Мика отвез Альфреда в гараж, уложил его спать в машине, но не поставил на ручной тормоз, а просто воткнул вторую передачу. Пожелал Альфреду спокойной ночи, пообещал прийти за ним утром и запер гараж, забыв автомобильный ключ в замке зажигания...
Оставшись в тоскливом одиночестве, ничего не смыслящий в технике Альфред зачем-то повернул этот ключ в замке зажигания. Тут же сработал стартер, машина резко рванула вперед, треснулась носом в железные запертые гаражные ворота, расколошматила себе левую фару, искорежила переднюю облицовочную-решетку, согнула передний бампер и, что самое ужасное, дико напугала Альфреда!..
От страха Альфред завопил что было мочи!!!
Но завопил как-то необъяснимо, БЕЗЗВУЧНО, по-своему, по-Домовому, на таких звуковых и волновых частотах, которые мог услышать только Мика Поляков! Это несмотря на то что между Микиным гаражом и его постелью с кандидаточкой искусствоведения лежало расстояние в полтора километра.
Мика и услышал вопль Альфреда... Да так, что его будто взрывом сбросило с очень симпатичной младшей научной сотрудницы историко-архивного сектора Государственного Эрмитажа! Причем нужно признаться, что произошло это в самый неподходящий момент...
В мгновение ока Мика что-то напялил на себя и помчался в гараж.
... С тех пор, когда к Мике приходили на ночь барышни, Альфред дрых в гараже только на заднем сиденье машины. Но и Мика уже не забывал вынимать ключ из замка зажигания.
А вот той кандидаточки наук Мика так больше никогда и не встречал. О чем искренне сожалел. Потому что в постели эта кандидаточка с полным правом могла претендовать на звание члена-корреспондента Академии самых прелестных наук в жизни всего человечества...
* * *
Несмотря на самоуверенное утверждение Альфреда, будто он теперь является частью самого Мики Полякова, многого Альфред про Мику не знал.
Он подолгу и очень внимательно перебирал старые армейские Микины фотографии. С восторгом обнаружил почти выцветшее фото, где молоденький двадцатитрехлетний старший лейтенант Миша Поляков – командир звена пикирующих бомбардировщиков «Пе-2», в мохнатых собачьих унтах, в теплом меховом комбинезоне, с висящим у колена летным планшетом, с парашютом, небрежно перекинутым через плечо, стоит у своего самолета ИМЕННО В ТОМ САМОМ ШЛЕМОФОНЕ, который Альфред в первый же день знакомства все нахлобучивал себе на голову!
Он много и подолгу дотошно расспрашивал Мику про армию, про самолеты. Почему-то он был очень увлечен армейской службой...
Мика даже подумал, что в этом маленьком, взрослом и никому, кроме него – Мики, невидимом Существе с поразительными и поистине сказочными «нечеловеческими» возможностями самым причудливым образом уживаются детско-мальчишеская тяга ко всему военному с совершенно взрослой ответственностью за выполнение своего, предначертанного ему свыше ДОЛГА – хранителя очага...
... Мика Поляков армию не любил. Хотя и отслужил в ней верой и правдой восемь с половиной лет.
Может быть, если бы он не был военным летчиком и не служил в авиации, а посему не принадлежал бы к негласно привилегированной армейской касте, он, наверное, сделал бы все возможное, чтобы освободиться от погон значительно раньше. И любым способом!
Он закончил службу черт знает когда – в начале пятидесятых, а до сих пор ловит себя на том, что любой командный тон, от кого бы он ни исходил, подавляет его. Вызывает гнусное желание в чем-то оправдаться, чем-то доказать свою невиновность.
Мика частенько подумывал о тем, что, если бы он не служил в армии так долго, он был бы во многом спокойнее и свободнее. Раскрепощеннее во всем: в творчестве, делах, в отношениях с женщинами, с приятелями, ну и, конечно, с теми, кто говорит командным тоном и «имеет» право ставить людям оценки за их поведение...
Он не знал, ощущают ли то же самое все, кто служил в армии, но готов был поручиться, что все, кто не проходил армейской службы, этого, к счастью, никогда не испытывали.
Если, конечно, это не патологическое желание чувствовать себя «подчиненным». Где-то Мика читал, что существует такая несимпатичная аномалийка. Кажется, она имеет какую-то грязноватую болезненную основу...
И еще: Альфред никогда не расспрашивал Мику о том, что с ним было ДО армии! Ни про эвакуацию, ни про покойного Лаврика, ни про тюрьму, ни про Школу Вишневецкого...
То ли Альфред вовсе ничего не ведал о том периоде Микиного существования – не было ни одной фотографии того алма-атинского пестрого бытия, а Альфред всегда задавал вопросы, держа в руках старые фото.
То ли Альфред все знал досконально из каких-то своих «потусторонних» источников. И не спрашивал Мику про то горькое время в силу своей врожденной деликатности... Все возможно.
Мало ли, если существует вот такой Альфред, значит, есть и другой – НЕПОЗНАННЫЙ МИР, откуда и пришел Альфред к Мике?!
