Перво-наперво Андрей свесил голову и несколько секунд с наслаждением отплевывался. Потом поднял глаза. Смотреть снизу вверх было неудобно.
— Не вздумайте меня убить! — взвизгнул он. — На вас только наркотики! А если убьете — ребята намотают всей кодле по полной! И убийство Кривого, и все прочие мочиловки! Я за вас заступлюсь, клянусь, только не убивайте!..
Холодный настороженный взгляд Дабира на миг осветился профессиональным сочувствием и даже уважением. Он не проглотил Андрюхину дезу, отрицательно покачал головой и вышел. Рыбак тотчас широкой, мозолистой, пропахшей куревом ладонью ловко залепил мычащий рот Лехельта пластырем. Человек в черном, лязгнув в темноте затвором, шагнул вперед.
— Э! Здесь не надо! — сказал рыбак. — Шамиль, стой! Господин Мустафа! Здесь не надо! Потом кровь будет по снегу до самой проруби, собаки сбегутся! Утром же видно все, не дай Бог кто заедет!
Черный человек вернулся к двери, о чем-то говорил с Рустиани на незнакомом языке. Лехельта вдруг пробрала мерзкая позорная икота. Он испугался теперь без дураков, по-настоящему.
— Я в тот раз всю ночь затирал… — настаивал рыбак. — Я лучше потом сам… по-тихому… чистенько чтобы…
Он поглядел на скрюченного Андрея и вдруг как-то скверно и вожделенно улыбнулся. Лехельт, теряя остатки рассудка, забился в панике на полу, точно рыба на дне баркаса. На внешней стороне ладоней рыбака виднелись какие-то черные корявые татуировки.
На шоссе вдруг раздался шум мотора. Рустиани поспешно прикрыл дверь. Они в темноте переждали, пока одинокая машина проедет мимо.
— Кто поехал? — спросил Рустиани рыбака приятным голосом, без акцента.
— Не знаю… мотор не наш, — встревоженно и услужливо отвечал тот. — Никто в эту пору не должен был ездить. Рыбнадзор на свадьбе у главного инспектора, а лесники на «УАЗике»…
— Хорошо. Позже. Но чтобы до утра уже ничего тут не было.
— Будьте спокойны, — поспешно сказал рыбак, на клонился и незаметно похлопал связанного разведчика по худому голому заду. Лехельт дернулся, глянул на него с ненавистью. Рустиани заметил, но ничего не сказал, чуть пожал плечами. Его это не касалось.
Они вышли. Какое-то время, достаточно долго, Андрюха отчаянно катался по полу, колотясь в дверь и стены, в кровь разбивая ноги, плечи, голову. Рыбак, похохатывая, вернулся, волосяной веревкой привязал его поперек туловища к столбу посреди коптильни, полапал холодными скользкими руками. От него уже разило водярой.
— И-хи-хи, милок!.. — сказал он. — Погоди еще часок! Делу время, потехе — час…
Прошедшие минуты были самыми страшными в жизни маленького разведчика. О них он никому не рассказывал. Ему хотелось потерять сознание — и не получалось. А еще сильнее хотелось ему, чтобы его спасли. Поэтому, когда вдруг тихонько, не скрипнув, приоткрылась дверь и в коптильню втиснулась знакомая невысокая коренастая фигура, в родном сером свитере, без куртки, Лехельт замычал не от радости, а от ярости, боли и ненависти. «Где вас черти носили столько времени!» — хотелось заорать ему. «Гады! Вас бы так всех!»
Как сильно он их в тот момент ненавидел!
Тыбинь проворно перерезал веревки на ногах разведчика, осторожно отклеил уголок пластыря — и тотчас прижал его к прежнему месту твердой ладошкой, навалился животом, заглушая истерический вопль, рвущийся из Андрюхиной груди.
— Тихо, тихо, тихо… — забормотал он и добавил в ССН: — Порядок, я его беру!
