Предложила и Агате, но та отказалась.
– Я не пью не потому, что не пью, – сбивчиво оправдывалась она. – Просто мне вкус не нравится. Ты же не любишь хризантем! – Она достала газету из сумочки и сложила кроссвордом кверху. – Слушай, а тебе-то что нравится, Эвелин, – кроме твоей бабушки и этих Пьеро?
– Мне и бабуся-то не всегда нравится. Не люблю, когда она говорит: «У тебя у самой два глаза» – таким тоном, словно ей еще спасибо скажи, что их не три. Это у нее такой стиль – «А почему это у тебя нет молодого человека?»
– Она права. Так почему же?
– Нет, не права. Он у меня есть. Но вот выйти за него я не могу, да и не думаю, чтобы мне этого особенно хотелось. – Эвелин добавила бренди в кофе. – Он женат, хотя, на мой взгляд, это не главное. Я не люблю, чтобы вторгались… в мой мир, если угодно, и чтобы мной помыкали.
Агата подалась вперед.
– Но ведь в этом как раз весь смысл и ценность брака – что вас отныне всегда двое, вы вместе, и вам от этого хорошо. Конечно, если вы искренне любите друг друга.
– Ты – женщина со средствами, – с горечью проговорила Эвелин. – Ты можешь позволить себе эту самую искреннюю любовь!
Но Агата слушала ее вполуха, погрузившись в собственные переживания.
– Нужно делать то, что тебе по плечу, и не брать на себя непосильного. Если конечно, ты не наделена какой-то сверхчеловеческой волей!
Эвелин подлила себе еще бренди, явно разволновавшись.
– А ты злючка! – вырвалось у нее, и, смутившись, она добавила:
– Боюсь, бренди я все-таки перебрала.
Агата, пряча глаза, уткнулась в кроссворд.
– А это мы проверим. Ну-ка, ребро у корабля?
– Шпангоут, – не задумываясь ответила Эвелин.
– Можешь выпить еще! – Она взглянула на музыкантов, которые в этот момент заиграли Сен-Санса: «Тихо проснется сердце…» – Это был первый романс, который я выучила в консерватории!
– Спой, Тереза!
– Не знаю, вдруг им, – Агата обвела взглядом степенных стариков и старух, – не понравится?
– Давай, не трусь! – подзадоривала Эвелин.
.Агата подошла к пианисту.
– Как вы думаете, мы не могли бы исполнить это вместе?
Пианист, много лет не получавший подобных предложений, вопросительно взглянул на дирижера.
– С удовольствием, – отозвался маэстро.
И, стоя на самом краешке эстрады, Агата запела несильным, но чистым сопрано:
Тихо проснется сердце,
Как цветок на рассвете,
Дыханье зефира ловя.
Ты скажешь мне: «Люблю тебя!» –
Чтобы покинуть…
Глава 6
Пашня близ седловины Ньюлендс-Корнер промерзла, комья земли сделались твердыми, как булыжники мостовой, к тому же их утоптали подошвы многих и многих незадачливых репортеров и полисменов, а также их добровольных помощников, вышедших на поиски исчезнувшей писательницы. Шел шестой день со дня исчезновения Кристи, и старший инспектор полиции Кенуорд уже обратился за помощью к гончатникам Гилфорда и Шира. Самому ему было уже тяжеловато рыскать вместе с охотниками в малиновых куртках и их гончими собаками. Псам дали понюхать туфлю пропавшей и еще кое-что из одежды, чтобы навести их на след.
Уолли Стентон наблюдал за охотничьими затеями Кенуорда с нарастающим раздражением. Он прибыл на встречу с Фостером, а Фостера все не было. Уолли вовсе не намерен был слушаться своего принципала, решившего замять историю. Нет, так нет – он продаст ее в другую газету, да хоть к себе в Штаты. Проблема в другом: он до сих пор не продвинулся ни на шаг. Частично его решимость продолжить поиски объяснялась тем, что Джона Фостера выгнали из «Эха Санингдейла». Редактор сказал парню, что вынужден пойти на это, поскольку люди из очень высоких сфер жалуются, что Джон позволил себе «непростительное вмешательство» в дела семьи Кристи. А редактор, человек робкий, возразить не посмел.