... И время от времени, сидя за работой, Мика рассказывал Альфреду, примостившемуся на старой кабинетной тахте, разные забавные армейские истории, участником или свидетелем которых он был. И тогда в Микиных глазах вдруг явственно проступали забытые времена и события, он сам увлекался этими воспоминаниями и радовался искренней и очень непосредственной реакции Альфреда.
Всплывали затерянные в десятилетиях прошедшей жизни подробности, события с такого невероятно далекого расстояния высвечивались совсем иным светом, приукрашивались в мягкие, ироничные, пастельно-примирительные тона, которых тогда не было и в помине...
Вспомнил Мика Поляков, как весной сорок четвертого провожали его в Ташкентское военно-авиационное училище два человека – профессор Эйгинсон Вадим Евгеньевич и его друг, начальник всего уголовного розыска, однорукий Петр Алексеевич.
Вспомнил Мика, как, никого и ничего не стесняясь, профессор Вадик Эйгинсон, стоя у теплушки на станции Алма-Ата-вторая товарная, целовал его в макушку и тайком от друга Петюни, от Петра Алексеевича, запихивал Мике в карман пузырек с «эйгинсоновкой» – спирт пополам с глюкозой – и шептал:
– На дорожку тебе, сынок...
Теперь-то Михаил Сергеевич Поляков понимал – видел все однорукий начальник уголовного розыска. Просто промолчал. Протянул Мике объемистый пакет и сказал:
– Держи, Мика-Михаил. Постарайся сохранить это. Спрячь. Тут все фотографии твоего отца... И мамины. Документы разные... И статья товарища Симонова. И рисунки кое-какие твои. Все, что ты меня тогда просил. Помнишь?
– Спасибо, Петр Алексеевич, – еле выговорил Мика. – За все спасибо...
Проглотил комок, шмыгнул носом и добавил:
– И вам, Вадим Евгеньевич.
А когда вдоль эшелона понеслось «По вагонам!», быстро сказал начальнику уголовного розыска:
– Петр Алексеевич! Там, в Каскелене, в детдоме для трудновоспитуемых, пацан есть – Валерка Катин... Совсем еще малолетка... Пропадет он там, Петр Алексеевич! А пацанчик классный!.. Катин Валерик... Не забудете?..
* * *
Первая неделя – карантин в щитовом бараке с двухъярусными железными койками. Соломенный матрас без простыни, ветхое, прозрачное одеяло без пододеяльника, подушка ватная без наволочки.
В первый же день карантина Мику снова остригли наголо. Как в последней следственно-тюремной отсидке после смерти Лаврика.
Школа Вишневецкого, наоборот, поощряла разные фасонистые прически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Оставшись в тоскливом одиночестве, ничего не смыслящий в технике Альфред зачем-то повернул этот ключ в замке зажигания. Тут же сработал стартер, машина резко рванула вперед, треснулась носом в железные запертые гаражные ворота, расколошматила себе левую фару, искорежила переднюю облицовочную-решетку, согнула передний бампер и, что самое ужасное, дико напугала Альфреда!..
От страха Альфред завопил что было мочи!!!
Но завопил как-то необъяснимо, БЕЗЗВУЧНО, по-своему, по-Домовому, на таких звуковых и волновых частотах, которые мог услышать только Мика Поляков! Это несмотря на то что между Микиным гаражом и его постелью с кандидаточкой искусствоведения лежало расстояние в полтора километра.
Мика и услышал вопль Альфреда... Да так, что его будто взрывом сбросило с очень симпатичной младшей научной сотрудницы историко-архивного сектора Государственного Эрмитажа! Причем нужно признаться, что произошло это в самый неподходящий момент...
В мгновение ока Мика что-то напялил на себя и помчался в гараж.
... С тех пор, когда к Мике приходили на ночь барышни, Альфред дрых в гараже только на заднем сиденье машины. Но и Мика уже не забывал вынимать ключ из замка зажигания.
А вот той кандидаточки наук Мика так больше никогда и не встречал. О чем искренне сожалел. Потому что в постели эта кандидаточка с полным правом могла претендовать на звание члена-корреспондента Академии самых прелестных наук в жизни всего человечества...
* * *
Несмотря на самоуверенное утверждение Альфреда, будто он теперь является частью самого Мики Полякова, многого Альфред про Мику не знал.
Он подолгу и очень внимательно перебирал старые армейские Микины фотографии. С восторгом обнаружил почти выцветшее фото, где молоденький двадцатитрехлетний старший лейтенант Миша Поляков – командир звена пикирующих бомбардировщиков «Пе-2», в мохнатых собачьих унтах, в теплом меховом комбинезоне, с висящим у колена летным планшетом, с парашютом, небрежно перекинутым через плечо, стоит у своего самолета ИМЕННО В ТОМ САМОМ ШЛЕМОФОНЕ, который Альфред в первый же день знакомства все нахлобучивал себе на голову!
Он много и подолгу дотошно расспрашивал Мику про армию, про самолеты. Почему-то он был очень увлечен армейской службой...
