https://www.dushevoi.ru/products/tumby-s-rakovinoy/podvesnaya/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она очень хороший человек...
Я посмотрел на нее, и она улыбнулась мне. И тогда я понял, что сейчас возьму и все расскажу этой доброй толстухе. Я кивнул ей, она поставила поднос на тумбочку и подошла к моему столу.
– Знаешь... – сказал я, мучительно соображая, с чего бы начать. – А меня от полетов отстранили...
Официантка улыбнулась и сказала:
– С тебя рубль восемьдесят. Или еще чего-нибудь закажешь?
Секунду я ошеломленно смотрел на нее, затем встал, положил на стол два рубля и направился к выходу.
«Ох черт... Напрасно мы все это...»
КАТЕРИНА
У меня нет никаких оснований не любить Селезнева – человека, с которым я прожила восемь лет, отца моей дочери. Я не имею права его предавать. Особенно сейчас... Да и вообще никогда! Не хватает еще того, чтобы я стала этакой первой полковой дамой, флиртующей с подчиненными своего мужа!.. Господи, да откуда он взялся на мою голову?.. Ну почему его прислали именно в нашу эскадрилью?!
Я лежала на тахте, уткнув подбородок в толстенный учебник общей хирургии, и проклинала себя и все на свете. Было уже поздно. В соседней комнате спала Лялька, и я знала, что мне нужно пройти к ней и укрыть ее одеялом. Через час после того, как она засыпает, одеяло обычно оказывается на полу или у задней спинки кроватки. Ее нужно укрыть только один раз, до утра она уже больше не раскроется.
Но я медлила. Спиной ко мне в синем, тренировочном костюме за столом сидел Селезнев, что-то записывал в толстой тетради и время от времени щелкал по столу навигационной линейкой. Я видела его широкие плечи, красивую голову и старалась вызвать в себе самые сокровенные, самые тайные и прекрасные воспоминания обо всем том, что десятилетиями удерживает людей друг около друга.
Мне нужно было вытеснить из головы даже самые маленькие, ничтожные мыслишки о том человеке. Мне просто необходимо было снова заполнить себя одним Селезневым, своим мужем, которого я действительно люблю, к которому я привыкла так, что и представить себе не могу кого-нибудь другого на его месте. Про которого знаю и понимаю все. Значительно больше, чем он сам знает и понимает про себя...
Он будто услышал меня. Он повернулся ко мне вместе с креслом, потер руками лицо и, такой родной, растерянный и незащищенный, посмотрел на меня и спросил:
– Ну что, мать-командирша? Худо тебе?..
Я пожала плечами, попыталась улыбнуться и уткнулась носом в главу шестую – раздел «Механические методы остановки кровотечения».
Я слышала, как он встал из-за стола, отодвинул кресло и подошел ко мне. Потом он тяжело сел рядом со мной на тахту, осторожно убрал от моего лица учебник хирургии, обнял меня за плечи и повернул к себе.
– Может быть, настало время нам серьезно поговорить? Спокойно, без нервов, без всяких сцен... – с трудом произнес он.
– Может быть, не нужно, Васенька? – жалобно пробормотала я. – Может быть, подождем, родненький? – И я почувствовала, как дрогнула его рука на моем плече.
В эту минуту я ничего не боялась. Если бы он стал настаивать, я рассказала бы ему все, что меня мучит, о чем я позволила себе думать... Даже о том, кто этот человек, который еще не сказал мне ни единого слова, но уже прочно вселил в меня какую-то постоянную тревогу.
Если бы он стал настаивать, я рассказала бы ему все. Но я мечтала, чтобы этого не произошло. Поэтому я и сказала: «Может быть, подождем, родненький?..»
Он встал с тахты и по привычке уселся на край письменного стола. Долго разминал сигарету, долго искал зажигалку, долго прикуривал, нервно и глубоко затянулся и все-таки сказал:
– Нет, Катенька, поговорить нужно. Потому что ты меня ставишь в дурацкое положение буквально перед всей эскадрильей...
