Ибо страсти разрозненных людей умеренны, как жар одной головни; в собрании же они являются как бы многими головнями, воспламеняющими друг друга (особенно когда они разжигают друг друга речами), дабы поджечь государство под предлогом оказания ему помощи советом. В-третьих, слушая каждого человека отдельно, мы можем прерывать его и возражать ему и таким путем подвергать испытанию, когда это необходимо, правильность его доводов и основания его совета, чего нельзя делать в собрании, где человек при всяком трудном вопросе бывает больше поражен и ослеплен разнообразием речей по интересующему его вопросу, чем информирован о том пути, по которому ему следует идти. Кроме того, в многочисленном собрании, созванном для совета, непременно найдутся некоторые, кто из честолюбия хочет считаться красноречивым и сведущим в политике и дает свой совет, сообразуясь не с интересами дела, предложенного обсуждению, а с желанием пожинать аплодисменты своими цветистыми речами, испещренными цитатами из разных авторов; с их стороны это, по меньшей мере, дерзость, ибо они отнимают время от серьезного обсуждения, чего легко можно избежать при совещании в узком кругу. В-четвертых, при обсуждении дел, которые надлежит сохранить в тайне (таковы многие государственные дела), советы многих, а особенно в собраниях, опасны. Поэтому многочисленные собрания вынуждены передавать такие дела более узким собраниям, состоящим из лиц, которые наиболее сведущи в этих вопросах и преданность которых не вызывает сомнений.
В заключение мы спросим: разве найдется где-нибудь такой горячий сторонник советов большого собрания, что он стал бы просить у него совета или пользоваться таким советом тогда, когда речь идет о женитьбе детей, о том, как распорядиться своими землями, о своем домоводстве, об управлении своим личным имением, особенно в том случае, когда между членами такого собрания имеются его недоброжелатели? Человек, который устраивает свои дела при содействии многих и разумных советников, советуясь с каждым из них в отдельности по тем вопросам, по которым соответствующий советник является наиболее компетентным, поступает наиболее разумно и похож на того, кто, грая в теннис, пользуется содействием способных помощников, расставленных в надлежащих местах. Наилучшим образом поступает также тот, кто пользуется исключительно своим собственным умом, как в теннисе тот, кто совершенно не прибегает к содействию помощников. Но тот, кто ищет совета в своих делах у собрания, решение которого зависит от согласия большинства, каковое решение обычно тормозится из зависти или своекорыстия несогласной частью, поступает наихудшим образом. Такой человек похож на игрока, которого везут к мячу хотя и хорошие игроки, но на тачке или на чем-нибудь другом, тяжелом самом по себе и замедляемом еще разногласием во мнениях и несогласованными усилиями тех, кто его тащит, причем замедляемом тем больше, чем больше число лиц, прилагающих к этому руку, а больше всего тогда, когда среди них имеются один или несколько, которые желают, чтобы играющий проиграл. И хотя верно, что много глаз видят больше, чем один, однако это можно применить ко многим советчикам лишь в том случае, когда окончательное решение находится в руках одного человека. При отсутствии этого условия бывает совсем наоборот. Ибо много глаз видят одну и ту же вещь по-разному и склонны смотреть в сторону своей собственной выгоды. Вот почему стрелки, не желая промахнуться, присматриваются, правда, обоими глазами, но прицеливаются лишь одним. И вот почему большие демократические государства всегда держались не открытыми совещаниями собраний, а или благодаря объединявшему их общему врагу, или популярностью какого-нибудь их выдающегося человека, или каким-нибудь тайным немногочисленным советом, или взаимной боязнью заговоров. Что же касается маленьких государств, как демократических, так и монархических, то никакая человеческая мудрость не может их сохранить дольше, чем продолжается взаимная зависть их могущественных соседей.
