палубу кусок льда весом в четыре тонны. Тут же художник Столица быстро наносил на полотно причудливые очертания торосов.
К Макарову подошел механик и несколько встревоженным голосом доложил, что обшивка корпуса сильно вибрирует и в нескольких местах показалась течь. Макаров приказал остановиться и направил капитана Васильева в трюм выяснить, в чем дело. Никаких повреждений обнаружено не было. Вероятно, течь появилась от вибрации и сотрясения корпуса при ударах о льдины. Когда «Ермак» выбрался изо льдов и вышел на свободную воду, течь прекратилась. Макаров приказал вновь войти во льды, «чтобы обстоятельнее прощупать, в чем заключаются недостатки ледокола». Вторичная проба дала те же результаты, с той лишь разницей, что течь значительно усилилась. Застопорили машину и занялись наблюдениями.
Как это ни было грустно, но Макаров все более убеждался, что «Ермак» не способен выдерживать толчки о полярный лед даже при малом ходе, а потому необходимо, прежде чем продолжать испытания корабля, сделать в его корпусе кое-какие улучшения. Макаров решил немедленно отправиться в Ньюкасл. Непредвиденные переделки в корабле срывали намеченную программу работ. Плавание в Карском море отменялось. Но иного выхода не было. Стараясь успокоить себя, Макаров заносит в дневник: «Ледокол идет вперед — и это главное. Если бы ледокол останавливался и не двигался ни вперед, ни назад, то над всем поднятым мною делом надо было бы поставить крест. К счастью, эти опасения не оправдались, а напротив, выяснилось, что полярный лед ломается хорошо на большие глыбы, которые, прикасаясь к корпусу ледокола, не производят значительного трения. Что же касается крепости корпуса, то ее можно значительно улучшить, и если одною сталью нельзя достичь необходимой крепости, то надо искать решение вопроса в комбинации стали с деревом и найти наилучшую форму корпуса. Короче сказать, идея, проповедуемая мною, оказалась верна — и это главное. Легкая ломка полярного льда была для меня большим утешением. С плеч свалилось крупное бремя — ответственность за исполнимость идеи, и я могу сказать, что, взвесив все обстоятельства, я остался доволен испытаниями этого дня».
Несомненно, что при всей своей способности делать из опыта правильные выводы Макаров несколько недооценивал в то время трудности борьбы с тяжелыми полярными льдами для такого корабля, как «Ермак». Последующие плавания показали, что срочные переделки креплений на заводе Армстронга мало помогли делу. Корпус ледокола был все же недостаточно крепок для того, чтобы выдерживать удары массивных ледяных торосов. Макарову казалось, что главное — это чтобы ледокол ломал лед, но для этого нужно, чтобы ледокол обладал очень прочным корпусом.
14 июня ледокол пришел в Ньюкасл, где целый месяц простоял на ремонте. Шпангоуты по ледяному поясу в носовой части были заменены более прочными, а число заклепок у них удвоено. Решено было также снять передний винт, заменив его конусом, то есть приспособлением, с помощью которого можно дробить подводный лед.
А 14 июля 1899 года «Ермак» вышел во второй полярный рейс. По просьбе Макарова завод командировал в плавание своего представителя.
В море налетел сильнейший шторм. Высота волн достигала восьми метров. При стремительной качке с креном в 47 o «Ермак» почти ложился на борт. Волной смыло метеорологическую будку, находившуюся на самом верху командирского мостика. «В продолжение семнадцати часов продолжалась эта убийственная качка, — вспоминает штурман „Ермака“ Николаев, — самочувствие у всех было неважное, и только адмирал был весел, все семнадцать часов он выстоял на мостике, шутил и хвалил погоду и, глядя на кренометр (прибор для измерения крена), маятник которого переходил за пределы крайних делений, говорил, что этот прибор для „Ермака“ не годится».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
4 июня «Ермак» вышел из Тромсе на Шпицберген. Свежий ветер развел крупную волну, но корабль держался превосходно. Три дня шли, не встречая льда. Лишь в ночь на 8 июня на широте 78 o 00' и долготе 9 o 52' появились первые льдины.
Предстояла серьезная схватка с полярным льдом. Все на корабле, и прежде всего сам Макаров, находились в приподнятом настроении, как перед сражением.
Почти всю ночь из адмиральской каюты раздавались гулкие равномерные шаги. Макаров волновался. Да и трудно было оставаться спокойным, когда назавтра «Ермаку» предстояло держать экзамен, от результатов которого зависело все его будущее.
В 5 часов утра Васильев постучался в каюту адмирала и доложил, что впереди показались сплошные льды. Макаров быстро вышел наверх и приказал поднять пары во всех котлах. Были изморозь и туман, дул умеренный ветер с юга и разводил порядочную зыбь. Сквозь клочья расползавшегося тумана кое-где просвечивали мощные льдины, о которые разбивался прибой.
После недолгих колебаний Макаров приказал полным ходом идти вперед.
Неожиданный сильный удар заставил многих упасть. Слегка покачиваясь, ледокол вполз на льдину, с оглушительным треском проломил ее и пошел дальше, ломая ледяную кору. Льды послушно раздвигались и пропускали «Ермака». Три могучих винта подгребали куски льда и пенили воду.
Лицо адмирала преобразилось до неузнаваемости. И тени суровости не было на нем теперь. Он поглаживал свою бороду и русые большие усы, глаза его, казалось, ласково улыбались.
— Так… так, Ермаша, так, родной! — вполголоса говорил он. — Наддай еще маленько… вот так… Не выдай!
