— Вениамин — младенец, — сказал он, последний по счету среди колен; не дорос он решать дела перед старшими. Старший из нас Иуда. Глубок Иуда, не разглядишь. Виноградники у него, и стада у него. Посмотришь в очи его пылают гневом, как от вина; а раскроет белые зубы, заговорит — молоко, сладкое молоко. С чем пришел ты сегодня, бен-Калев бен-Бохри бенХишки бен-Нишки, бен-Иуда, — что в меху твоем — вино или молоко? Ты старший, ты и начинай. Иорам сказал спокойно:
— Иногда пей вино, иногда молоко: что ко времени. Много отваги в делах твоих, Самсон, и не по летам много мудрости в словах. Но время еще не пришло. Мерав напомнил о Сисаре; но не приравнивай пса ко льву. Кто был Явин, царь Хацора, и воеводы его, и народ его? Сброд ханаанский, те же наши туземцы, данники Сидона — да и Сидон немногим лучше. Совсем не то филистимляне: кровь их одна, без примеси; они дети своих отцов. Пусть и смеется над этим наш родич из Гивы, измышляя имена моих дедов; но кто помнит прадеда, в том есть наука и сила четырех поколений. Газа не Хацор; еще не родился Варак для саронской долины, хоть ты сам и сильнее Варака.
— Нынче ты славишь Варака, — сказал одноглазый, — а когда звал он вас на гору Фавор, вы не пришли. Кстати: а Дан-то пришел? Не помню; надо будет расспросить стариков.
— И теперь не придем, — твердо ответил Бен-Калев. — Не стригут овец, пока не обросли; не доят козы, пока не наполнилось вымя; не собирают винограда, пока не созрел. Прав молочный брат Тавриммона ха-Шилони: много ли таких, кто не побежит от колесницы, кто бросится под ноги коням? Сегодня мало. А будет много. Зреет виноград и в свое время созреет; тогда будет вино.
— А покуда, — спросил Самсон, тяжело дыша,
— Иуда согласен платить дань, и стража его ждет приказов из Гата?
— Невместно Дану говорить языком Вениамина,
— сказал Иорам укоризненно. — Не дань, а подарки; не приказ это был, а просьба о выдаче беглого — как сосед у соседа, когда забредет овца в чужое стадо. Да, мы посылаем дары в Газу и воров из Гата возвращаем Гату; и вы поступайте так же, если придется. А что решат наши внуки, дело внуков.
Мерав засмеялся и хлопнул себя по животу.
— Вот он, Иуда! — крикнул он, обращаясь к Самсону. — Ты их не знаешь, а я знаю. Их и спрашивать не стоит. Хуже того: если и пойдут они с тобою, не иди: пересчитают, передумают и оставят тебя одного на дороге. Если бы он сказал:
«Иду», я бы из-за этого одного сказал: «Нет».
Самсон спросил его:
— Иуда не идет. Пойдешь без Иуды? Одноглазый опять подмигнул:
— Ефрем старше нас; мы что? волчата, а они «князья». Спроси раньше княжьего брата.
Посол Тавриммона оправил одежду и сказал с выражением учтивой усталости:
— Хотя и сожалею о горячности, с какою вы ведете эту беседу, но вполне понимаю причины ее. Дело это для вас — близкое дело. Но ведь мы иначе стоим. Между нами и филистимлянами лежит полоса земли, еще не занятой ни нами, ни ими, никем, кроме туземцев. Столкновений у нас не было. Дани мы не платим и даже подарков не посылаем — хотя я признаюсь, что разница между этими двумя видами подати мне темна. Для нас со стороны Кафтора опасности нет.
— А Бет-Шан? — спросил Самсон. — Разве не вторглись филистимляне в Бет-Шан к востоку от вашей страны и не стерегут вас теперь и с заката, и с восхода? Ярив пожал плечами.
— Бет-Шан не Ефрем. Это дело Манассии или Иссахара — я не помню, чей это край. Самсон усмехнулся.
— Справа горит, слева горит, — сказал он, твой дом посередине; а тушить — не твое дело. Разве слеп Ефрем? разве не отец ваш Иосиф учил: в год урожая готовься к засухе? [напоминание о том, как библейский Иосиф (будущий отец Эфраима, родоначальника колена) разгадал сны фараона, предвещавшие семь урожайных, а затем семь голодных лет, и посоветовал ему сохранять пятую часть урожая все семь сытых лет, чтобы было чем кормиться в годы засухи (Бытие, гл. 41). ]
Это предание он слышал от Элиона рехавита.