Глава XXVI
О гражданских законах
Что такое гражданский закон. Под гражданскими законами я понимаю законы, которые люди обязаны соблюдать не как члены того или другого конкретного государства, а как члены государства вообще. Ибо частные законы надлежит знать тем, кто занимается изучением законов различных стран, но гражданский закон вообще надлежит знать любому. Древнее право Рима называлось гражданским правом от слова civitas, означающего государство ' . И те страны, которые находились под властью Римской империи и управлялись римским правом, удерживают еще у себя ту часть из этого права, которую считают для себя подходящей, и называют эту часть в отличие от своих собственных гражданских законов гражданским правом. Но не об этом я собираюсь здесь говорить, ибо в мою задачу входит показать не что такое право здесь или там, а лишь что такое право вообще, подобно тому как это делали Платон, Аристотель, Цицерон и разные другие мыслители, которые не занимались специально изучением права.
Прежде всего очевидно, что закон вообще есть не совет, а приказание, но не приказание любого человека любому другому, а лишь приказание лица, адресованное тому, кто раньше обязался повиноваться этому лицу. А в термине «гражданский закон» прибавляется лишь имя приказывающего, каковое есть persona civitatis – государственное лицо.
В соответствии с этим я определяю гражданское право следующим образом. Гражданским правом являются для каждого подданного те правила, которые государство устно, письменно или при помощи других достаточно ясных знаков своей воли предписало ему, дабы он пользовался ими для различения между правильным и неправильным, т. е. между тем, что согласуется, и тем, что не согласуется с правилом.
В этом определении нет ничего, что не было бы очевидно с первого взгляда. Ибо всякий человек видит, что некоторые законы адресованы всем подданным вообще, некоторые – определенным провинциям, другие – определенным профессиям, а еще другие – определенным людям, и поэтому они являются законами для той группы людей, которой адресовано приказание, и ни для кого другого. Точно так же очевидно, что законы суть правила, определяющие, что справедливо и что несправедливо, ибо несправедливым считается лишь то, что противоречит какому-либо закону. Очевидно также, что никто, кроме государства, не может издавать законы, ибо мы находимся в подданстве только у государства, и что приказания государства должны быть выражены достаточно ясными знаками, ибо иначе человек не может знать, чему он должен повиноваться. И поэтому все, что может быть выведено как необходимое следствие из этого определения, должно быть признано правильным. И вот я вывожу из него следующие заключения.
Суверен является законодателем. 1. Законодателем во всех государствах является лишь суверен, будь то один человек, как в монархии, или собрание людей, как в демократии или аристократии. Ибо законодатель есть тот, кто издает закон. А одно лишь государство предписывает соблюдение тех правил, которые мы называем законом. Поэтому законодателем является государство. Но государство является личностью и способно что-либо делать только через своего представителя (т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
В заключение мы спросим: разве найдется где-нибудь такой горячий сторонник советов большого собрания, что он стал бы просить у него совета или пользоваться таким советом тогда, когда речь идет о женитьбе детей, о том, как распорядиться своими землями, о своем домоводстве, об управлении своим личным имением, особенно в том случае, когда между членами такого собрания имеются его недоброжелатели? Человек, который устраивает свои дела при содействии многих и разумных советников, советуясь с каждым из них в отдельности по тем вопросам, по которым соответствующий советник является наиболее компетентным, поступает наиболее разумно и похож на того, кто, грая в теннис, пользуется содействием способных помощников, расставленных в надлежащих местах. Наилучшим образом поступает также тот, кто пользуется исключительно своим собственным умом, как в теннисе тот, кто совершенно не прибегает к содействию помощников. Но тот, кто ищет совета в своих делах у собрания, решение которого зависит от согласия большинства, каковое решение обычно тормозится из зависти или своекорыстия несогласной частью, поступает наихудшим образом. Такой человек похож на игрока, которого везут к мячу хотя и хорошие игроки, но на тачке или на чем-нибудь другом, тяжелом самом по себе и замедляемом еще разногласием во мнениях и несогласованными усилиями тех, кто его тащит, причем замедляемом тем больше, чем больше число лиц, прилагающих к этому руку, а больше всего тогда, когда среди них имеются один или несколько, которые желают, чтобы играющий проиграл. И хотя верно, что много глаз видят больше, чем один, однако это можно применить ко многим советчикам лишь в том случае, когда окончательное решение находится в руках одного человека. При отсутствии этого условия бывает совсем наоборот. Ибо много глаз видят одну и ту же вещь по-разному и склонны смотреть в сторону своей собственной выгоды. Вот почему стрелки, не желая промахнуться, присматриваются, правда, обоими глазами, но прицеливаются лишь одним. И вот почему большие демократические государства всегда держались не открытыми совещаниями собраний, а или благодаря объединявшему их общему врагу, или популярностью какого-нибудь их выдающегося человека, или каким-нибудь тайным немногочисленным советом, или взаимной боязнью заговоров. Что же касается маленьких государств, как демократических, так и монархических, то никакая человеческая мудрость не может их сохранить дольше, чем продолжается взаимная зависть их могущественных соседей.
