— Я ни с кем не дрался. Меня избили, и вам это хорошо известно.
— Ну и что? Свидетелей нет. Вот и думайте.
— А что думать? У меня нет следственных возможностей, чтобы вызвать моих обидчиков на допрос. В конце концов, я плачу налоги, и именно из этих денег складывается расходная часть бюджета на Министерство внутренних дел. Так что я свою долю вношу… И вы не совсем правы, когда говорите, что свидетелей нет. Я нашел двоих, которые видели, как меня тащили в подворотню, и назвал вам их фамилии. И еще там были омоновцы.
— Сотрудники милиции ничего не знают, — вяло отмахнулась следователь. — После драки они вас задержали и доставили в больницу.
— Сначала в отделение, — уточнил Вознесенский.
— Хорошо, сначала в отделение, — раздраженно согласилась следователь.
— Но по существу дела они ничего сказать не могут.
— А мои свидетели?
— Я с ними еще не работала.
— Почему?
— Молодой человек, у меня в производстве сорок дел. Я не успеваю всех опросить. В течение месяца я к этому вопросу вернусь.
Иван мрачно посмотрел в окно, за которым моросил противный питерский дождик.
Худшие перспективы, обрисованные ему подкованным в вопросах права Димоном, полностью оправдывались. Неповоротливая следственная машина с места не двигалась. И даже не прогревала двигатель. Следователя нужно было отлавливать, ее вечно не было на месте, а по телефону она говорить не желала. В папочку с заведенным делом легли только справки из травматологического отделения больницы Скорой Помощи, где отлеживался Иван, и отписка из уголовного розыска. В трех фразах утверждалось, что причастных к инциденту обнаружить не удалось. Равно как и идентифицировать их личности.
Отписка эта появилась вчера — в результате совместной пьянки трех оперативников из местного околотка. В консульство они не ходили и свою агентуру не поднимали. Да и кто пустит их на суверенную американскую территорию. Вежливо пошлют через интерком на входной двери, и все дела.
Димон порекомендовал Ивану побывать в городской прокуратуре и оставить там свой аргументированный вопль о помощи. Вознесенский убил полдня, натер зад о жесткую скамейку и был вознагражден сорокасекундной аудиенцией у полусумасшедшего дядьки, представившегося первым помощником прокурора города. Заявление он не прочитал, лишь занес входящий номер в амбарную книгу и посоветовал посетителю обождать письменного ответа.
Изучивший закон на практике приятель предупреждал, что первый визит в прокуратуру именно этим и закончится. Заявление прочтет какой-нибудь клерк, отправит в район и пришлет Ивану бестолковую бумаженцию со словами о «постановке на контроль» и несколькими грамматическими ошибками. И сие станет первым шагом Вознесенского на длинном пути житейских неурядиц, связанных с работой правоохранительной системы. Спустя год-другой уголовное дело либо потеряют, либо прекратят по надуманной причине. В общем — или ишак сдохнет, или султан.
— А списка сотрудников охраны вам так и не дали? — не столько вопросительно, сколько утвердительно произнес Иван.
— Пока нет, — важно ответила следователь. — У них там свои правила насчет персонала. Я не вникала.
— Но ведь они российские граждане и должны подчиняться нашим законам.
Сотрудница милиции посмотрела на Вознесенского так, будто он предложил ей совокупиться на столе прямо в кабинете. Да еще и при открытой двери.
— Это на бумаге красиво. В жизни не так.
— Что значит не так? Я тут почитал Уголовный Кодекс, там ясно написано. Наши граждане подлежат ответственности именно по нашим законам.
— А вот в отношении сотрудников иностранных представительств есть свои инструкции! — Слишком начитанный «терпила» начал злить следователя.
— Позвольте на них взглянуть.
— У меня их нет. И вообще, это служебная информация, кому попало мы ее не демонстрируем, — от раздражения она перестала обращать внимание на правильность построения фраз. — Все инструкции читаются только личным составом…
Предусмотрительный Димон заранее подготовил Ивана к такому повороту событий и разъяснил, что стражи порядка обязательно сошлются на мифические внутренние директивы. Конечно же, подобных инструкций в природе не существует, это классическая «отмазка», применяемая по всей территории необъятной страны, когда ее граждане почему-то не идут на поводу у служителей закона.
— В Конституции предусмотрены равные права для всех граждан России, — вежливо возразил Вознесенский, прерывая словесный поток следователя. — И если такая инструкция есть, то, во-первых, она противозаконна, а во-вторых, вы обязаны мне ее показать.
— Ничего я не обязана! — вспыхнула следователь. — Не мешайте работать! Из-за вас я ничего не успею. О теории права можете дискутировать с женой на кухне, а тут официальное учреждение. Попрошу вас освободить кабинет и ждать повестки. Вам ясно?