— Хорошо, — ответил Ярив, — что ты сам произнес это слово: пожар. Мне поручено князем поговорить именно об этом; ради того он меня и прислал, но я колебался начать. Пожар, говорит князь, был, и был он в Тимнате. На этот раз он потух сам собою; потухнет до конца, если Дан не поскупится на подарки. Во второй раз это может кончиться хуже. Мы не слепы, уважаемый князь из Цоры дановой: мы знаем, что огонь у соседа опасная вещь. Оттого мы и просим: не умножать огня. Ни князь мой, ни я не хотим никого упрекать; но правду сказать надо.
— Каково? — вставил Хаш-Баз. — Жаль, что вытащили Иосифа из ямы, жаль.
— Бет-Шан, — повторил Самсон упрямо, — ты забыл о Бет-Шане. Там ведь я не поджигал. Этот огонь — из земли.
— Бет-Шан да Бет-Шан, — ответил Ярив с нетерпением, и даже привзвизгнул, — я тебе говорю разумные доводы, а ты повторяешь одно слово.
— Это не слово, а крепость. Крепости строят тогда, когда есть умысел. Если одна в Экроне, а другая в Бет-Шане, значит, хотят овладеть всей областью между Экроном и Бет-Шаном. Это не только Дан; это и Ефрем, и Манассия.
Ярив был очень недоволен; что-то забормотал, даже совсем неожиданно для всех поскреб затылок
— очевидно в большой забывчивости; наконец, угрюмо заявил:
— Князь говорит: не пойдем, — и отвернулся.
— Сколь прекрасны два языка твои, Ефрем!
— воскликнул Хаш-Баз. — Слышали вы этого посла? То он поет величаво, как царедворец из Сидона; то визжит, как туземная торговка на рынке. Два языка у Иосифа, два и больше. Когда ефремлянка Дебора прислала гонцов к Вениамину за помощью, старосты наши тоже спросили: что за дело Вениамину до Хацора? Тогда ефремляне говорили совершенно как ты, Самсон, — точь-в-точь, как ты теперь. А при дележе добычи, когда нас обсчитали, язык уже был другой. А сегодня третий.
Самсон обратился к нему:
— Может быть, у Вениамина зато один язык: что говорит Вениамин?
Мерав из Мицпы раскрыл рот, поднял брови, выпучил глаз, развел руками:
— О чем?
— Пойдете?
— Куда?
— С Даном, на филистимлян.
— Это что за новизна? Зачем? У Самсона лицо вдруг налилось кровью; он сказал медленно, негромко и настойчиво:
— Ты мой гость; но худо будет, если я подумаю, что ты смеешься. Отвечай по-людски.
Одноглазый внимательно посмотрел на него, прицениваясь; сообразил, что издеваться дальше опасно, это не Ярив и не Иорам; но язвить можно. Он ответил:
— Непонятно вы судите в земле Дана; и память у вас дырявая. На филистимлян? С Даном? Почему? Не из Экрона филистимского пришли, год тому назад, разбойники в наше село Хереш, угнали овец и перебили народ: пришли они из Шаалаввима и назвались цоранами. Экрон нас не трогал. А затронет — сами справимся. Волком вы прозвали Вениамина, и пускай. Волк сам себя защищает; не пойдем кланяться за помощью ни к козлам, ни к ослам, ни к баранам.
Страстно захотелось Самсону схватить их всех за бороды, пачкой, в одну руку, и стукнуть головами об утес; но они пришли по его приглашению. Молча он встал, поклонился и вышел.
У входа в пещеру жирный юноша, слуга ХашБаза, причесывал гребнем волосы и зевал. Увидя Самсона, он сказал томно и тягуче:
— Благодарение Молоху, кончили. Где ты, Мерав? Мне скучно.
Так остался Дан, среди всех колен, один лицом к лицу с могучим соседом.
— Хорошо, — подумал Самсон, когда прошел его гнев. — И еще лучше: один Самсон, изо всего Дана.
Еще накануне он думал собрать войско, превратить весь край в военный лагерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76