В своем дневнике Макаров потом записал: «Первое впечатление было самое благоприятное: льды раздвигались и легко пропускали своего гостя!»
Так произошла первая встреча «Ермака» с полярными льдами.
Собравшиеся на палубе моряки с восхищением наблюдали поразительную по грандиозности и красоте картину. Мощный лед ярко-синего цвета с оглушительным треском разламывался от ударов ледокола, медленно продвигавшегося вперед, на огромные глыбы. Обмер одной из них показал, что толщина льда превосходила четыре метра.
От ударов о лед корабль вздрагивал, корпус его трясся, как в лихорадке. Это начинало несколько беспокоить адмирала. К тому же передний винт действовал как бы толчками и часто останавливался.
Разница между льдом, который «Ермак» крошил в Балтийском море, и полярными льдами огромная. В Балтике от ударов ледокола лед распадался на мелкие куски и собирался настолько густо, что корабль останавливался. Здесь же, в Арктике, лед раскалывался на отдельные глыбы, среди которых можно было двигаться, но зато толчки этих глыб были настолько сильны, что вызывали невольные опасения за целость корабля.
И тем не менее «Ермак» все глубже забирался в гущу торосистых ледяных полей. На корабле кипела работа. Весь научный персонал экспедиции был занят делом. Лейтенант Ислямов с инженером Цветковым доставали с различных глубин воду и измеряли ее температуру. Астроном Кудрявцев, он же физик, определял удельный вес воды, а штурман Эльзингер, спустившись на лед, занялся распиловкой большой глыбы льда с целью выяснить ее крепость и структуру. Распилить глыбу было нелегко. На целых полчаса задержался «Ермак» на месте, пока был отпилен и поднят на палубу кусок льда весом в четыре тонны. Тут же художник Столица быстро наносил на полотно причудливые очертания торосов.
К Макарову подошел механик и несколько встревоженным голосом доложил, что обшивка корпуса сильно вибрирует и в нескольких местах показалась течь. Макаров приказал остановиться и направил капитана Васильева в трюм выяснить, в чем дело. Никаких повреждений обнаружено не было. Вероятно, течь появилась от вибрации и сотрясения корпуса при ударах о льдины. Когда «Ермак» выбрался изо льдов и вышел на свободную воду, течь прекратилась. Макаров приказал вновь войти во льды, «чтобы обстоятельнее прощупать, в чем заключаются недостатки ледокола». Вторичная проба дала те же результаты, с той лишь разницей, что течь значительно усилилась. Застопорили машину и занялись наблюдениями.
Как это ни было грустно, но Макаров все более убеждался, что «Ермак» не способен выдерживать толчки о полярный лед даже при малом ходе, а потому необходимо, прежде чем продолжать испытания корабля, сделать в его корпусе кое-какие улучшения. Макаров решил немедленно отправиться в Ньюкасл. Непредвиденные переделки в корабле срывали намеченную программу работ. Плавание в Карском море отменялось. Но иного выхода не было. Стараясь успокоить себя, Макаров заносит в дневник: «Ледокол идет вперед — и это главное. Если бы ледокол останавливался и не двигался ни вперед, ни назад, то над всем поднятым мною делом надо было бы поставить крест. К счастью, эти опасения не оправдались, а напротив, выяснилось, что полярный лед ломается хорошо на большие глыбы, которые, прикасаясь к корпусу ледокола, не производят значительного трения. Что же касается крепости корпуса, то ее можно значительно улучшить, и если одною сталью нельзя достичь необходимой крепости, то надо искать решение вопроса в комбинации стали с деревом и найти наилучшую форму корпуса. Короче сказать, идея, проповедуемая мною, оказалась верна — и это главное. Легкая ломка полярного льда была для меня большим утешением. С плеч свалилось крупное бремя — ответственность за исполнимость идеи, и я могу сказать, что, взвесив все обстоятельства, я остался доволен испытаниями этого дня».
Несомненно, что при всей своей способности делать из опыта правильные выводы Макаров несколько недооценивал в то время трудности борьбы с тяжелыми полярными льдами для такого корабля, как «Ермак». Последующие плавания показали, что срочные переделки креплений на заводе Армстронга мало помогли делу. Корпус ледокола был все же недостаточно крепок для того, чтобы выдерживать удары массивных ледяных торосов. Макарову казалось, что главное — это чтобы ледокол ломал лед, но для этого нужно, чтобы ледокол обладал очень прочным корпусом.
14 июня ледокол пришел в Ньюкасл, где целый месяц простоял на ремонте. Шпангоуты по ледяному поясу в носовой части были заменены более прочными, а число заклепок у них удвоено. Решено было также снять передний винт, заменив его конусом, то есть приспособлением, с помощью которого можно дробить подводный лед.
А 14 июля 1899 года «Ермак» вышел во второй полярный рейс. По просьбе Макарова завод командировал в плавание своего представителя.
В море налетел сильнейший шторм. Высота волн достигала восьми метров. При стремительной качке с креном в 47 o «Ермак» почти ложился на борт. Волной смыло метеорологическую будку, находившуюся на самом верху командирского мостика. «В продолжение семнадцати часов продолжалась эта убийственная качка, — вспоминает штурман „Ермака“ Николаев, — самочувствие у всех было неважное, и только адмирал был весел, все семнадцать часов он выстоял на мостике, шутил и хвалил погоду и, глядя на кренометр (прибор для измерения крена), маятник которого переходил за пределы крайних делений, говорил, что этот прибор для „Ермака“ не годится».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95