— Яснее ясного. — Иван поднялся со стула и аккуратно прикрыл за собой входную дверь. Не стал хлопать изо всех сил, как ни хотелось. Еще не хватало, чтоб его обвинили в порче казенного имущества.
Следователь с перекошенным от злобы лицом яростно зачиркала спичкой, чтобы прикурить тонкую сигарету.
Всю правду она потерпевшему не сказала, хотя действительно переговорила с заместителем начальника службы безопасности консульства и узнала от него, что Вознесенский во время демонстрации якобы «прошел все стадии алкогольного опьянения», кинул камень в какого-то мирного американца и сцепился с таким же не менее пьяным субъектом. Драку остановила милиция, от души накостыляв обоим, после чего Ивана загрузили в воронок и увезли. История эта была шита белыми нитками и при первой же проверке расползлась бы на маленькие лживые кусочки. Было ясно, что американцы покрывают своих, причем не очень умело, уповая на свои авторитет и безнаказанность. Но от этого легче не становилось.
С американцами в России вообще опасно связываться. Взять хотя бы тот случай, когда бухой «в мясо» пресс-атташе консульства во Владивостоке впилился на своем «шевроле» в чужой автомобиль и сделал инвалидом его водителя. Через месяц уголовное дело чудесным образом было переквалифицировано уже против пострадавшего, а американцы к тому же начали требовать извинений и материальную компенсацию за разбитый консульский «шевроле».
Связываться с заокеанскими «друзьями» простому следователю не хотелось. Один неверный шаг, и придется искать новое место работы.
А вот если взять за основу версию американцев и грамотно отбрить зануду потерпевшего, то можно рассчитывать на взаимопонимание. В виде оплаченной двухнедельной поездки «на стажировку», блока хороших сигарет — вроде тех, что ей сунули на выходе из консульства, — приглашения на какой нибудь праздник с богатым фуршетом в американском культурном центре и хороших слов о ней в телефонном звонке ее начальству.
Следователь затушила окурок и взглянула на мир благожелательнее. Перспективы есть, и только дурак их упускает.
Плевать на этого идеалиста Вознесенского, к тридцати годам так и не понявшего, что с сильными надо дружить. А не пытаться с помощью авторучки остановить бульдозер под звездно-полосатым флагом.
* * *
«Ровно в десять утра второго мая тысяча девятьсот девяносто девятого года с севера в город Жур вошел молодой человек в изрядно помятом темно-зеленом охотничьем костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Ну и что? Свидетелей нет. Вот и думайте.
— А что думать? У меня нет следственных возможностей, чтобы вызвать моих обидчиков на допрос. В конце концов, я плачу налоги, и именно из этих денег складывается расходная часть бюджета на Министерство внутренних дел. Так что я свою долю вношу… И вы не совсем правы, когда говорите, что свидетелей нет. Я нашел двоих, которые видели, как меня тащили в подворотню, и назвал вам их фамилии. И еще там были омоновцы.
— Сотрудники милиции ничего не знают, — вяло отмахнулась следователь. — После драки они вас задержали и доставили в больницу.
— Сначала в отделение, — уточнил Вознесенский.
— Хорошо, сначала в отделение, — раздраженно согласилась следователь.
— Но по существу дела они ничего сказать не могут.
— А мои свидетели?
— Я с ними еще не работала.
— Почему?
— Молодой человек, у меня в производстве сорок дел. Я не успеваю всех опросить. В течение месяца я к этому вопросу вернусь.
Иван мрачно посмотрел в окно, за которым моросил противный питерский дождик.
Худшие перспективы, обрисованные ему подкованным в вопросах права Димоном, полностью оправдывались. Неповоротливая следственная машина с места не двигалась. И даже не прогревала двигатель. Следователя нужно было отлавливать, ее вечно не было на месте, а по телефону она говорить не желала. В папочку с заведенным делом легли только справки из травматологического отделения больницы Скорой Помощи, где отлеживался Иван, и отписка из уголовного розыска. В трех фразах утверждалось, что причастных к инциденту обнаружить не удалось. Равно как и идентифицировать их личности.
Отписка эта появилась вчера — в результате совместной пьянки трех оперативников из местного околотка. В консульство они не ходили и свою агентуру не поднимали. Да и кто пустит их на суверенную американскую территорию. Вежливо пошлют через интерком на входной двери, и все дела.
Димон порекомендовал Ивану побывать в городской прокуратуре и оставить там свой аргументированный вопль о помощи. Вознесенский убил полдня, натер зад о жесткую скамейку и был вознагражден сорокасекундной аудиенцией у полусумасшедшего дядьки, представившегося первым помощником прокурора города. Заявление он не прочитал, лишь занес входящий номер в амбарную книгу и посоветовал посетителю обождать письменного ответа.
