д.
Эта необычная оркестровка придает совершенно своеобразный, тонкий и мягкий свет всей проникающей глубоко в сердце композиции. Особенность этого художественного приема была тонко подмечена Васильевским:
«Одной из особенностей Иоганна Себастьяна Баха является именно то, что с редким художественным чутьем он сумел использовать все те существовавшие в его время музыкальные инструменты, которые были в какой-либо мере пригодны для того, чтобы добиться с их помощью своеобразных звуковых эффектов».
1729
Новая попытка Баха завязать личное знакомство с единственным равным ему современником опять потерпела неудачу. В июне 1729 года Бах, будучи болен, не мог поехать сам, но послал из Лейпцига в Галле к Генделю своего старшего сына, чтобы пригласить к себе композитора, который на короткое время приехал домой из Италии.
«Гендель очень сожалел, что не может поехать к нему; и вполне вероятно, что у него действительно не было достаточно времени для этого. Однако вряд ли следует утверждать, что для искусства тот факт, что эти два великих гения никогда не встретились лично, представляет собой большую потерю. Разумеется, встреча эта могла бы быть очень интересной, и, как видно, желание видеть двух великих музыкантов соревнующимися весьма занимало музыкальные круги Лейпцига».
Форкель пишет об этом:
«Во время второго приезда Генделя в Галле (между 1730 и 1740 годами) Бах находился уже в Лейпциге, но был болен. Однако как только он узнал, что Гендель прибыл в Галле, он немедленно послал к нему своего старшего сына Вильгельма Фридеманна, чтобы тот в самой любезной форме пригласил Генделя к ним в Лейпциг. Однако Гендель с сожалением сообщил, что не может приехать. В третий приезд Генделя домой, в 1752 или 1753 году, Баха уже не было в живых».
Названные Форкелем даты неточны. Последняя поездка Генделя в Германию приходится на 1750 год, так что когда Бах умер, он, вероятно, еще находился в Галле.
15 апреля, в великую пятницу, были исполнены Страсти по Матфею, самое большое и последнее произведение из «Страстей» Баха. Несомненно, что из двух сохранившихся «Страстей» Баха эти последние, написанные Бахом на текст Евангелия от Матфея, являются произведением более грандиозным уже потому, что в них введены два хора (на эту мысль Баха натолкнуло симметричное расположение двойных хоров в церкви св. Фомы); грандиозно это произведение и по глубине выраженных в нем чувств, по благородству мысли. Самые крупные хоры в «Страстях по Матфею» являются, собственно, хоральными фантазиями, в том числе и мощный вводный хор; диалог восьмиголосного двойного хора с драматической выразительностью изображает толпу, бегущую подивиться на зрелище распятия на кресте, хор мальчиков вплетает в этот взволнованный диалог хорал, начинающийся словами: «О, невинный божий агнец».
Первую часть заканчивает грандиозная фантазия: «О человек, оплакивай свой великий грех». Следует упомянуть также замечательную по своей неземной красоте и одухотворенности арию «Смотрите, Иисус простер к нам руку…»., величественная мелодия которой разливает мягкий свет спасительной любви, речитатив «Спустился прохладный вечер», а также заключительный хор, в траурной музыке которого вместе с печалью звучит и вера.
Однако, мы напрасно искали бы какое-нибудь упоминание об этом событии в критике и газетах того времени. В это же время в Лейпциге были исполнены другие «Страсти», сочиненные неким «господином Готлибом Фрёбером», которые в большей степени возбудили интерес лейпцигцев. Однако нет никаких сомнений, что маленькое сообщение, вышедшее немногим позже из-под пера Гербера, касается «Страстей по Матфею» Баха.
«В часовне одного благородного господина собралось много высокопоставленных министров и благородных дам, которые с большим воодушевлением пели по молитвеннику первый псалом «Страстей». Но когда началась эта театральная музыка, все были повергнуты в величайшее изумление, переглянулись и сказали: „Что это может бытъ?» Одна пожилая благородная вдова сказала так: „Боже упаси нас, дети мои! Мы как будто пришли в комическую оперу!»«
Эти возражения против театрального характера церковной музыки, собственно говоря, имели кое-какие основания, так как Бах только следовал голосу времени, когда при переложении «Страстей» на музыку предпочел старому псалмовому, тягучему стилю драматическую форму Броккеса и Себастиани и даже в кантате использовал схему Эрдманна Неймейстера, и, таким образом, он ни в коей мере не противопоставлял себя музыкальным авторитетам своего времени. Но, по всей вероятности, причиной возмущения консерваторов было заимствование из итальянской оперы арии «Da capo» и стиля речитатива кончитато. Пастор Неймейстер в предисловии к своей работе «Церковные кантаты вместо церковной музыки» пишет: «Корочеговоря: кантата – это не что иное, как часть оперы, которая составлена из речитативов и арий»
Один из вождей оппозиции, геттингенский профессор права Иоахим Мейер, в 1726 году опубликовал статью «Некоторые скромные мысли о недавно распространившейся театрализированной церковной музыке», в которой возражает против нововедений в церковной музыке. Еще более энергично и наступательно высказался против внедрения светской музыки в церковную композитор Буттштедт:
«В церковь тащат уже всякий песенный мусор, и чем музыка веселее и танцевальнее, тем больший успех она имеет, так что иногда не хватает только того, чтобы мужчины обняли женщин и пустились бы в пляс между стульями, как танцуют иногда на свадьбах между столами и скамьями».
