Майор прождал без малого два часа у выхода из шахты в надежде услышать хорошие вести от ушедших в подземелье бойцов. Но те канули во тьме. Командир проклял их самонадеянность и приказал отходить. Судьба двух воинов осталась неизвестной.
Проводник с забинтованной головой понуро шагал впереди. Его опыт пока не требовался, группа двигалась по заранее намеченному маршруту. В двухстах метрах слева и справа между деревьев бесшумно скользили снайперы, останавливаясь на каждой возвышенности и давая по рации сигнал, что все чисто. Они с удвоенной энергией охраняли остатки изрядно поредевшего отряда, чувствуя вину за то, что не сумели подстрелить беглецов сутки назад.
Майор нагнал проводника, пошел рядом.
— Из пещеры ему никуда не деться. Приборов ночного видения у него нет, так что у наших явное преимущество...
Следопыт махнул рукой:
— Я бывал в таких шахтах. Там развилок и боковых тоннелей столько, что за неделю не обыщешь...
— Ну, значит, неделю и будут искать.
— А толку? Нельзя было отпускать их. Вдвоем в шахте делать нечего. Тут рота нужна. Русский может где угодно зашхериться. И черта с два они его обнаружат... При небольшом везении он их в шахте и положит. Опыт у него есть...
Майор помолчал минуту.
— Ты считаешь, что я плохо руковожу?
— Нет, дело не в этом...
— А в чем?
— Напрасно мы пошли по следам мальчишки и русского. Я как чувствовал, ничего хорошего из этого не выйдет.
— Твое дело — следы читать, — жестко сказал майор. — Свои чувства оставь на потом, когда домой вернешься.
Проводник невесело усмехнулся:
— Домой... Это, конечно, хорошо. Только вернусь ли? Нам еще повезло, что русский по нашему следу не пошел...
— И почему ты так уверен, что не пошел, чувствительный ты наш? — Каждая фраза собеседника усиливала раздражение командира.
— Он «беглец», а не «охотник», по его поведению заметно. То, что он может и первым напасть, ни о чем не говорит. Он защищается, шкуру свою спасает. Преследовать нас он не будет, не в его характере.
— Ты так рассуждаешь, будто читаешь его мысли, — съехидничал майор.
Проводник искоса взглянул на командира и пожал плечами:
— Как умею. По виктимологии у меня всегда было «отлично». Этот русский, несмотря на его исключительную подготовку, первый на конфликт не идет. Соответственно, он — «жертва», а не «охотник».
— И как это нам поможет?
— Пока никак. Единственное, в чем мы можем быть более менее уверены, так это в том, что он пошел в другую сторону. Мы оставили его в покое, поэтому и он постарается не нарываться на неприятности...
— Если опять не придется кого нибудь спасать, — тихо произнес майор. Проводник кивнул.
— Это психологически оправдано. В ситуации, когда от жертвы зависит жизнь гораздо более слабого существа, она способна на многое. Иногда на такое, что вы и предугадать не сможете.
Майор задумался, сдвинув брови. Две минуты они шли молча.
— Иными словами, если мы возьмем в заложники кого нибудь вроде этого мальчишки, то у нас есть шанс выманить русского?
— Есть то есть. Только сейчас вам его уже не найти, чтобы продемонстрировать заложника.
— Это не твое дело.
Проводник еле слышно вздохнул.
Майор объявил привал. Минут пятнадцать он в одиночестве, сидя на стволе поваленного дерева в отдалении, изучал карту, шевелил губами и что то прикидывал. Его размышления прервал подбежавший радист и что то прошептал на ухо майору.
* * *
Группа, тащившая раненых, делала передышки каждые полчаса. Местность, как и везде на Балканах, была гористой, приходилось обходить многочисленные скальные образования и двигаться по низинам.
— Дай хлебнуть, — один из носильщиков утер пот со лба и взял поданную товарищем, идущим в соседней связке, фляжку. — Теплая...
