– Двое, – сказал Каретников.
Он имел в виду, что в его группе есть два человека со специально натренированными памятными навыками, способные усваивать и с первой подачи запоминать огромные объемы информации. В дальнейшем предполагалось, что в случае непредусмотренных бесед именно они будут якобы легко и свободно оперировать специальными сведениями. Без знания профессиональных деталей легенда «Сирен» грозила лопнуть при малейшем испытании.
* * *
– Битте шен. – Военный, принимавший немецкую группу на катер, чувствовал себя не в своей тарелке и неуклюже раскланялся.
Туристы заулыбались, прозвучали приветственные возгласы.
Циник и язва Клаус Ваффензее, видя, что немецкий встречающего оставляет желать лучшего и вообще, похоже, пребывает в прискорбном зачаточном состоянии, с улыбкой сказал стоявшему рядом Норберту Лангу:
– Услышать нечто подобное от русского моряка – в этом есть особенная прелесть, тонкий шарм... Вообразите, что каких-то шестьдесят с лишним лет назад...
Ланг пожал плечами:
– Шестьдесят лет – солидный срок. Давайте уж углубимся дальше... В начало, скажем, прошлого века. Вполне естественное приветствие.
– Это так, – согласился Ваффензее. – Однако мне кажется, что события середины минувшего столетия навсегда изменили отношения между нашими народами. Бесповоротно. Я слышал, что русских по сей день передергивает, стоит им заслышать немецкую речь.
– Это пройдет, – утешил его Норберт.
– Через тысячу лет.
– Но прошло же у них это с монголами и татарами. А иго длилось триста лет – так, что ли? Оно и сейчас поднимает голову – ненавязчиво...
– С теми – другое. Они ассимилировали их культуру. Они даже ругаются на их языке, а это уже корневое.
– Когда-нибудь станут ругаться и на нашем.
– Вряд ли. Если бы Адольф победил – то да. Лет через триста...
– Если бы Адольф их победил, то через триста лет, поверьте, ругаться было бы уже некому...
– С этим трудно поспорить, вы правы.
Клаус Ваффензее замолчал и стал смотреть на пасмурные волны, лениво стучавшие в борт катера. Было прохладно, он зябко поежился. Чайки разорались, как оглашенные, и крики их начинали ему досаждать. Он услышал команду к отплытию и перешел к другому борту, откуда открывался лучший вид на покидаемый берег. Красоты были последним, что заботило Клауса. Его больше интересовали люди. Их было мало, хотя время приближалось обеденное. Тем любопытнее было устанавливать личности – кое-кто вызывал у Ваффензее нешуточные подозрения.
Например, те, что сидели в неприглядных «Жигулях» с номерами, заляпанными грязью. Может быть, он правильно насторожился, а может быть, и нет.
Или столь же невзрачные работяги, которым почему-то нечем заняться, – курят, плюют с причала и время от времени поглядывают на катер. Или вон тот рыбак, которого еле видно – так он далеко.
Клаус остановился по соседству с Кнопфом, навалился на перила. Тот мельком взглянул на белокурого великана и отвернулся.
Мрачный тип, неразговорчивый. Держится особняком. Непонятно, зачем он поехал – может быть, настоящий унылый ортодокс? Хотя православные хором твердят, что их вера самая радостная. Но не похоже, судя по их постным физиономиям, – те же католики выглядят куда здоровее.
Оно и понятно. Католическую мессу, к примеру, можно слушать сидя, а православные выстаивают часами.
– Через час будем на месте, – проговорил Ваффензее в никуда. Это и без него все знали, он просто приглашал соседа к разговору.
Кнопф не ответил.
– Как вы думаете, в монастырском отеле будет постный стол?
Тот долго медлил, прежде чем отозваться:
– Русские жадны до денег. Чтобы привлечь инвестиции, они готовы нарушить все, в том числе и церковные правила.
– Все-таки монастырь, – сказал Ваффензее с сомнением. – В русских монастырях очень строгие правила. Однажды я посетил в Петербурге две литургии, потратил два дня. Первая состоялась в обычном храме, а вторая – на монастырском подворье. И вот последняя длилась намного дольше. У русских же не принято сидеть во время службы, и это стояние чрезвычайно утомительно. К концу я едва не потерял сознание... Там были пожилые женщины, и я удивлялся их выдержке.
Кнопф безучастно воззрился на него:
– Вас так интересуют вопросы религии?
– О да, я религиовед.
– А ваше собственное вероисповедание?
Клаус Ваффензее рассмеялся заразительным детским смехом и обреченно развел руками:
– Неловко сказать, но сам я до сих пор вне вероисповедания... Я вырос в протестантской семье и увлекся другими религиями, пожалуй, из чувства протеста. Простите за невольный каламбур. Мои родители были слишком строги... Вообразите – секли меня, как секли крепостных в России. Протест состоялся, а вот к Божественному как таковому во мне напрочь отбили интерес.
– Я протестант, – заметил Кнопф.
Ваффензее зарделся.
– Простите, – сказал он с чувством. – Я не хотел вас задеть. Это сугубо семейное дело, частный случай...
– Пустяки, – тот решительно оттолкнулся от перил. – Вынужден вас покинуть, мне немного нездоровится. Благодарю за компанию и приятную беседу.
Он проводил Кнопфа взглядом, раздумывая, на ком же остановиться.
Если все пойдет не так, как задумывалось, придется переводить стрелки. Ланг или Кнопф? Оба – темные лошадки. Но кто здесь не темная лошадь? Он сам не лучше и очень даже доволен этим обстоятельством. Ему нет никакого резона дополнительно выбеливаться, можно переборщить.
Эсминец на грунте – крепкий орешек. Если с изъятием материала ничего не получится, придется взрывать, и вполне вероятно, что не только эсминец. Пострадать могут русские плавсредства, а в наихудшем случае – не только они.
Возможен международный скандал.
Что там скандал – катастрофа.
Никто не знает, в каком состоянии материал и что с ним происходило после событий, о которых известно Клаусу Ваффензее и его руководству. Если это состояние хотя бы просто не претерпело изменений, то опасность представляется исключительно высокой. Но если все-таки претерпело, и не те благоприятные изменения, что связаны с временным фактором, а с другими, более неприятными вещами, то масштабы этой опасности трудно вообразить.
...Может быть, вообще послать к черту Ланга и Кнопфа? Остановиться, к примеру, на фон Кирстове. Скользкий тип. И отчасти похожий на него самого: лезет ко всем, всюду сует свой нос. Инициатива наказуема, чем бы она ни диктовалась, а потому наказать можно и Кирстова.
Клаус Ваффензее привык работать в одиночку, но сейчас испытывал острую потребность в союзнике. В группе он был не один, однако хотелось аборигена. Один уже имелся, но мало, мало... Нельзя исключить, что он найдет такового на острове. Времени в обрез, и на серьезную вербовку его не хватит, но для разовой акции можно попробовать подыскать и кого-то из местных...
Хотя достаточно того, что есть, подумал он. Не стоит злоупотреблять, можно здорово влипнуть.
Но мысли о новых кадрах продолжали кружиться в его голове.
Многое зависит от ситуации в монастырском отеле. Маловероятно, что Клаусу удастся договориться с кем-нибудь из монахов, зато среди паломников и заявившихся ради забавы праздных ротозеев вполне можно попробовать поискать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57