1730
Оппозиция против Баха возрастает, и его враги становятся все более злобными.
«Протокол заседаний лейпцигского муниципалитета от 2-го августа.
Кантор…… не так ведет себя, как следовало бы, а именно, без предварительного уведомления господина бургомистра он послал группу своих учеников в провинцию. Не попросив отпуска, он уехал и сам, что мы должны запретить ему и за что ему должно вынести порицание.
Господин придворный советник Ланге: Все, что здесь сказали о канторе, соответствует действительности, поэтому можно вынести ему порицание, и это сделает господин Кригель.
Господин придворный советник Штегер: Кантор не только ничего не делает, но даже к– желает давать объяснений по этому поводу; он не проводит уроков пения, на него поступили и другие жалобы. Необходимо изменить положение, надо раз и навсегда покончить с этим, поэтому следует найти какое-то другое разрешение вопроса.
Господин фондовый советник Форн присоединяется к предыдущим предложениям.
Господин Д. Хёлъцер также.
За сим принято решение уменьшить плату кантору.
Господин строитель Д. Фолкнер: согласен.
Господин строитель Крегель: согласен.
Господин синдикус Иоб: согласен, так как кантор неисправим.
Господин строитель Зибер: согласен.
Господин строитель Винклер: согласен.
Господин строитель Гофман: согласен».
«Протокол
заседания лейпцигского муниципалитета от 25 августа.
Доктор Борн, вице-канцлер и бургомистр, докладывает: он говорил с кантором Бахом, который, однако, не проявляет большого желания работать».
Бах сочиняет длинное письмо в свою защиту против плана господ советников уволить его с работы; письмо это озаглавлено так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Эта необычная оркестровка придает совершенно своеобразный, тонкий и мягкий свет всей проникающей глубоко в сердце композиции. Особенность этого художественного приема была тонко подмечена Васильевским:
«Одной из особенностей Иоганна Себастьяна Баха является именно то, что с редким художественным чутьем он сумел использовать все те существовавшие в его время музыкальные инструменты, которые были в какой-либо мере пригодны для того, чтобы добиться с их помощью своеобразных звуковых эффектов».
1729
Новая попытка Баха завязать личное знакомство с единственным равным ему современником опять потерпела неудачу. В июне 1729 года Бах, будучи болен, не мог поехать сам, но послал из Лейпцига в Галле к Генделю своего старшего сына, чтобы пригласить к себе композитора, который на короткое время приехал домой из Италии.
«Гендель очень сожалел, что не может поехать к нему; и вполне вероятно, что у него действительно не было достаточно времени для этого. Однако вряд ли следует утверждать, что для искусства тот факт, что эти два великих гения никогда не встретились лично, представляет собой большую потерю. Разумеется, встреча эта могла бы быть очень интересной, и, как видно, желание видеть двух великих музыкантов соревнующимися весьма занимало музыкальные круги Лейпцига».
Форкель пишет об этом:
«Во время второго приезда Генделя в Галле (между 1730 и 1740 годами) Бах находился уже в Лейпциге, но был болен. Однако как только он узнал, что Гендель прибыл в Галле, он немедленно послал к нему своего старшего сына Вильгельма Фридеманна, чтобы тот в самой любезной форме пригласил Генделя к ним в Лейпциг. Однако Гендель с сожалением сообщил, что не может приехать. В третий приезд Генделя домой, в 1752 или 1753 году, Баха уже не было в живых».
Названные Форкелем даты неточны. Последняя поездка Генделя в Германию приходится на 1750 год, так что когда Бах умер, он, вероятно, еще находился в Галле.
15 апреля, в великую пятницу, были исполнены Страсти по Матфею, самое большое и последнее произведение из «Страстей» Баха. Несомненно, что из двух сохранившихся «Страстей» Баха эти последние, написанные Бахом на текст Евангелия от Матфея, являются произведением более грандиозным уже потому, что в них введены два хора (на эту мысль Баха натолкнуло симметричное расположение двойных хоров в церкви св. Фомы); грандиозно это произведение и по глубине выраженных в нем чувств, по благородству мысли. Самые крупные хоры в «Страстях по Матфею» являются, собственно, хоральными фантазиями, в том числе и мощный вводный хор; диалог восьмиголосного двойного хора с драматической выразительностью изображает толпу, бегущую подивиться на зрелище распятия на кресте, хор мальчиков вплетает в этот взволнованный диалог хорал, начинающийся словами: «О, невинный божий агнец».
