Но в тот раз «ключик» не подошел. Едва их вызвали на дорожку, Мавлиханов бросился на Бакони, не дав ему опомниться, и быстро повел в счете.
А в финале, где по новой системе фехтовали лишь четверо, Мавлиханов проиграл сначала уже прославленному к тому времени динамовцу Якову Рыльскому, потом французу Арабо и затем победил венгра Пежу. «Вот у него-то я выигрывал всегда, – вспоминает Умяр Абдулович, – это был мой „клиент“, и он хорошо знал об этом. Я был страшно неудобен для него, а он мне в самый раз, под мою саблю. И тогда, в финале, я снова убедился в этом, выиграв у него 5:2».
Все же Олимпийские игры выиграл Пежа (у него было лишь одно поражение, от Мавлиханова), а Мавлиханов после перебоя с Рыльским удостоился бронзы.
Умяр Мавлиханов – это фехтовальный антипод Давида Тышлера, боец вдохновения. Душа его поединка – скорость, атака. Его бравурная манера боя, нескрываемое наслаждение атакой нередко задавали тон всей нашей команде в ответственных боях. Но иногда, споткнувшись где-нибудь в начале турнира, этот неистовый бог атаки вдруг терял весь свой наступательный пыл и тогда мог снести поражение от кого угодно.
Он пронесся сквозь чемпионаты мира и олимпийские игры не вполне высказавшись в фехтовании. Казалось, можно было бы «досказать» потом, став тренером, но тренерский колет как-то не сидел на нем, он оказался одним из немногих учеников Виталия Андреевича, кто не нашел себя в тренерстве. «Он настолько боец, – говорит Аркадьев, – что видеть его тренером, дающим урок, как-то не по себе…»
Шли годы и десятилетия. В уроках и надеждах Аркадьева ученики сменяли друг друга, а затем уходили – век спортсмена много короче тренерского (даже если и очень длинен, как, например, у Мидлера, Свешникова, Шитиковой). А Виталий Андреевич оставался в вечном ожидании чуда – нового необыкновенного ученика. Вот он однажды появится в зале и встанет против него, готовый к уроку. Они скрестят клинки, и Виталий Андреевич вдруг, как никогда, поймет: перед ним будущий чемпион мира. Нужно только научить его фехтовать, и Аркадьев знает, конечно, как это сделать…
Как-то на Спартакиаде народов СССР в 1979 году Виталий Андреевич беседовал с французскими тренерами, арбитрами (стоит ему появиться в фехтовальном зале, как он тут же обрастает желающими с ним побеседовать, а более всего – внимать ему). Поговорили о судьбах фехтования, об его истоках, тенденциях. В конце разговора собеседники церемонно раскланивались. Виталий Андреевич благодарил французов за уроки, преподанные некогда их предками русским дворянам, – уроки «хорошего тона» и владения холодным оружием. Они же были преисполнены признательности за открытые ими в лекциях, книгах Виталия Андреевича, а главным образом – в выступлениях его учеников «положительные моменты советской фехтовальной школы», взятые ими теперь на вооружение.
«А с кем вы работаете сейчас?» – напоследок вежливо осведомился один из французов.
Более желанного для Аркадьева вопроса невозможно представить. И он начинает увлеченно повествовать о своей новой «надежде»-Наде Лавровой. О ее неслыханной скорости и прекрасной технике, о том, что «этот маленький быстроногий атлет» может победить кого угодно и в остроте мышления не уступит даже мужчинам.
От большинства учеников Виталия Андреевича Надя Лаврова отличается тем, что основной сферой своей деятельности избрала не спорт, а математику, так что теперь ей приходится делить свое время между фехтованием и аспирантурой. Но Надя уверяет, что фехтование помогает ей усваивать премудрости математики, в то время как математика весьма способствует решению головоломок фехтовального поединка.