Глава XXVI
О гражданских законах
Что такое гражданский закон. Под гражданскими законами я понимаю законы, которые люди обязаны соблюдать не как члены того или другого конкретного государства, а как члены государства вообще. Ибо частные законы надлежит знать тем, кто занимается изучением законов различных стран, но гражданский закон вообще надлежит знать любому. Древнее право Рима называлось гражданским правом от слова civitas, означающего государство ' . И те страны, которые находились под властью Римской империи и управлялись римским правом, удерживают еще у себя ту часть из этого права, которую считают для себя подходящей, и называют эту часть в отличие от своих собственных гражданских законов гражданским правом. Но не об этом я собираюсь здесь говорить, ибо в мою задачу входит показать не что такое право здесь или там, а лишь что такое право вообще, подобно тому как это делали Платон, Аристотель, Цицерон и разные другие мыслители, которые не занимались специально изучением права.
Прежде всего очевидно, что закон вообще есть не совет, а приказание, но не приказание любого человека любому другому, а лишь приказание лица, адресованное тому, кто раньше обязался повиноваться этому лицу. А в термине «гражданский закон» прибавляется лишь имя приказывающего, каковое есть persona civitatis – государственное лицо.
В соответствии с этим я определяю гражданское право следующим образом. Гражданским правом являются для каждого подданного те правила, которые государство устно, письменно или при помощи других достаточно ясных знаков своей воли предписало ему, дабы он пользовался ими для различения между правильным и неправильным, т. е. между тем, что согласуется, и тем, что не согласуется с правилом.
В этом определении нет ничего, что не было бы очевидно с первого взгляда. Ибо всякий человек видит, что некоторые законы адресованы всем подданным вообще, некоторые – определенным провинциям, другие – определенным профессиям, а еще другие – определенным людям, и поэтому они являются законами для той группы людей, которой адресовано приказание, и ни для кого другого. Точно так же очевидно, что законы суть правила, определяющие, что справедливо и что несправедливо, ибо несправедливым считается лишь то, что противоречит какому-либо закону. Очевидно также, что никто, кроме государства, не может издавать законы, ибо мы находимся в подданстве только у государства, и что приказания государства должны быть выражены достаточно ясными знаками, ибо иначе человек не может знать, чему он должен повиноваться. И поэтому все, что может быть выведено как необходимое следствие из этого определения, должно быть признано правильным. И вот я вывожу из него следующие заключения.
Суверен является законодателем. 1. Законодателем во всех государствах является лишь суверен, будь то один человек, как в монархии, или собрание людей, как в демократии или аристократии. Ибо законодатель есть тот, кто издает закон. А одно лишь государство предписывает соблюдение тех правил, которые мы называем законом. Поэтому законодателем является государство. Но государство является личностью и способно что-либо делать только через своего представителя (т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146