Надо было, наверно, взять побольше оленины, хотя ему очень трудно сейчас нести этот быстро убывающий кусок. Основной груз они распределили по настоянию Кошурникова так: начальник экспедиции нес мясо и сухари, Алеша – ружье, соль и посуду, Костя – пилу, топор, спички, табак. Тяжело было Кошурникову, за день пудовый груз оттягивал плечи. Но мяса можно бы добавить.
– А зачем камысные лыжи обивают лосем?
Это спросил опять Алеша, который к чему-то затевал совсем посторонние разговоры.
– На гору в них хорошо. Кроме того, по сырому снегу скользят и не скрипит под ними в мороз – зверя не спугнешь. Ну, вы идите, я догоню…
От тяжелых мыслей Кошурников всю жизнь лечился работой. Сейчас он полез в сторону, загребая сапогами рыхлый сухой снег. Как здесь ляжет трасса? Ведь независимо ни от чего дело надо делать…
Он возвращался на след и снова поднимался на террасу. Постепенно мысли принимали другой оборот. Догнал ребят. Они шли медленно, экономя силы.
– Михалыч, сколько там накачало? – спросил Костя Стофато, который часто спотыкался и падал.
– На моих отцовских-то? – Кошурников достал из кармана увесистые часы фирмы «Павел Буре» – давнишний подарок отца. Скоро семнадцать. Устали?
– Да нет, ничего.
Они снова пошли, уже почти в потемках. И когда Кошурникову показалось, что он не сможет сделать больше и десятка шагов, его окликнул Алеша:
– Сколько на отцовских накачало, Михалыч?
Расположились на ночлег. Разожгли костер, сварили в ведре жидкую болтанку на оленьем мясе, взяли по паре сухарей. Потом Кошурников насыпал себе и Косте аптекарскую порцию табаку – его оставалось совсем мало. Алеша отворачивался, сцепив зубы. Кошурников видел, что парню зверски хочется курить, и поражался его выдержке.
Кошурников курил, не отрывая взгляда от костра. Начальник экспедиции всегда любил хороший костер. С ним спокойнее. Темнота и таинственный мертвый лес отступают куда-то, перед глазами – движение и свет. Костер шуршит, легко потрескивает, будто говорит: «Брось, друг, тосковать! Пока мы с тобой – ничего не случится. Тепла тебе еще? Пожалуйста! Жизнь никогда не кончается, однако…»
Начальник экспедиции думал о товарищах. Изменились они сильно во время похода. Возмужали. Хотя и малоприспособленная это была публика для такой жизни. Особенно Стофато. Но сейчас даже будто бы раздались его кости. Он теперь больше помалкивал. И замечательно, что это молчание мужавшего парня не было отчужденным и тревожным, как в дни болезни. Зато Алеша почему-то разговорился, хотя у него болело горло. Если раньше он с грубоватой категоричностью отметал всякие, как он выражался, «философские» разговоры, то сегодня все чаще сам их заводил. Чем это объяснить?
Он глянул на Журавлева. Тот вскипятил воды, подвинул к себе кастрюлю и дышал над паром, двигая свалявшейся черной бородой. Вот он откашлялся. Сейчас что-нибудь спросит…
– Читал я Джека Лондона, – сказал натужным голосом Алеша, ни к кому не обращаясь. – Запоем читал.
– Сильный мужик был, – откликнулся Кошурников.
– Читал я его, Михалыч, безотрывно, а вот сейчас думаю: ну что было расписывать этого Беллью? Тоже мне герой – таскает по ровной дороге мешки. И не так уж тяжелые. Я переводил фунты на килограммы. В общем не так много таскал. А расписано-то!..
– За золотом лезли, – Кошурников сплюнул в сторону. – Как будто счастье в нем…
– И нигде я не встречал у Лондона, – продолжал Алеша, – чтоб его героев жрали комары, гнус, мухи-глазобойки либо мурыжила река вроде Казыра. И леса в Америке будто другие – колодника в них нету…
Начальник экспедиции долго смотрел в огонь. Костер слабо шуршал, потрескивал и, казалось, задыхался от недостатка воздуха.