ГЛАВА 9
Большой зал, нарядно сверкающий зеркалами. Тихо, никого еще нет. Только чучела. Те, что у зеркал, кажется, бесстрастно взирают на свое неприхотливое изображение, другие застыли, насквозь пронзенные клинком, как олицетворение непримиримости поединка.
Кто никогда раньше не бывал здесь, будет с любопытством глядеть по сторонам, тщетно пытаясь проникнуть в таинства фехтовального боя. Но если вы фехтовальщик, то, зайдя сюда, сразу окунетесь в привычную атмосферу. И память и воображение мгновенно заполнят зал недостающими деталями. Сначала появится фонограмма, и вы услышите характерный, то суховатый, то ясный и чистый, звук скрещенных клинков и рокот ног, вдруг сплошь покрываемый отчаянными и яростными криками сражающихся. А потом – изображение: бесчисленные пары фехтовальщиков – каждый сосредоточенно и увлеченно пытается поразить соперника.
Но пока здесь никого нет. А первым наверняка придет Аркадьев. Неторопливо повозившись с застежками тренерского колета, он наконец облачится в него и будет ожидать ученика, слегка помахивая в воздухе рапирой и сосредоточенно прогуливаясь по залу, словно меряя шагами дистанцию предстоящей дуэли.
Но еще до того, как Виталий Андреевич войдет в зал, он уже будет присутствовать в нем: на стенах, написанные крупным шрифтом, висят его «боевые заветы»:
«Учись понимать противника, читать его мысли, эмоции, и это сделает тебя зрячим в бою».
«Твори бой, а не жди, что получится».
«Умей противопоставить свои сильные стороны слабым сторонам противника».
«Старайся быть всегда новым, непроницаемым, загадочным».
«Не падай духом перед боем с более сильным противником. Не забывай – в тактическом воодушевлении ты можешь победить любого».
«Уважай противника. Ведь без него ты не мог бы наслаждаться поединком, этой игрой в кто-кого-умней-и-находчи-вей!!!»
Вот, кстати, одна из важнейших заповедей Виталия Андреевича – «Наслаждайся поединком!»
Да, конечно, победы, очки, медали – все это необходимо, но непременно – так считает Аркадьев – в сочетании с последней заповедью.
А если уж совсем точно, то содержание, глубокомыслие поединка для Виталия Андреевича, пожалуй, важней самого результата. (Это, кстати, как ничто другое, роднит его с братом.) И это может показаться кощунственным тем, для кого превыше всего в поединке выигрыш – выигрыш во что бы то ни стало и любой ценой. На самом же деле никакого кощунства тут нет. Виталию Андреевичу, конечно же, небезразличен исход поединка, иначе он бы не воспитывал чемпионов. Просто ему важен путь, ведущий как к победе, так и к поражению. И в любом случае важно, чтобы это был достойный путь. Известно же, что проигрыш может быть достойней иной победы. К тому же, так устроен спорт, что ни победа, ни поражение не бывают тут полными: проиграв сегодня, ты можешь выиграть завтра и наоборот. Впрочем, «непоправимое поражение» в спорте есть, признает Виталий Андреевич, – это безделье тренера, ибо лодыри плодят лодырей.
Сам же он по сей день ежедневно выдает по пять-шесть уроков. Нагрузка непосильная подчас и тридцатилетним.
– Да как же вы это выдерживаете? – недоумевает молодой коллега.
– Так ведь это моя работа, – недоумевает, в свою очередь, Виталий Андреевич.
– Но ведь те двое, последние, – они даже не ваши ученики!
– Вот это да-а. – Виталий Андреевич окидывает собеседника косым взглядом. – Да как же можно отказать «личинке», если она хочет учиться?
Собеседник молчит, затем стреляет последним аргументом:
– Но ведь вы же, в конце концов, явно переутомляетесь!
– Фу, ерунда! Я ж орел и к тому же пьян от собственной молодости, – куражится Виталий Андреевич, выпячивая грудь, и бодрым, подчеркнуто бодрым шагом удаляется прочь – его ждут «личинки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53