Я привстала и забилась в угол тахты, поджав под себя ноги. Будь что будет... Значит, мне не удалось тебя уберечь. Лгать я не буду. Это мне просто не по силам...
– Ты меня слышишь?
Я кивнула головой. И тогда голос его вдруг окреп и зазвучал с привычной для меня иронической укоризной. Он так почти всегда разговаривает с Лялькой.
– Вторую неделю висит приказ о переводе твоего медпункта в новый отремонтированный корпус, а ты и ухом не ведешь! – сказал он. – Ну есть у тебя совесть?.. А я должен отбиваться от штурманов, потому что они каждую секунду готовы занять это помещение! Ну хорошо это?
Боже мой, как я ему была благодарна! Я посмотрела на него счастливыми глазами и тихонько ответила:
– Плохо...
Он тоже обрадовался, спрыгнул со стола, сел снова ко мне на тахту, взял мою руку и, потершись о нее щекой, легко и ласково произнес:
– Давай-ка, мать-командирша, перебирайся завтра со всем своим медицинским барахлишком в новый корпус... Я тебе пару человек в помощь дам. Ладно?..
Я обняла его, притянула к себе и с каким-то исступлением стала целовать его лицо, руки, шею. Меня душили слезы, я его уже совсем плохо видела и только судорожно всхлипывала:
– Васенька... Васенька... Васенька...
Он прижал меня к груди, и я слышала, как сильными толчками бьется его сердце. На какое-то мгновение мне вдруг показалось, что это не он, а тот, другой! Я сжалась в комок от ужаса, что в эту минуту мне могла прийти в голову такая мысль. Неужели я действительно такая дрянь и для меня нет ничего святого?..
Я попыталась отодвинуться от него, но он крепко держал меня, гладил по голове и умиротворенно говорил:
– Ну успокойся... Все будет хорошо... Все хорошо, прекрасная маркиза... Успокойся, малыш.
ЛЕША
Унас на складе ГСМ – горюче-смазочных материалов, – если ты в себе силу не чувствуешь, делать особенно нечего. Они тебя, эти ГСМ, замучают. Конечно, у нас все такое для облегчения тяжелого человеческого труда тоже есть – и автоматика разная, насосы там, даже один автопогрузчик есть. Но в нашей работе есть много моментов, когда приходится прикладывать собственную физическую силу. Есть такие моменты, где, извините, ни с какой техникой не подступишься. И тут уж, конечно, только на себя надежда. Я то привык, потому как я на ГСМ уже четвертый год вкалываю, и потом, я занимаюсь в секции штанги в первом тяже. Это значит – в первом тяжелом весе. И то бывает, так на складе наломаешься, что потом ни спину не разогнуть, ни ложку ко рту не поднести... Я, конечно, не жалуюсь, но просто хочу, чтобы никто не думал, что у нас на ГСМ медом намазано.
И я, значит, когда узнал, что ко мне в помощники комэска Димку Соломенцева направил, так, честно говоря, даже расстроился. Потому что может получиться нехорошо: мне его, хочешь не хочешь, придется заставлять вкалывать – нам стоять особенно некогда, а он может подумать, что я этим стараюсь его унизить. Дескать, вот, мол, дорогой товарищ летчик, ты все летал в рубашечке и галстучке и на нас сверху поплевывал, а теперь напяливай комбинезончик, сапожки кирзовые и приложи-ка свои белые ручки к нашим грязным тарам. И нос, уж будь любезен, от наших запахов не вороти... Ты, мол, при их содействии летал, так вот теперь нюхай!
Я, конечно, так совсем не думал и никогда бы такое Димке не заявил, потому что я летчикам, как некоторые, не завидую и завидовать не собираюсь. У меня есть своя мечта. Мне нужно сделать пятьсот килограммов в троеборье и закончить химико-фармацевтический техникум. И как только я пятьсот сделаю, дипломник получу, только меня эта авиация со своими ГСМ и видела!
А за Димку я вообще расстроился. Потому как он отличный пацан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
 https://sdvk.ru/Firmi/Villeroy-Boch/Villeroy-Boch_Pure_Stone/ 

 украинская керамическая плитка