– Не бывал Джек Лондон в Сибири, – наконец сказал Кошурников.
Журавлев повернулся к костру.
– Михалыч! А счастье – что это такое, по-вашему? А, Михалыч?
– У каждого на этот вопрос свои слова, Алеша, – задумчиво произнес он. – Вот мой отец по-латыни отвечал: «Per aspera ad astra».
– А что это за выражение?
– Давай завтра об этом, поспать же тебе надо, – сказал Кошурников и полез в карман за блокнотом.
Подложив дров, нагнулся к костру.
– Опять пишете? – приподнял голову Алеша. – Отдыхали бы, Михалыч! Что пишете-то? Как мы вкалываем тут?
– Да нет! Помнишь, днем я отклонился и догонял вас? Террасу смотрел. Строителей здесь все будет интересовать. Могут сказать – халтурщики прошли. А записать надо сейчас… Завтра некогда, и детали забудутся. Спи, Алексей…
«27 октября. Вторник
Осматривал первую надпойменную террасу левого берега. Она местами достигает ширины более одного километра. Под тонким замшелым дерновым слоем залегают легкие суглинки, безусловно пригодные для распашки и засева любыми культурами. Лес по-прежнему частью погиб, частью стоит зеленый. Больше пошло лиственных. Из хвойных – пихта, ель, кедр. Лиственница с Петровского порога исчезла совершенно.
Дошли до пикета 1762. Утром перешли речку Воскресенку. Речка маленькая. Положили одну тонкую пихту и по ней перешли. С правого берега встретили Верхний Китат и на правом его берегу при устье избушку.
Верхний Китат в противоположность остальным притокам впадает в Казыр в одном уровне. Подобно Верхнему Китату, имеем еще притоки: Малую Кишту, Верхнюю Кишту, Прямой Казыр, Левый Казыр и Прорву. Все эти притоки первого порядка, жизнь которых идет параллельно реке Казыру».
…Но мостов потребуется меньше, думал Кошурников, только через левобережные притоки. Мелкие речушки надо будет в трубы взять. Лишь бы каменные наносы не забивали отверстий. Хотя с Тазарамы речки быстрые, в Казыр потащат галечник…
«Левый берег для трассирования лучше правого».
…Весной тут с техническими изысканиями пойдут. Записка моя поэтому будет представлять особый интерес. Люди тоже пойдут на плотах да пешком. Правда, в тайге тогда зверья полно будет, ягод. Но Казыр их тоже покрутит, крепкие тут есть орешки…
«…Бачуринская шивера – легкий порог, проходимый в любую воду на плотах и на лодках. Идти нужно под правым берегом, там прямой слив без камней».
…Геология этих мест, конечно, очень интересна. Молодые горы, сильные! Жалко все-таки, что нет с нами геолога. Но Громов как будто надежный человек – пришлет что надо…
«От речки Воскресенки до Верхнего Китата выходят обнажения коренных пород – граниты, гнейсограниты, серпентины, порфириты и базальты. Осадочных нет».
…Не буду писать о наших бедах. Строителям разве это интересно? А добра тут в горах, наверно! Громов намекал. В Щеках можно гидростанцию соорудить, сколько тут энергии пропадает дешевой! Потом электровозы пустить…
– Кидь, – сказал Кошурников утром. – С шести часов валит.
Медленно падали крупные и мокрые снежные хлопья. За белой пеленой не было видно даже ближайших пихт. Но все равно надо было идти. И чем быстрее, тем лучше. Нога уже вязла в снегу. Пошли не торопясь, медленно переставляя ноги.
Часа через два Кошурников приотстал, устало присел на колоду, критически осмотрел свои сапоги. У одного совсем развалился передок, и портянка вылезла наружу. Подошва другого сапога отстала, мокрый снег набивался под ступню. Кошурников отрезал ножом полу плаща, навил из брезента веревочек, обмотал сапоги. Потом встал, с усилием поднял ружье, пошел.
Утром они перераспределили груз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126