Мика даже подумал, что в этом маленьком, взрослом и никому, кроме него – Мики, невидимом Существе с поразительными и поистине сказочными «нечеловеческими» возможностями самым причудливым образом уживаются детско-мальчишеская тяга ко всему военному с совершенно взрослой ответственностью за выполнение своего, предначертанного ему свыше ДОЛГА – хранителя очага...
... Мика Поляков армию не любил. Хотя и отслужил в ней верой и правдой восемь с половиной лет.
Может быть, если бы он не был военным летчиком и не служил в авиации, а посему не принадлежал бы к негласно привилегированной армейской касте, он, наверное, сделал бы все возможное, чтобы освободиться от погон значительно раньше. И любым способом!
Он закончил службу черт знает когда – в начале пятидесятых, а до сих пор ловит себя на том, что любой командный тон, от кого бы он ни исходил, подавляет его. Вызывает гнусное желание в чем-то оправдаться, чем-то доказать свою невиновность.
Мика частенько подумывал о тем, что, если бы он не служил в армии так долго, он был бы во многом спокойнее и свободнее. Раскрепощеннее во всем: в творчестве, делах, в отношениях с женщинами, с приятелями, ну и, конечно, с теми, кто говорит командным тоном и «имеет» право ставить людям оценки за их поведение...
Он не знал, ощущают ли то же самое все, кто служил в армии, но готов был поручиться, что все, кто не проходил армейской службы, этого, к счастью, никогда не испытывали.
Если, конечно, это не патологическое желание чувствовать себя «подчиненным». Где-то Мика читал, что существует такая несимпатичная аномалийка. Кажется, она имеет какую-то грязноватую болезненную основу...
И еще: Альфред никогда не расспрашивал Мику о том, что с ним было ДО армии! Ни про эвакуацию, ни про покойного Лаврика, ни про тюрьму, ни про Школу Вишневецкого...
То ли Альфред вовсе ничего не ведал о том периоде Микиного существования – не было ни одной фотографии того алма-атинского пестрого бытия, а Альфред всегда задавал вопросы, держа в руках старые фото.
То ли Альфред все знал досконально из каких-то своих «потусторонних» источников. И не спрашивал Мику про то горькое время в силу своей врожденной деликатности... Все возможно.
Мало ли, если существует вот такой Альфред, значит, есть и другой – НЕПОЗНАННЫЙ МИР, откуда и пришел Альфред к Мике?!
... И время от времени, сидя за работой, Мика рассказывал Альфреду, примостившемуся на старой кабинетной тахте, разные забавные армейские истории, участником или свидетелем которых он был. И тогда в Микиных глазах вдруг явственно проступали забытые времена и события, он сам увлекался этими воспоминаниями и радовался искренней и очень непосредственной реакции Альфреда.
Всплывали затерянные в десятилетиях прошедшей жизни подробности, события с такого невероятно далекого расстояния высвечивались совсем иным светом, приукрашивались в мягкие, ироничные, пастельно-примирительные тона, которых тогда не было и в помине...
Вспомнил Мика Поляков, как весной сорок четвертого провожали его в Ташкентское военно-авиационное училище два человека – профессор Эйгинсон Вадим Евгеньевич и его друг, начальник всего уголовного розыска, однорукий Петр Алексеевич.
Вспомнил Мика, как, никого и ничего не стесняясь, профессор Вадик Эйгинсон, стоя у теплушки на станции Алма-Ата-вторая товарная, целовал его в макушку и тайком от друга Петюни, от Петра Алексеевича, запихивал Мике в карман пузырек с «эйгинсоновкой» – спирт пополам с глюкозой – и шептал:
– На дорожку тебе, сынок...
Теперь-то Михаил Сергеевич Поляков понимал – видел все однорукий начальник уголовного розыска. Просто промолчал. Протянул Мике объемистый пакет и сказал:
– Держи, Мика-Михаил. Постарайся сохранить это. Спрячь. Тут все фотографии твоего отца... И мамины. Документы разные... И статья товарища Симонова. И рисунки кое-какие твои. Все, что ты меня тогда просил. Помнишь?
– Спасибо, Петр Алексеевич, – еле выговорил Мика. – За все спасибо...
Проглотил комок, шмыгнул носом и добавил:
– И вам, Вадим Евгеньевич.
А когда вдоль эшелона понеслось «По вагонам!», быстро сказал начальнику уголовного розыска:
– Петр Алексеевич! Там, в Каскелене, в детдоме для трудновоспитуемых, пацан есть – Валерка Катин... Совсем еще малолетка... Пропадет он там, Петр Алексеевич! А пацанчик классный!.. Катин Валерик... Не забудете?..
* * *
Первая неделя – карантин в щитовом бараке с двухъярусными железными койками. Соломенный матрас без простыни, ветхое, прозрачное одеяло без пододеяльника, подушка ватная без наволочки.
В первый же день карантина Мику снова остригли наголо. Как в последней следственно-тюремной отсидке после смерти Лаврика.
Школа Вишневецкого, наоборот, поощряла разные фасонистые прически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107