Изучивший закон на практике приятель предупреждал, что первый визит в прокуратуру именно этим и закончится. Заявление прочтет какой-нибудь клерк, отправит в район и пришлет Ивану бестолковую бумаженцию со словами о «постановке на контроль» и несколькими грамматическими ошибками. И сие станет первым шагом Вознесенского на длинном пути житейских неурядиц, связанных с работой правоохранительной системы. Спустя год-другой уголовное дело либо потеряют, либо прекратят по надуманной причине. В общем — или ишак сдохнет, или султан.
— А списка сотрудников охраны вам так и не дали? — не столько вопросительно, сколько утвердительно произнес Иван.
— Пока нет, — важно ответила следователь. — У них там свои правила насчет персонала. Я не вникала.
— Но ведь они российские граждане и должны подчиняться нашим законам.
Сотрудница милиции посмотрела на Вознесенского так, будто он предложил ей совокупиться на столе прямо в кабинете. Да еще и при открытой двери.
— Это на бумаге красиво. В жизни не так.
— Что значит не так? Я тут почитал Уголовный Кодекс, там ясно написано. Наши граждане подлежат ответственности именно по нашим законам.
— А вот в отношении сотрудников иностранных представительств есть свои инструкции! — Слишком начитанный «терпила» начал злить следователя.
— Позвольте на них взглянуть.
— У меня их нет. И вообще, это служебная информация, кому попало мы ее не демонстрируем, — от раздражения она перестала обращать внимание на правильность построения фраз. — Все инструкции читаются только личным составом…
Предусмотрительный Димон заранее подготовил Ивана к такому повороту событий и разъяснил, что стражи порядка обязательно сошлются на мифические внутренние директивы. Конечно же, подобных инструкций в природе не существует, это классическая «отмазка», применяемая по всей территории необъятной страны, когда ее граждане почему-то не идут на поводу у служителей закона.
— В Конституции предусмотрены равные права для всех граждан России, — вежливо возразил Вознесенский, прерывая словесный поток следователя. — И если такая инструкция есть, то, во-первых, она противозаконна, а во-вторых, вы обязаны мне ее показать.
— Ничего я не обязана! — вспыхнула следователь. — Не мешайте работать! Из-за вас я ничего не успею. О теории права можете дискутировать с женой на кухне, а тут официальное учреждение. Попрошу вас освободить кабинет и ждать повестки. Вам ясно?
— Яснее ясного. — Иван поднялся со стула и аккуратно прикрыл за собой входную дверь. Не стал хлопать изо всех сил, как ни хотелось. Еще не хватало, чтоб его обвинили в порче казенного имущества.
Следователь с перекошенным от злобы лицом яростно зачиркала спичкой, чтобы прикурить тонкую сигарету.
Всю правду она потерпевшему не сказала, хотя действительно переговорила с заместителем начальника службы безопасности консульства и узнала от него, что Вознесенский во время демонстрации якобы «прошел все стадии алкогольного опьянения», кинул камень в какого-то мирного американца и сцепился с таким же не менее пьяным субъектом. Драку остановила милиция, от души накостыляв обоим, после чего Ивана загрузили в воронок и увезли. История эта была шита белыми нитками и при первой же проверке расползлась бы на маленькие лживые кусочки. Было ясно, что американцы покрывают своих, причем не очень умело, уповая на свои авторитет и безнаказанность. Но от этого легче не становилось.
С американцами в России вообще опасно связываться. Взять хотя бы тот случай, когда бухой «в мясо» пресс-атташе консульства во Владивостоке впилился на своем «шевроле» в чужой автомобиль и сделал инвалидом его водителя. Через месяц уголовное дело чудесным образом было переквалифицировано уже против пострадавшего, а американцы к тому же начали требовать извинений и материальную компенсацию за разбитый консульский «шевроле».
Связываться с заокеанскими «друзьями» простому следователю не хотелось. Один неверный шаг, и придется искать новое место работы.
А вот если взять за основу версию американцев и грамотно отбрить зануду потерпевшего, то можно рассчитывать на взаимопонимание. В виде оплаченной двухнедельной поездки «на стажировку», блока хороших сигарет — вроде тех, что ей сунули на выходе из консульства, — приглашения на какой нибудь праздник с богатым фуршетом в американском культурном центре и хороших слов о ней в телефонном звонке ее начальству.
Следователь затушила окурок и взглянула на мир благожелательнее. Перспективы есть, и только дурак их упускает.
Плевать на этого идеалиста Вознесенского, к тридцати годам так и не понявшего, что с сильными надо дружить. А не пытаться с помощью авторучки остановить бульдозер под звездно-полосатым флагом.
* * *
«Ровно в десять утра второго мая тысяча девятьсот девяносто девятого года с севера в город Жур вошел молодой человек в изрядно помятом темно-зеленом охотничьем костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79