Так что Уолли пришлось взять растерянного и удрученного юношу под свое крыло, пообещать ему материальную поддержку и втолковать ему, что не мытьем, так катаньем, а сюжет они отследят, добудут и продадут с выгодой. Сама мысль о творческом союзе с таким мэтром, как Уолли Стентон, вдохновила Джона Фостера на новые усилия.
Старший инспектор Кенуорд успел проинформировать прессу, что из всех невероятных дел, которые ему лично приходилось расследовать, это самое запутанное. Распутать же его, по Кенуорду, возможно только с привлечением полиции соседних трех графств – тогда тело миссис Кристи наверняка будет обнаружено в окрестностях Ньюлендс-Корнер.
Про Кенуорда поговаривали, что тот упрям до идиотизма. Журналистов он уверял, будто миссис Кристи прибыла в Лондон из Санингдейла в три часа утра в воскресенье, а потом поехала обратно.
– У меня есть основания полагать, что в четыре часа утра она проезжала через Шир. – Вдаваться в какие-либо подробности он категорически отказывался.
Тем временем цвет журналистского сообщества на свой страх и риск проверял другие версии.
– Один парень нашел пуховку для пудры и подумал, что она могла принадлежать миссис Кристи, – рассказывал Стентону один из его коллег. – Ну, дал ее ясновидящей, та и говорит – тело лежит в бревенчатой избушке.
– И что оказалось?
– Парень этот – из «Вестминстер газетт» – нашел-таки где-то поблизости бревенчатую избушку. В Ист-Кландоне. Вломился туда. А теперь угадай, что он там нашел?
– Понятия не имею, – вздохнул Стентон.
– Пузырек опиума и открытку, на которой удалось прочесть только полслова – «дейл».
– Черт!
– Ну, как водится, насыпали на пол порошок, а сегодня утром обнаружили на нем следы.
– Следы принадлежали даме-художнице, – продолжил Уолли, – а в пузырьке оказался никакой не опиум. А средство от поноса.
Вместе с кучкой других корреспондентов он направился навстречу Кенуорду, возвращавшемуся назад по мерзлой пашне.
– Что, собаки нашли труп? – желчно поинтересовался старик-журналист, специализирующийся на криминальных, репортажах.
– Нельзя ли поподробнее узнать о письме миссис Кристи капитану Кемпбеллу Кристи?
Уолли пробрался поближе.
– Что за письмо?
– Надо же, и вы чего-то не знаете, мистер Стентон!
Она написала своему деверю, будто отправляется на йоркширские воды.
– Когда оно было отправлено?
– Отправлено из Лондона, – ответил Кенуорд. – Наутро после ее исчезновения.
– А полиция охотится с гончими по Суррею, – осклабился старик-криминалист.
– Я считаю, миссис Кристи отправила письмо из Лондона, но потом вернулась в Санингдейл, – терпеливо объяснял Кенуорд. – Она ведь попросила секретаря отменить встречу в Беверли – а это же в Йоркшире.
– А может, она передумала? – напирал Уолли.
– Полиция отследила все нити, ведущие на север, – ответил старший инспектор. – Проверены все гостиницы на основных водных курортах. Ни в одной она не зарегистрировалась.
– А если она зарегистрировалась под чужим именем? – предположил кто-то из собравшихся.
– Миссис Кристи там нет. – Кенуорд перешел на крик. – Она здесь!
– Получается, Кемпбелл Кристи нарочно подбросил вам ложные сведения, – доверительно начал Уолли, – чтобы сбить вас со следа?
– Были и другие письма, – отрезал полицейский начальник и повернулся к нему спиной.
Кучка продрогших и разочарованных пинкертонов стала потихоньку рассасываться.