— Ничего, дойдем до ручья, будет тебе и холодная, — ухмыльнулся высокий солдат и сделал небольшой глоток. Воду необходимо было экономить. Обеззараживающие таблетки кончились, поэтому пили только из резервных фляг. По весне вода в речках зацветала, и риск подцепить какую нибудь желудочную заразу был велик. — Ну что, передохнули? Тогда вперед...
Когда караван с ранеными поднимался по тропинке на очередной пологий склон, носильщик вдруг закачался, выронил деревянные рукоятки и согнулся в приступе рвоты.
Раненый грохнулся оземь и заорал от дикой боли, когда в его бедренном суставе сдвинулась сосновая щепка.
Носильщик скрючился и стал кататься по земле, держась за живот. Глаза у него вылезли из орбит, на губах выступила белесая пена. Подбежавшие товарищи насильно зафиксировали его в лежачем положении, врач лихорадочно копался в аптечке, разыскивая антидот.
Через минуту то же самое произошло еще с одним бойцом, находящимся в отряде всего месяц: его изогнуло и бросило на землю.
Врач в остолбенении смотрел на бьющиеся в судорогах тела, не понимая, в чем дело. Хрипы и вывалившиеся языки свидетельствовали об отравлении сильным ядом.
Агония продолжалась недолго.
Оба умерли в течение десяти минут.
Здоровых, способных тащить носилки, осталось шестеро. Да и те пребывали в ступоре, с мистическим ужасом смотря на тела мертвых товарищей.
Врач вышел на связь и доложил о происшествии.
Майор вскочил, резким взмахом подозвал проводника.
— Что случилось?
— Еще двое, — процедил командир. — Отравление.
— Когда?
— Только что. Оба погибли почти мгновенно.
— Вода... — проводник на миг прикрыл глаза. — Где фляжки, что были у караульных, которых он отключил?
— Не знаю, — растерялся подоспевший сержант. — Наверное, в НЗ...
— Немедленно вылить всю воду. А лучше — выбросить все лишние фляги. До единой! — распорядился проводник. — Мы не можем рисковать.
— Откуда у него яд? — поинтересовался майор, быстро записывая в шифроблокнот ответную радиограмму.
— Биологи используют в своей работе множество химикатов. В том числе и ядовитых. И, естественно, знают их характеристики.
— Жертва, говоришь? — прошипел командир, передавая листок радисту.
— По крайней мере, это было не нападение, — парировал проводник. — Ну и хитер же он! — в голосе следопыта слышались нотки восхищения.
Майор зло сплюнул.
* * *
Владислав открыл глаза и поежился.
Утро принесло с собой влажную прохладу, предрассветный туман мельчайшими капельками росы оседал на листьях кустов.
«Ого, почти шесть! — удивился Рокотов. — Славно я харю поплющил...»
Он посмотрел на крепко спящего Хашима.
«Здоровый детский сон. Пусть подольше поспит, нам сегодня пилить и пилить. А я пока разомнусь, что то давненько не тренировался по утрам. Ну да, все времени не было. Дела, знаете ли...»
Влад осторожно отошел за заросли ежевики, повесил на сломанный сук сосны куртку и сорок минут плавно передвигался по маленькой поляне, переходя из стойки в стойку и фиксируя тело в самых низких точках.
Чье то присутствие он ощутил затылком. Мягко развернулся, готовый мгновенно перекатом уйти в сторону, и увидел Хашима, завороженно глядящего на него с края полянки.
— Нравится? — улыбнулся Влад. Парнишка закивал.
— Очень! А я могу научиться?
— Конечно, — Рокотов снял куртку и набросил ее на плечи мальчика. — Смотри, не простудись...
— Я проснулся, вас нет, вот и пошел искать, — извиняющимся тоном сообщил Хашим.
— Все нормально, — биолог посмотрел на восходящее солнце. — Вот и еще один день настал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77