Первую часть заканчивает грандиозная фантазия: «О человек, оплакивай свой великий грех». Следует упомянуть также замечательную по своей неземной красоте и одухотворенности арию «Смотрите, Иисус простер к нам руку…»., величественная мелодия которой разливает мягкий свет спасительной любви, речитатив «Спустился прохладный вечер», а также заключительный хор, в траурной музыке которого вместе с печалью звучит и вера.
Однако, мы напрасно искали бы какое-нибудь упоминание об этом событии в критике и газетах того времени. В это же время в Лейпциге были исполнены другие «Страсти», сочиненные неким «господином Готлибом Фрёбером», которые в большей степени возбудили интерес лейпцигцев. Однако нет никаких сомнений, что маленькое сообщение, вышедшее немногим позже из-под пера Гербера, касается «Страстей по Матфею» Баха.
«В часовне одного благородного господина собралось много высокопоставленных министров и благородных дам, которые с большим воодушевлением пели по молитвеннику первый псалом «Страстей». Но когда началась эта театральная музыка, все были повергнуты в величайшее изумление, переглянулись и сказали: „Что это может бытъ?» Одна пожилая благородная вдова сказала так: „Боже упаси нас, дети мои! Мы как будто пришли в комическую оперу!»«
Эти возражения против театрального характера церковной музыки, собственно говоря, имели кое-какие основания, так как Бах только следовал голосу времени, когда при переложении «Страстей» на музыку предпочел старому псалмовому, тягучему стилю драматическую форму Броккеса и Себастиани и даже в кантате использовал схему Эрдманна Неймейстера, и, таким образом, он ни в коей мере не противопоставлял себя музыкальным авторитетам своего времени. Но, по всей вероятности, причиной возмущения консерваторов было заимствование из итальянской оперы арии «Da capo» и стиля речитатива кончитато. Пастор Неймейстер в предисловии к своей работе «Церковные кантаты вместо церковной музыки» пишет: «Корочеговоря: кантата – это не что иное, как часть оперы, которая составлена из речитативов и арий»
Один из вождей оппозиции, геттингенский профессор права Иоахим Мейер, в 1726 году опубликовал статью «Некоторые скромные мысли о недавно распространившейся театрализированной церковной музыке», в которой возражает против нововедений в церковной музыке. Еще более энергично и наступательно высказался против внедрения светской музыки в церковную композитор Буттштедт:
«В церковь тащат уже всякий песенный мусор, и чем музыка веселее и танцевальнее, тем больший успех она имеет, так что иногда не хватает только того, чтобы мужчины обняли женщин и пустились бы в пляс между стульями, как танцуют иногда на свадьбах между столами и скамьями».
1730
Оппозиция против Баха возрастает, и его враги становятся все более злобными.
«Протокол заседаний лейпцигского муниципалитета от 2-го августа.
Кантор…… не так ведет себя, как следовало бы, а именно, без предварительного уведомления господина бургомистра он послал группу своих учеников в провинцию. Не попросив отпуска, он уехал и сам, что мы должны запретить ему и за что ему должно вынести порицание.
Господин придворный советник Ланге: Все, что здесь сказали о канторе, соответствует действительности, поэтому можно вынести ему порицание, и это сделает господин Кригель.
Господин придворный советник Штегер: Кантор не только ничего не делает, но даже к– желает давать объяснений по этому поводу; он не проводит уроков пения, на него поступили и другие жалобы. Необходимо изменить положение, надо раз и навсегда покончить с этим, поэтому следует найти какое-то другое разрешение вопроса.
Господин фондовый советник Форн присоединяется к предыдущим предложениям.
Господин Д. Хёлъцер также.
За сим принято решение уменьшить плату кантору.
Господин строитель Д. Фолкнер: согласен.
Господин строитель Крегель: согласен.
Господин синдикус Иоб: согласен, так как кантор неисправим.
Господин строитель Зибер: согласен.
Господин строитель Винклер: согласен.
Господин строитель Гофман: согласен».
«Протокол
заседания лейпцигского муниципалитета от 25 августа.
Доктор Борн, вице-канцлер и бургомистр, докладывает: он говорил с кантором Бахом, который, однако, не проявляет большого желания работать».
Бах сочиняет длинное письмо в свою защиту против плана господ советников уволить его с работы; письмо это озаглавлено так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22