– Самая популярная женщина в стране, – пробурчал один из них. – Все это чистой воды реклама и гонка за популярностью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Я не пью не потому, что не пью, – сбивчиво оправдывалась она. – Просто мне вкус не нравится. Ты же не любишь хризантем! – Она достала газету из сумочки и сложила кроссвордом кверху. – Слушай, а тебе-то что нравится, Эвелин, – кроме твоей бабушки и этих Пьеро?
– Мне и бабуся-то не всегда нравится. Не люблю, когда она говорит: «У тебя у самой два глаза» – таким тоном, словно ей еще спасибо скажи, что их не три. Это у нее такой стиль – «А почему это у тебя нет молодого человека?»
– Она права. Так почему же?
– Нет, не права. Он у меня есть. Но вот выйти за него я не могу, да и не думаю, чтобы мне этого особенно хотелось. – Эвелин добавила бренди в кофе. – Он женат, хотя, на мой взгляд, это не главное. Я не люблю, чтобы вторгались… в мой мир, если угодно, и чтобы мной помыкали.
Агата подалась вперед.
– Но ведь в этом как раз весь смысл и ценность брака – что вас отныне всегда двое, вы вместе, и вам от этого хорошо. Конечно, если вы искренне любите друг друга.
– Ты – женщина со средствами, – с горечью проговорила Эвелин. – Ты можешь позволить себе эту самую искреннюю любовь!
Но Агата слушала ее вполуха, погрузившись в собственные переживания.
– Нужно делать то, что тебе по плечу, и не брать на себя непосильного. Если конечно, ты не наделена какой-то сверхчеловеческой волей!
Эвелин подлила себе еще бренди, явно разволновавшись.
– А ты злючка! – вырвалось у нее, и, смутившись, она добавила:
– Боюсь, бренди я все-таки перебрала.
Агата, пряча глаза, уткнулась в кроссворд.
– А это мы проверим. Ну-ка, ребро у корабля?
– Шпангоут, – не задумываясь ответила Эвелин.
– Можешь выпить еще! – Она взглянула на музыкантов, которые в этот момент заиграли Сен-Санса: «Тихо проснется сердце…» – Это был первый романс, который я выучила в консерватории!
– Спой, Тереза!
– Не знаю, вдруг им, – Агата обвела взглядом степенных стариков и старух, – не понравится?
– Давай, не трусь! – подзадоривала Эвелин.
.Агата подошла к пианисту.
– Как вы думаете, мы не могли бы исполнить это вместе?
Пианист, много лет не получавший подобных предложений, вопросительно взглянул на дирижера.
– С удовольствием, – отозвался маэстро.
И, стоя на самом краешке эстрады, Агата запела несильным, но чистым сопрано:
Тихо проснется сердце,
Как цветок на рассвете,
Дыханье зефира ловя.
Ты скажешь мне: «Люблю тебя!» –
Чтобы покинуть…
Глава 6
Пашня близ седловины Ньюлендс-Корнер промерзла, комья земли сделались твердыми, как булыжники мостовой, к тому же их утоптали подошвы многих и многих незадачливых репортеров и полисменов, а также их добровольных помощников, вышедших на поиски исчезнувшей писательницы. Шел шестой день со дня исчезновения Кристи, и старший инспектор полиции Кенуорд уже обратился за помощью к гончатникам Гилфорда и Шира. Самому ему было уже тяжеловато рыскать вместе с охотниками в малиновых куртках и их гончими собаками. Псам дали понюхать туфлю пропавшей и еще кое-что из одежды, чтобы навести их на след.
Уолли Стентон наблюдал за охотничьими затеями Кенуорда с нарастающим раздражением. Он прибыл на встречу с Фостером, а Фостера все не было. Уолли вовсе не намерен был слушаться своего принципала, решившего замять историю. Нет, так нет – он продаст ее в другую газету, да хоть к себе в Штаты. Проблема в другом: он до сих пор не продвинулся ни на шаг. Частично его решимость продолжить поиски объяснялась тем, что Джона Фостера выгнали из «Эха Санингдейла». Редактор сказал парню, что вынужден пойти на это, поскольку люди из очень высоких сфер жалуются, что Джон позволил себе «непростительное вмешательство» в дела семьи Кристи. А редактор, человек робкий, возразить не посмел.