Михаил глянул на босые ступни маленького разведчика, качнул головой, поспешно разулся сам. Взвалил легкое тело напарника на широкое плечо и, будто оно ничего не весило, косолапо ступая, побежал с ним прочь от коптильни, в сторону, противоположную освещенной избе, прихватив ботинки и носки с собой. Рослые собаки сгрудились стаей в углу обширного двора, не обращали на него внимания. Он всегда умел ладить с собаками. Старый ступал все больше по снегу, оставляя где только можно отпечатки босых ног, зябко передергивался от холода. Отбежав достаточно, достигнув твердой поверхности дороги, он бесцеремонно опустил мычащего Лехельта прямо на снег, поспешно сунул задубевшие синие ступни в ботинки и тщательно рассыпал вокруг самопальный порошок для того, чтобы отбить нюх у собак.
— Я на дороге! — сказал он по связи. — Давай мне навстречу, только помни, что я сказал! Не газовать, света не включать!
Потом Тыбинь наклонился и довольно ощутимо отхлестал Лехельта по щекам.
— Андрюха! — прошипел он. — Все уже хоккей! Мне нужно снять с тебя примочку. Орать не будешь?! Снимаю…
Андрюха уже опомнился, не кричал; только охнул от боли, когда Тыбинь содрал с его губ пластырь вместе с куском кожи. Старый освободил ему руки, бросил пластырь и обрывки веревки на снег, туда, где еще можно было разглядеть следы босых ног, снова взвалил легкого жилистого Лехельта и поспешно потрусил с ним на горбу вдоль по темной пустынной дороге.
Вскоре послышался приглушенный шум мотора. Темная патрульная машина осторожно катила к ним навстречу.
— Людка, молодец! Тормози, дура! Дай сюда скорее куртку… да не мне, Андрюхе! Не пялься, он голый… Давай, укладывай его на заднее сиденье… Пальто свое тоже давай! Все, остальное потом! Погнали!
Потеснив охающую и причитающую Пушка, Тыбинь тяжело плюхнулся на сиденье, ухватился за рычаг. Машина крутнулась на развороте и понеслась прочь. На первом съезде Старый притормозил и осторожно спустился направо, к берегу.
— Куда?! Куда?! — панически забеспокоился, забился Лехельт, чувствуя, как непреодолимый ужас захлестывает его при запахе сырости и рыбы.
— Пока постоим тут, Андрюха, ты уж извини… База, я троечка!
— База слушает! — тотчас отозвался динамик напряженным голосом Шубина.
— Он у нас, Сан Саныч! Порядок! Ребятам Кречетова от нашей группы — ящик коньяку!
— Сочтемся! — живенько отвечал Шубин. По голосу было слышно, какой груз свалился у него с души. — Как он там?
— Да так… ничего… — с сомнением отвечал Тыбинь, оглянувшись на безумное Андрюхино лицо, испачканное засохшей кровью. — Сейчас подлечим…
— Врача пока не можем к вам подослать! Вы уж сами! Поздравляю! Продолжаем операцию!
— У нас пеший пост ведет наблюдение. Я страхую со стороны. Как только будет движение — сразу доложим.
— Принял! Опера вас тоже поздравляют! Дмитриев тут, москвичи! Это была их идея!
— Ладно… — непримиримо проворчал Тыбинь. — Конец связи! Людка, готовь аптечку! Колоть умеешь?
— А куда? — испуганно и радостно спросила Людочка, вытаскивая из-под сиденья специальную аптечку разведки.
— А куда ты умеешь?
— Никуда…
— Чего же тогда спрашиваешь?! Смотри, показываю один раз! В ягодицу, в верхнюю часть! Не вниз — там седалищный нерв проходит! Перебьешь его — оставишь человека калекой! Видишь?!
— Вижу…
Лехельт взвыл уже нормальным образом, сказал своим обычным голосом:
— С вами и так калекой станешь!.. А за что Кречетову коньяк?
Переговоры по связи и привычная атмосфера работы помогли ему преодолеть приступ паники, но в груди еще все тряслось по-прежнему.
— Что — уже жмешься? — улыбался в темноте Тыбинь. — Не жмись! Они тебя нашли! Мы тянули этих гадов, потом грохнули их совсем. Шубин нас обматерил по-черному, я никогда от него такого не слышал. Обещал выгнать всех к черту и подальше… обзывался как хотел, даже Людки не стеснялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64