Так что Уолли пришлось взять растерянного и удрученного юношу под свое крыло, пообещать ему материальную поддержку и втолковать ему, что не мытьем, так катаньем, а сюжет они отследят, добудут и продадут с выгодой. Сама мысль о творческом союзе с таким мэтром, как Уолли Стентон, вдохновила Джона Фостера на новые усилия.
Старший инспектор Кенуорд успел проинформировать прессу, что из всех невероятных дел, которые ему лично приходилось расследовать, это самое запутанное. Распутать же его, по Кенуорду, возможно только с привлечением полиции соседних трех графств – тогда тело миссис Кристи наверняка будет обнаружено в окрестностях Ньюлендс-Корнер.
Про Кенуорда поговаривали, что тот упрям до идиотизма. Журналистов он уверял, будто миссис Кристи прибыла в Лондон из Санингдейла в три часа утра в воскресенье, а потом поехала обратно.
– У меня есть основания полагать, что в четыре часа утра она проезжала через Шир. – Вдаваться в какие-либо подробности он категорически отказывался.
Тем временем цвет журналистского сообщества на свой страх и риск проверял другие версии.
– Один парень нашел пуховку для пудры и подумал, что она могла принадлежать миссис Кристи, – рассказывал Стентону один из его коллег. – Ну, дал ее ясновидящей, та и говорит – тело лежит в бревенчатой избушке.
– И что оказалось?
– Парень этот – из «Вестминстер газетт» – нашел-таки где-то поблизости бревенчатую избушку. В Ист-Кландоне. Вломился туда. А теперь угадай, что он там нашел?
– Понятия не имею, – вздохнул Стентон.
– Пузырек опиума и открытку, на которой удалось прочесть только полслова – «дейл».
– Черт!
– Ну, как водится, насыпали на пол порошок, а сегодня утром обнаружили на нем следы.
– Следы принадлежали даме-художнице, – продолжил Уолли, – а в пузырьке оказался никакой не опиум. А средство от поноса.
Вместе с кучкой других корреспондентов он направился навстречу Кенуорду, возвращавшемуся назад по мерзлой пашне.
– Что, собаки нашли труп? – желчно поинтересовался старик-журналист, специализирующийся на криминальных, репортажах.
– Нельзя ли поподробнее узнать о письме миссис Кристи капитану Кемпбеллу Кристи?
Уолли пробрался поближе.
– Что за письмо?
– Надо же, и вы чего-то не знаете, мистер Стентон!
Она написала своему деверю, будто отправляется на йоркширские воды.
– Когда оно было отправлено?
– Отправлено из Лондона, – ответил Кенуорд. – Наутро после ее исчезновения.
– А полиция охотится с гончими по Суррею, – осклабился старик-криминалист.
– Я считаю, миссис Кристи отправила письмо из Лондона, но потом вернулась в Санингдейл, – терпеливо объяснял Кенуорд. – Она ведь попросила секретаря отменить встречу в Беверли – а это же в Йоркшире.
– А может, она передумала? – напирал Уолли.
– Полиция отследила все нити, ведущие на север, – ответил старший инспектор. – Проверены все гостиницы на основных водных курортах. Ни в одной она не зарегистрировалась.
– А если она зарегистрировалась под чужим именем? – предположил кто-то из собравшихся.
– Миссис Кристи там нет. – Кенуорд перешел на крик. – Она здесь!
– Получается, Кемпбелл Кристи нарочно подбросил вам ложные сведения, – доверительно начал Уолли, – чтобы сбить вас со следа?
– Были и другие письма, – отрезал полицейский начальник и повернулся к нему спиной.
Кучка продрогших и разочарованных пинкертонов стала потихоньку рассасываться.
– Самая популярная женщина в стране, – пробурчал один из них. – Все это чистой воды реклама и гонка за популярностью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48